«Подросток – улитка, вылезшая из раковины»

«Мы такими не были» – сокрушенно восклицают одни взрослые, уверенные, что в трудностях переходного возраста виноваты сами подростки. А еще интернет, друзья, улица и т.д. Другие помнят, что когда-то прошли через этот непростой период взросления сами, и думают, как пережить его вместе с детьми без потерь. В этом «максимальном приближении» мы хотим поговорить о том, как живется современному подростку, какие опасности подстерегают его на пути, где ему искать помощь и где искать помощь его родителям. Как правильно любить это ершистое вопящее чудовище, которое еще вчера было милым ангелочком?

Одной из главных тем российских СМИ стала история, произошедшая в поселке Струги Красные: двое сбежавших подростков из Пскова стреляли в полицию, а потом покончили жизнь самоубийством. Как обычно, после очередной трагедии с детьми общество занялось поиском причин, следствий случившегося и пытается понять, как избежать подобных трагедий в будущем.

Федеральные чиновники самого высокого уровня озаботились реформами психологической службы в школах. Мол, нужно менять подход психологов заниматься только детьми из так называемых неблагополучных семей и не забывать про «скрытое неблагополучие», дискомфорт, отсутствие внимания со стороны родителей. По мнению министра образования РФ Ольги Васильевой, психологов в школах должно быть намного больше, и это должны быть профессионалы самого высокого уровня. Где их вырастить, как оплачивать их услуги и как психологам добиться доверия со стороны подростков, которым о своих проблемах сейчас проще написать на форуме, чем рассказать специалисту или позвонить на телефон доверия?

Вновь стали обвинять быстро развивающиеся информационные технологии, телевидение и интернет. Одна маленькая победа над ним уже состоялась – недавно был арестован создатель суицидального паблика в «ВКонтакте» Филипп Будейкин, известный в соцсети как Филипп Лис. Но гарантирует ли это, что после закрытия одной «группы смерти» не появится другая и мы не узнаем о новых жертвах? Взрослые приходят к мысли о строгом контроле над поведением ребенка в сети, вплоть до полного запрета. Но возможно ли закрыть, исключить из жизни интернет для тех, кто практически с рождения в нем живет и для кого реальный мир намертво спаян с виртуальным?

Конечно, сложности и проблемы с подростками были всегда. Например, портал «Мел» недавно задался вопросом: «Почему российские подростки такие несчастные?». И один из комментаторов там ответил: «Нормально в 14–15–16 лет не знать, чего ты хочешь и кем ты будешь; нормально хотеть попробовать «взрослой жизни», получать проблемы от этого, но упорно туда лезть».

Екатерина Кибкало, детский и подростковый психолог, консультант Центра консультативной психологии «Радость жизни»:

ДАВАЙТЕ СЛУШАТЬ СВОИХ ДЕТЕЙ! УЧИТЕЛЕЙ У НИХ ХВАТАЕТ

Что из себя представляет человек в подростковом возрасте? Начинаются физиологические изменения организма, тело начинает расти, гормоны – бурлить, но этот процесс отделен от сознания. Что с ним происходит, подросток не понимает, импульсов масса, возможностей мало.

Психологическая особенность этого возраста – желание соединиться с ровесниками и отделиться от взрослых. Но это практически невозможно – денег ребенок не зарабатывает и очень зависит от родителей. При этом подросток не осознает опасностей жизни и страха не ведает. По сравнению с первоклашкой он супергерой, а ему нотации читают! Ну, или ему так кажется про нотации – под воздействием гормонов у подростков изменяется восприятие мира. Начинает грубить родителям, хотя раньше спокойно с ними соглашался.

С его новым – выросшим – телом ему сложно вписываться в пространство, он постоянно налетает на углы и косяки. Он бежит там, где надо спокойно идти, и не понимает, почему он это делает. Улыбку взрослого он может принять за ухмылку. Вот так выглядит мир для подростка. И своих сверстников они видят точно так же, поэтому они друг для друга могут быть небезопасны. При этом клетки мозга, отвечающие за самоконтроль, формируются только к 12 годам, а полноценно работать начинают к 21 году, поэтому подросткам очень сложно себя контролировать.

Я всегда говорю родителям, что подросток – это как улитка, вылезшая из раковины. Давление в привычном месте способно вызвать бурную, необузданную реакцию. Там, где на пяти– или восьмилетнего ребенка можно было прикрикнуть, или заставить, или поставить в угол, и это срабатывало, теперь не срабатывает. Что очень удивляет родителей. Они, как и их выросшие дети, не готовы к переменам.

