Ольга Малетина: Мы – как бригада скорой помощи или МЧС
Мы беседуем в маленькой комнате, куда еле влезают два рабочих стола и несколько стульев для посетителей. Время от времени звучит тревожная мелодия звонка, но чаще разговор наш прерывается из-за приходящих гостей, и общение происходит без звука. На более чем три тысячи глухих в нашей области приходится всего десять сурдопереводчиков. Об особенностях столь редкой, но незаменимой профессии рассказывает заместитель председателя саратовского регионального отделения Всероссийского общества глухих, переводчик «Центра сурдопереводческих услуг» Ольга Малетина.
– Ольга Юрьевна, расскажите, в чем заключается ваша работа?
– Сурдопереводчик сопровождает неслышащего в различных ситуациях – например, в суде, в больнице, в банке и так далее. В «Центре сурдопереводческих услуг» мы работаем по договорам, заключенным с министерством социального развития (по закону людям с проблемами слуха полагается 40 часов сурдопереводческих услуг в год), а также оказываем платные переводческие услуги. Во Всероссийское общество инвалидов по слуху, где только одна штатная единица переводчика, обращаются тогда, когда бесплатные часы закончились, денег нет, а помощь нужна срочно.
Рабочий день у нас официально нормированный, с девяти утра до половины шестого вечера. Но мы можем отправиться к милиционеру, в больницу и в восемь вечера, а принять звонок от подопечного – и в самое позднее вечернее время. Я иногда в шутку называю нас бригадой скорой помощи или МЧС. Когда спокойно – значит, всё хорошо, но в некоторые моменты нас буквально разрывают на части!
Недавно, в сентябре, закончился проект в рамках выигранного президентского гранта: была организована круглосуточная диспетчерская служба с возможностью юридической поддержки. Четыре человека были на видеосвязи в любое время суток (у нас даже кровать в Обществе глухих стояла). Сейчас мы снова подали заявку на конкурс, результаты будут объявлены в декабре. С людьми, которые к нам обращались, связи не теряем. В рабочее время с девяти утра до шести вечера мы можем их обслужить. Это дополнительная забота, для нас не слишком обременительная.
– Вы сказали про сорок бесплатных часов в год – какое число сопровождений сурдопереводчика укладывается в этот лимит?
– Поделим 40 на 12 месяцев – грубо говоря, это три, реже четыре часа в месяц. А что такое три часа? Полчаса в пути туда, полчаса обратно – уже минус час. Просидел в больнице в очереди час – остается полчаса полезного времени. Это очень, очень мало!
Когда у глухого истекает полагающееся по закону бесплатное время, он пользуется платными услугами. У нас в Саратове платные услуги сурдопереводчика стоят в среднем 350 рублей за час. Это довольно дорого. У молодых людей с третьей группой инвалидности, если нет работы, пенсия всего 7,5–8 тысяч рублей; у людей пожилого возраста – в среднем 15 тысяч рублей. Заплатить за квартиру, купить продукты и медикаменты – не остается ничего.
– По каким вопросам люди с проблемами слуха просят вашего участия чаще всего?
– Мы помогаем в решении абсолютно всех вопросов, с которыми сталкиваются обычные люди. Мы разъясняем неслышащим их права, новшества в законодательстве, льготы, на которые они могут претендовать. Иногда приходится консультироваться с чиновниками, если мы не знаем ответа на тот или иной вопрос.
В этом году получилось так, что мой коллега Илья Павлович Хахулин стал частым посетителем судебных заседаний – сопровождает одно затянувшее дело. Я же в этом году чаще сталкивалась с обменом, продажей жилья, оформлением ипотеки.
Ну, больницы в нашем графике есть всегда, от этого никуда не денешься... Единственное, что смущает уже долгое время: в больницах тяжело настроить систему приема больных. Например, часто бывает, что талончик дают на определенное время, но врач не успевает принять, и мы с глухим сидим в очереди за дверью часами. А минуты бегут... Мы просим пропустить нас вне очереди – кто-то идет нам навстречу, а кто-то занимает принципиальную позицию: мол, прием нас без очереди ущемляет права других пациентов. Я тогда объясняю: в нашем случае истекает время глухого больного, и я не успеваю к другому глухому, который меня ждет. Мы как-то поднимали этот вопрос у министра здравоохранения области Жанны Никулиной – она ответила, что у глухого нет привилегии быть обслуженным вне очереди. Единственное, в том случае, если врач слишком затягивает время, она посоветовала обратиться к главврачу – процесс несколько упорядочится.
