Забивака и другие герои
– Ты чего такой счастливый, аж светишься весь? – такими словами внук приветствовал меня, заглянув ко мне холодным октябрьским вечером.
Я не поспешил с ответом, посмотрел на него с видимым превосходством, потом лишь сказал, подчеркивая каждое слово:
– Я Радаева видел!
– Да ты что! – на минуту мне показалось, что удивление моего внучка какое-то фальшивое, но вида я не подал, а он продолжал:
– Живого?
– Да ты что говоришь-то?
Внучок пошел на попятную:
– Я имел в виду – по телевизору или как?
– Да как тебя видел – близехонько. Народный весь такой, простой – курточка кожаная, штаны синие, как у тебя, кеды...
– Наверное, кроссовки, – уточнил он. – И где же тебе, дед, такое счастье подвалило?
Мойва тоже рыба
Я рассказал, как утром в прошлую субботу сосед Петрович предложил поехать с ним и сыном на ярмарку на главную площадь. Уточнить надо, что разругавшись с Петровичем и другими мужиками на почве внутренней политики, я с ними потом помирился. Уже на почве политики внешней мы решили вместе дать отпор проклятым пиндосам, которые суют нос в наши дела. Ну вот и поехали на ярмарку. Петрович делся куда-то, а я по рядам ходил, смотрел, что и почем там продают.
– Колбасу не покупал? – с неожиданной тревогой спросил внук.
– Финансов моих на колбасу не хватает, – признался я.
– Вот и хорошо, – вдруг обрадовался внук, – а то лечили бы тебя сейчас, слышал – в нашей колбасе нашли свиную чуму?
– Американцы, наверное, подсунули, – предположил я, но внук только махнул рукой:
– Ты давай про Радаева рассказывай.
Я и продолжил:
– Иду, вдруг смотрю – идет наш Валерий Васильевич, простой такой, в курточке кожаной...
– Про курточку ты уже говорил, дальше-то что было?
– Один идет практически, ну, человек пять с ним, и эти – с фотоаппаратами. Походил, огляделся, к товарам приценился – все было дешево, и сказал... Я, жалость какая, тетрадь свою забыл и потому записать не смог, но смысл был такой, что по местной рыбе у нас все в порядке, теперь будем работать по мясу.
– Ага, фрезеровщиками по телятине, токарями – по свинине, – непочтительно перебил меня внук.
Ответил ему жестко:
– Я эту шутку еще в ФЗУ слышал, придумал бы чего поновее.
– Так ты купил себе чего? – спросил внук. – А то утомил уже своими похождениями.
– Тут понимаешь какое дело, я же с товарищем Радаевым рядом стоял, слышал, какую цену ему торговки называли – очень даже хорошую цену. А вот когда ушел он, я приценился, и вдруг все стало дороже. Но рыбу купил. Пожарить только не успел.
Полез в холодильник и показал ему миску с рыбой.
– Дед, так это же мойва. Она у нас не водится.
– И что? Мойва разве не рыба?
– Рыба, рыба, – примирительно ответил внук, – только у нас не водится.
Воспользовавшись моментом, я решил попросить его:
– Давай в Маркс вместе съездим.
– А что там делать? На провалы уличные смотреть?
– Да нет же, – досадливо возразил я, – там будут проводить фестиваль пива.
– Будвайзер, гиннес? – спросил непонятно внук, но я все же догадался, о чем речь, и ответил:
– Нет, местное.
Внук поморщился.
– И потом, – продолжал я гнуть свою линию, – там глава знатный. И фамилия у него, как ракета называется – Тополь.
– По-моему, тополь это дерево, – ответил внук. И я так и не понял, согласился он ехать на пивной фестиваль или нет.
В очках Эдгара Давидса
Тем временем чайник вскипел, я его на газе грел – так дешевле выходит. Внук все порывался мне электрический подарить, но я отказывался. Заварил чай – заварку внук с собой принес, сели за стол. Начал я издалека.
– Помнишь, ты мне статуи товарищей начальников подарил?
Внук, увлеченный чем-то своим, кивнул головой, а я продолжал:
– Нет ли там новых поступлений?
– А тебе кто нужен? Якунин или Сурков?
– Нет, мне волк нужен.
– Какой волк? Серый? – внук с удивлением посмотрел на меня.
– Ну что ты, такой... – я запнулся, подбирая слово, – такой отсталый. По телевизору же показывали, что сувениром нашего чемпионата мира будет волк.
– А-а-а, понял, только не сувениром, а талисманом. Ты лучше скажи, у тебя слово «волк» какие ассоциации вызывает? Не понял? Ладно, попробую проще. Вот слышишь – волк и хочешь продолжить, что скажешь?
– Ну что скажу? Волчара позорная, – совсем непроизвольно вырвалось у меня.
– Вот и я об этом. Ни в одной русской сказке нет хорошего волка, все они злодеи. То сожрут чего, то украдут. Даже в мультике «Ну, погоди!» волк балбес и тунеядец. А тут еще волк – футболист – босиком, но в очках. Почему в очках-то? Был такой голландский футболист Эдгар Давидс, он в очках играл, так у него зрение было очень плохое. А наш волк тоже слабовидящий? И кличка у него Забивака – что забил, на кого забил? Ерунда какая-то.
Я решительно пресек этот поток клеветы.
– Не смотришь ты телевизор и ничего не понимаешь. Знак нашей страны какой? Медведь! Он и у партии нашей тоже.