Учителя тоже не готовы учитывать эту психологию. Подросткам, так утверждают все психологи и физиологи, очень сложно спокойно высидеть 45 минут урока. Они не могут статично находиться в пространстве больше 20 минут. Так у них работает тело. Энергия требует выхода, а тело – движения. Хоть кто-нибудь в школе это учитывает?

В подростковом возрасте ярче проявляются какие-то особенности личности. Быстрые ускоряются, медленные замедляются, интроверты замыкаются в себе и днями сидят в своей комнате, экстраверты пропадают на улице, забывая про уроки, и могут даже убегать из дома. Но им всем надо этот период пережить, перебеситься и прийти во взрослую жизнь. Если кто-то не бесится в этом возрасте, это не лучше – потом настигнут проблемы во взрослой жизни. И вот это «неадекватное», как любят говорить взрослые, поведение – оно как раз-таки адекватное. Неадекватно ведут себя взрослые, которые не понимают, что происходит, и не регулируют степень своего нажима.

Совсем не предъявлять нормативных требований к подросткам мы не можем. Вопрос в том, как это делать. Поэтому нужно разумное разговаривание, договаривание, слышание и слушание, сопереживание своему подростку. К сожалению, многие родители к этому совершенно не готовы.

Они ко мне приходят с запросом «почините мне ребенка», а сами уходят от любого контакта, даже со мной.

При этом «сопереживание» не означает ослабление требований. Например, можно сопереживать своему ребенку, что он останется без какой-то очень нужной ему вещи, потому что на нее нет денег. Можно сказать: мне очень жаль, я понимаю, как тебе бы этого хотелось, и мне бы тоже хотелось, чтобы эта вещь у тебя была, но...

Можно разговаривать о своих проблемах, но не в духе – «ты ничего не понимаешь, сел мне на шею и ножки свесил», а так, как бы вы говорили с равными себе – «мы с папой тоже люди, у нас тоже есть мечты, и так как в семье зарабатываем деньги мы, то мы имеем право на то, чтобы исполнить сначала свою мечту». Поверьте, подростки все очень хорошо понимают, когда ты с ними вот так разговариваешь.

Родитель ребенку должен бескорыстно протягивать открытую, принимающую руку помощи. И при этом быть готовым к тому, что ребенок ею не воспользуется. Гордитесь, что он справляется сам. Поверьте, когда его прижмет по-настоящему, он за вашу руку схватится, если, конечно, рука была протянута без оговорок. Любая попытка поиметь с этой помощи бонусы разрывает контакт. Но любовь вашего ребенка к вам так сильна, что в одну секунду этот контакт разорвать нельзя – должна накопиться критическая масса, в течение трех-пяти лет. Если вы его унижаете, не видите его чувств, переживаний, не делите с ним его увлечений, то тогда, скорее всего, он пойдет искать поддержку на стороне. И нет гарантии, что поддержку ему не окажет кто-то из секты или группы смерти.

Есть такая книга «Пять путей к сердцу подростка», там прописаны очень важные вещи. Меня в ней восхитил пример одного папы, который вместе с сыном стал учить английский, потому что тот увлекся английскими и американскими рок-группами. Он слушал эту музыку, учил слова, ходил с сыном на концерты. Ребенок перерос увлечение музыкой, но стал переводчиком с английского языка. Но это такой редкий случай! Да, не у каждого родителя найдется ресурс проникнуться увлечениями детей. Но в таком случае первое, чему нужно научиться, – это не давать оценок. Не говорить, что они тратят время на ерунду. А сопереживать даже в том, что вам кажется неважным.

Надо всегда помнить: основная функция семьи – это защита, поддержка и любовь. Не контроль, не морализаторство, не поучения. Учителей у него хватает в жизни и без вас, а вот любить, поддерживать и защищать вашего ребенка кроме вас некому.

Я не кот Шредингера, я существую

Рассказ девушки-подростка, которая боится реакции родителей на свои проблемы и переживания

Мы сидим с ней за столиком в кафе. Она спросила «а можно кофе?», и мы пьем кофе. Обычная девочка из обычной, даже нет – из благополучной российской семьи. Ей пятнадцать, она просит не указывать в тексте ее имя. Но при этом очень хочет рассказать, как живется современному российскому подростку. И она рассказывает.