Также часто обращаются по вопросам миграционного характера. Вот пример: семейная пара, познакомились по интернету, мужчина родом из Индии. Если иностранцу для получения гражданства требуется сдать экзамен по русскому языку, то иностранцу с проблемами слуха – на русском жестовом языке. И с такими проблемами столкнулись. Сдали! Несколько обратившихся человек приехали из Украины.
– Неужели остался кто-то из беженцев Донбасса?
– Насколько помню, нет. Например, один мужчина приехал из Западной Украины с паспортом СССР! Он родился здесь, уехал в Украину, там женился, но за это время не поменял паспорт! Сейчас он получил вид на жительство, мы долго к этому шли. Следующим этапом будет оформление документов на гражданство.
Но, пожалуй, в этом году самой важной темой стало трудоустройство. Мы всем звоним, звоним, звоним – ищем работу. Сейчас я договорилась с Лилей Поповой, которая переехала в Питер и устроилась там кассиром в супермаркет, в десять часов вечера выйти на видеосвязь (в рабочее время ей пользоваться телефоном нельзя), чтобы помочь ей забрать и отправить документы с прежней работы.
– А как в целом обстоит дело с трудоустройством инвалидов по слуху?
– В крупных городах вроде Москвы и Питера устроиться легче, чем в Саратове. Те, кто моложе, стараются уехать отсюда искать работу в больших городах. В нашем городе и здоровым, полностью дееспособным людям тяжело устроиться, а глухим вообще проблематично. Казалось бы, работа уборщицей не требует специальных компетенций, но и таких вакансий не найти. Работодатель не хочет тратить свое время на общение с глухим посредством переписки. И всё же потихоньку мы стараемся что-то найти. Например, Анатолий устроился газоэлектросварщиком, теперь ездит вахтовым методом работать в Белгород.
– Сейчас много говорят про инклюзивное образование. К детям с проблемами слуха эта модель применима?
– Есть разделение по степени потери слуха. Если потеря слуха небольшая и возможна коррекция слуховым аппаратом, то ребенок учится в обычной школе. Если ребенок абсолютно глухой – инклюзивное образование не про нас. Есть также дети с кохлеарными имплантатами – я, конечно, не специалист, но я видела, что если детишкам-кохлеарникам поставить имплантат и с ними не заниматься (а заниматься нужно раз в 50 больше, чем с обычными детьми), то толку не будет. Получается, в обычном образовательном учреждении он не получит должного внимания. Поэтому мы особо не ратуем за инклюзивное образование. Здесь всё очень индивидуально. Если слепой может слушать лекции и пользоваться азбукой Брайля, то глухому, как правило, нужна помощь стороннего человека – сурдопереводчика.
Наши слабослышашие и глухие стремятся получить образование и поступают в средние специальные и высшие учебные учреждения. Было бы хорошо, если бы были люди, которые помогали бы таким студентам в учебных заведениях. Во всем мире есть волонтеры-тьюторы, у нас же такое движение пока не развито. Есть необходимость в волонтерах и на мероприятиях. Иногда, когда нас приглашают на крупные мероприятия (например, на концерт, приуроченный к декаде инвалидов), переводчиков не хватает в принципе. Также требуются люди, которые встречали бы и показывали, куда идти и т.д.
– Какие формы досуга доступны в городе людям с нарушением слуха?
– Два раза в месяц они собираются в зале Общества глухих: здесь проходят лекции, люди между собой общаются, вместе смотрят передачи и фильмы. Грамотные читают газету и доносят до группы суть информации. Ведь бывают старенькие люди, которые интересуются политикой, умеют читать, но не всегда правильно улавливают смысл – в коллективе могут пояснить, можно обсудить наболевшие темы. Часто любят обсуждать сериалы. Неслышащие – особенный народ, но в то же время их беспокоят практически те же вопросы, что и нас, слышащих людей.