Тяжкая проблема – это учеба и экзамены. Вот тебе, дружочек, ГИА, вот ОГЭ, вот ЕГЭ. Я учусь в девятом. Выбрать гуманитарный или математический профиль в старшей школе надо уже сейчас, понимать, в какой ты вуз хочешь пойти и на какую специальность, надо уже сейчас. Чтобы тебя обтачивали на нужные предметы. Я хотела поступать на истфак. Мне нравится археология и скандинавская мифология. А в семье у меня все физики и математики. Я поделилась планами с бабушкой, в ответ услышала – «ты не сможешь, ты не сдашь, туда поступают только медалисты, зачем тебе эта копеечная профессия? Иди на программиста». И я теперь в полном раздрае. Вот если бы родители со мной сели, и мы смогли вместе обсудить плюсы и минусы разных профессий. Мне было бы проще. Наверное, если бы семья была сплошь гуманитарии, меня бы не пустили на физфак.

Мне часто говорят, что у меня возможностей выше Эвереста. Но я не очень верю. Когда ты сомневаешься в чем-то и говоришь – я, наверное, не смогу, родители всегда говорят – да, ты не сможешь.

Я уши проколола всего три месяца назад – ни у бабушки, ни у мамы уши не проколоты, и мне тоже запрещали это делать. Я требовала у мамы аргументы – почему нельзя, а она уходила от ответа. Еще я хочу коротко постричься и проколоть губу, это же чистая биология – волосы не руки, отрастут. Но мама против.

Первые отношения у меня были с мальчиком. Но там всё не очень хорошо закончилось. Он меня домогался, я не хотела, в общем... Об этом я родителям тоже никогда не расскажу. Боюсь, скажут – сама виновата.

Еще не расскажу про то, что у меня есть девушка. Родители гендернонормативные и просто этого не поймут.

Бывает, ты приходишь из школы злой или грустный, потому что твои одноклассники не самые хорошие люди. А тебя с порога спрашивают – что случилось опять? Двойку получила? Если пытаешься рассказать про конфликт в классе, говорят, что ты просто спекулируешь. И дома ты больше не поднимаешь эту тему.

Я боюсь реакции родителей на какие-то мои проблемы и переживания. Осуждения боюсь.

Если на тебя наругалась мама, то ты не можешь пожаловаться бабушке. А если бабушка наругалась, то маме не скажешь. Не помогут. Не поддержат. Не выслушают. И ты просто молчишь, и это больно.

Я живу у бабушки и дедушки, потому что от них удобнее ходить в школу. Дома у родителей бываю редко. Но в моем доме, в моей комнате мне уютно. У меня там есть старый проигрыватель и виниловые пластинки – Beatles, Queen. Там мне и уроки делать не в лом. У бабушки квартира после ремонта. У меня в ней есть своя комната, но там даже на стенку ничего повесить не разрешают – жалко новые обои. И мне всегда говорят, что комната эта не моя, что я просто тут живу. Мне там плохо, и я там всегда засыпаю днем.

Мой дед не работает, сколько я себя помню. И поэтому он меня с первого класса всё время контролирует. В первом классе заставлял переписывать черновик по двадцать раз, чтобы вся домашка была без ошибок. Мне тогда купили первый телефон, и я каждый день писала маме или папе смс – «заберите меня отсюда».

Или бывает так: ты приходишь домой радостная – ты самая первая в классе решила олимпиадную задачу и прошла в следующий тур. Рассказываешь, а в ответ слышишь – что, всего одну? Ты что, больше не можешь?

Так я перестала делиться своими успехами. Потому что успехам твоим не радуются, а за неудачи наказывают – отнимут что-нибудь или не пустят гулять.

Иногда мы с друзьями шутим – вернем 2007-й, движение эмо. Правда, многие ребята из-за того, что их не слушают и не видят, начинают пить, курить, употреблять какие-то вещества. Это не от тоски. Это от безвыходности: у тебя эмоции сворачиваются внутри в клубок, тебе больно, хочется биться головой о стену. Взрослые в таких ситуациях как расслабляются? Бухают.

Конечно, это очень мило – собраться за столом всей семьей в воскресенье. Ровно до тех пор, пока не начинается обсуждение того, что плохого я сделала за неделю. И начинают говорить обо мне в третьем лице, как будто меня рядом нет. А ты сидишь такая – я тут, я существую, я не кот Шредингера.

Мои родители часто требуют, чтобы я их все просьбы беспрекословно выполняла. Естественно я этого не делаю – или забываю, или у меня есть другие дела, которые я не могу отложить. С моими личными делами они считаться не хотят. Часто они говорят, что им нужна моя помощь в хозяйстве, потому что это общее и семейное, а ты часть семьи. Если ты помогать не хочешь – ты сразу неблагодарная. Я могу помочь, но вот так – не хочу.

В лагере я попала в отличную компанию – у нас всегда было мило, уютно, лампово. Играли на гитаре, на укулеле, на флейте пиликали.

Я часто езжу из дома в дом. И поэтому забываю учебники или тетрадки. Когда такое часто происходит, учителя перестают тебя уважать. Пожаловаться ты не можешь. Ты же сама виновата. Но ты и так это знаешь, не надо меня тыкать в это носом. Это неприятно, ребята.

Мне нравится коллекционировать разное старье. Иногда я хочу стать инженером, чтобы это старье чинить.

Когда на человека не обращают внимания, когда ему не очень по жизни, бывает, хочется закрыться в комнате и что-нибудь с собой сделать. И мне этого хотелось. Вот ты сидишь в комнате, на тебя только что наругались, обозвали самыми ужасными словами, просто унизили, и что делать? Если это учителя, то с этим проще – их можно игнорировать. Но если это твои родители, твои самые близкие люди? Хорошо, что мне есть куда уйти, я иду к своей девушке.

У одной моей подруги просто шикарные отношения с мамой. Ее мама никогда не кричит. Она либо просто выслушает, либо поможет советом. Да, Юлька может скатиться по учебе, но она говорит об этом маме! А мама ее не ругает. Они просто садятся рядом и думают, что делать. Я бы тоже так хотела.

«Как мало мы о них знаем»

Взгляд чиновника и общественника на сложности переходного возраста

Владимир Чернобровкин, председатель комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав при правительстве области:

В ШКОЛЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ ОДИН ПСИХОЛОГ НА 12–15 УЧЕНИКОВ

Трагедия в Пскове свидетельствует о том, как же все-таки далек подростковый социум от родителей и как мало мы о них знаем. Конфликт между родителями и детьми перешел в суицид, которого в Пскове никто не ожидал, и вскрыл проблемы, о которых мы сейчас должны думать. Это, в первую очередь, нестыковка действий социальной сферы и правоохранительных органов. Обнаружилось, что в России вообще нет технологии, как нам всем слаженно работать, когда ребенок в агрессии использует оружие. Когда эту проблему управленческо-технологического характера удастся разрешить – пока неизвестно, потому что разработка мер только началась.

Я поддерживаю министра образования России Ольгу Васильеву, которая заявила о том, что надо укреплять службу психологов в школе, а не просто содержать формальную должностную единицу. Потому что если уж родители не увидели у своих детей тревожности – может быть, есть еще шанс, что третий человек, абсолютно независимый от родителей и подростка, увидит, что на душе у подростка творится что-то неприятное, непонятное, увидит, к чему это может привести, и сможет использовать свои профессиональные психологические приемы. Это медиативная технология – примирение между ребятишками, примирение между ребятами и родителями, способ увести от крайней черты на более позитивный лад поиска решения проблемы без суицида и оружия. Все психологи должны иметь психологическое образование (специальных курсов повышения квалификации явно недостаточно), а багаж полученных знаний подкреплять практикой.

И это не должен быть один психолог на сто, пятьсот учеников в школе, как сейчас (он ничего там не делает, а занимается чисто формальными обязанностями вроде проведения контрольного тестирования). Специалисты нужны для того, чтобы отслеживать динамику развития поведенческого характера, развития личности у подростка, должен работать один психолог на 12–15 человек. Подсчитайте, насколько нам нужно укреплять службу психологов!

Алексей Несмашный, директор автономной некоммерческой организации «Центр развития гражданского общества», общественный помощник Уполномоченного по правам ребенка Саратовской области:

ПЕРВОПРИЧИНА ВСЕХ БЕД – ИНФОРМАЦИОННОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ

Я считаю, что первопричина бед, связанных с детьми и подростками, – информационное воздействие. Когда у подростка кризис внутри, он начинает искать единомышленников в интернете и наталкивается на сообщества с разрушительным контентом. Кроме того, сегодня благодаря техническим средствам мы становимся немыми участниками происходящего. Если раньше мы могли бы прочитать о трагическом происшествии в сводке новостей, то сегодня трансляция в Перископе подводит к состоянию соучастия. А что делали интернет-наблюдатели за происходящим под Псковом? Они подбадривали. Мы видим, что дети совершенно не понимают всего ужаса происходящего. Состояние игры, иллюзорность пространства, рождающие ощущение безнаказанности, и толкает на такие поступки.

Начиная с января этого года совместно с уполномоченным по правам ребенка области в рамках проекта «Информационная гигиена» мы проводили родительские собрания в школах города. Рассказывали об информации, доступной детям в сети, способной разрушить их неподготовленную психику, о том, как контролировать и защитить ребенка в виртуальном мире. Родители, обеспокоенные поведением своих детей, обращаются к нам за советом. Сейчас этот проект дорабатывается, в следующем году он будет расширен и продолжен.