– Кстати, о телевидении. Сейчас ведь не так много передач на федеральных неспециальных каналах сопровождается субтитрами, уже давно исчезло окно сурдоперевода...
– Говорят, что для телетекста должно быть специальное цифровое оборудование, либо должен накладываться текст, но сетуют на недостаток финансирования. Раньше была ставка сурдопереводчика в ВГТРК, теперь ее нет: кто-то говорил, что вроде бы слышащих людей отвлекает то, что человек в окошке постоянно жестикулирует.
В интернете много контента с субтитрами. Технические возможности ширятся. Правда, не у всех есть возможность приобрести те или иные гаджеты. То, чем обеспечивают глухих, – имею в виду технические средства реабилитации, – это самый дешевый телефон с возможностью отправки смс-сообщения; там не предусмотрена камера, он не поддерживает интернет, чтобы пользоваться мессенджерами. А старшему поколению, как правило, тяжело освоить новые технологии. Мой папа, например, умеет писать смс-ки, но планшетом и ноутбуком я пока не могу научить его пользоваться.
– Если вошло в обиход какое-то новое слово, как его выразить при помощи жестов?
– Вот у нас глухие и придумывают для него обозначение, начинают внедрять в жизнь. Для тех же слов «смартфон», «ноутбук», «интернет» когда-то были придуманы жесты. Нельзя сказать, где появился и кто придумал тот или иной жест – посредством того, что глухие общаются между собой, они приходят к какому-то одному единому жесту, который устраивает всех.
– А вообще, сколько жестов существует в природе?
– Как пишут в учебниках, есть около 1400 основных жестов. Но сейчас их, конечно же, гораздо больше. Если слово сложно объяснить жестом, его поясняют пальцами по буквам.
Помимо жестов приходится использовать мимику лица и телодвижения, которые помогают ярче выразить то или иное понятие. Как стихотворение можно прочитать монотонно или выразительно, так и жестовым языком можно показать ту или иную идею менее или более эмоционально, изобразительно, живо. Есть ведь, как вы знаете, песенный жестовый язык – он чуть-чуть отличается от разговорного, для того чтобы быть понятным и артистичным. В песнях, стихах, спектаклях звучит не менее красивый жестовый язык, чем вербальный.
– Отличается ли язык жестов в разных регионах России?
– Есть единый русский жестовый язык, который получил статус государственного языка в 2010 году, но есть и территориальные различия. Например, колбасу могут показать по-разному в разных регионах.
– А иностранного сурдопереводчика вам будет сложно понять?
– Сложновато. Но гораздо проще, если бы я, не зная традиционный иностранный язык, пыталась его разобрать.
– Где можно получить образование сурдопереводчика?
– В России есть всего несколько учебных заведений, где обучают профессии сурдопереводчика: в Москве, в Павловске под Санкт-Петербургом, в Новосибирске и Казани. У нас в Саратове я преподаю два раза в неделю студентам-дефектологам педагогического института. Одновременно ребята ходят в школу волонтеров-тьюторов, где мы даем базовый курс языка жестов.
Обычно же в эту профессию приводит судьба, и связано это с семьей. Мои родители оглохли в результате приобретенного заболевания – с детства я переводила им, а уже потом стала профессиональным сурдопереводчиком.
– Привлекает ли такая профессия молодых?
– Им сначала интересно. Есть в этой профессии определенная романтика... Но в итоге остаются те, кто действительно прикипел, почувствовал призвание. По карьерной лестнице здесь не продвинешься, много денег не заработаешь (как правило, наша зарплата выходит на уровне 10–15 тысяч рублей).
Самое главное, работа сурдопереводчика основана на общении с людьми, что само по себе непросто и налагает большую ответственность. Терпение здесь особенно важно. Бывает, мы устаем, иногда обижаемся, иногда раздражаемся... Нужно, чтобы человек поверил тебе, ведь глухие люди довольно замкнуты и не каждого могут впустить в свой мир. И потом, они очень хорошие психологи: чутко улавливают твое настроение, видят, если у тебя что-то произошло, могут пожалеть и посочувствовать. Нас-то они уже вообще давно изучили, потому что мы здесь смолоду. В этом году исполнилось 28 лет, как я здесь работаю.