– Не очень симпатичный у вас тотем, – не преминул он вставить реплику, которую я не понял совсем. И продолжал свое:
– Сам знаешь – многие народишки в мире распустились, не слушаются нас. Да и внутри страны всякие, вроде тебя, голову поднимают. Вот и было придумано послать нашему русскому медведю усиление – направить волка ему на подмогу.
Внук посмотрел на меня, покачал головой и сказал – опять непонятно:
– Никогда не думал, каких зияющих высот может достичь наша геополитика.
Айсберги, Вайсберги, всякие там Райкины
Молча выпили по второй. Уточняю – по второй кружке чая, а не того, что пьют уважающие себя люди стылым октябрьским вечером. Подумав немного, я осторожно перешел к интересующей меня теме:
– А вот скажи мне, ты часто в театр ходишь?
– Хожу время от времени, смотреть-то особо нечего.
– Ну и как, много там педофилии, оскорблений чувств, других безобразий? Выступает ли там актер Панин?
– Нет, не видел там ничего такого.
– А режиссеров каких знаешь? – продолжал упорствовать я. – Вот Райкина, например, знаешь?
– Константина? Лично, понятно, нет. А так знаю. Театр «Сатирикон», в кино снимался много.
– Так вот – он дьявол!
Внук мой оторопел. Внимательно посмотрел на меня, спросил коротко:
– Откуда узнал?
Похоже, он совсем не следит за политической жизнью в стране. Пришлось просвещать:
– Великий патриот земли русской Александр Сергеевич Залдостанов так сказал...
– А-а-а, этот велосипедист, – как-то пренебрежительно отмахнулся он, но я продолжал:
– Да, именно так и сказал: «дьявол, соблазняющий свободой». ( Это я в заветную тетрадь заглянул.) И дальше там так – «эти райкины хотят превратить страну в сточную канаву, по которой текли бы нечистоты». Райкины-Шмайкины, – последние слова я уже от себя добавил.
Внук неожиданно поддержал меня:
– Это мы понять можем. Все Айсберги, Вайсберги, Айзенберги, всякие там Рабиновичи.
(Несчастный наш автор в очередной раз не понял, что не поддерживает его внук, а троллит словами из «Золотого теленка». – Ред.)
Обрадованный тем, что нашел неожиданно единомышленника, я продолжил:
– Знаешь, к Араму Ашотычу племянник приехал, Рафик его зовут, молодой такой, образованный, на журналиста в ветеринарном техникуме учится. Так вообще всю правду про это рассказал, да так складно, что я тоже в тетрадь переписал: «Константин Райкин рижский еврей, который хорошо устроился по жизни через папаню по линии минкульта. Как артист он никто. Не нравится ему Сталин, пусть начнет с того, что откажется от папкиной квартиры, выданной еще Хрущевым». (На самом деле это слова креативного директора LifeNews Рубена Зарбабяна. – Ред.)
Внук как-то даже ссутулился, поник, а потом тихо так сказал мне:
– Ты знаешь, дед, мне все чаще кажется, что артист Панин с собакой (я густо покраснел) не такой уж и подонок. Есть похлеще.
Если будет мешать
Чая больше не хотелось, а ничего такого у меня не было – не держатся у меня запасы. Просить у внука деньжат на это дело я стеснялся. Дабы умалить душевное дрожание, я решил заняться воспитательной работой.
– Вот ты почему обо всех плохо думаешь, знаешь это?
– Я не плохо думаю, – тут же ответил он, – я критически мыслю.
– Мыслитель выискался, – осадил я его, – а работать ты когда будешь?
– У тебя с памятью плохо, старый? Я же тебе сто раз говорил – я фрилансер на удаленном доступе.
– Это ничего не значит! Мы, простые люди, считаем, что ты тунеядец, который за наш счет живет и за наш счет в поликлинику ходит.
Похоже, внук не собирался спорить со мной. Ответил только:
– Меня в твою поликлинику на веревке не затянешь, нужно будет – в платную схожу, за свои, а не за твои.
– Все равно тунеядец, и скоро с тебя налог будут брать по двадцать тысяч, – от огромности этой суммы мне самому страшно стало.
Однако не так просто было пронять собеседника моего.
– Надо будет – заплачу, не такие уж и большие деньги, а будете доставать – уеду совсем, – повторил он свою давнишнюю уже угрозу.
– Уехал один такой, – разозленный его равнодушием, я перешел на повышенные тона. – Не уедешь, а будешь на общественных работах, это, если по-старому – на химии. («Химия» – распространенное в СССР с середины 1960-х годов название принудительных работ. – Ред.)
Он наконец-то проявил интерес к нашему разговору:
– Это кто же придумал, дума, что ли, твоя?
– Один видный политик придумал, – отвечал я быстро, потому как записано это было в моей заветной тетради. – Опёнышева Светлана Владимировна, товарищ советник губернатора Ульяновской области.
– А-а-а, – отмахнулся он рукой как от мухи назойливой, – нет никто и звать никак. Но вдруг оживился:
– Подожди-ка, а что товарищ твой Опёнкина...
– Опёнышева.
– Пусть так. Они что, уже создали двадцать пять миллионов рабочих мест, как обещал их вождь товарищ Путин? Я что-то не слышал. Нет, я понимаю: денег нет, экономику до ручки довели, но почему люди должны за их чудачества – это я мягко сказал – платить? И потом, эта мадам Опёнышева, она когда-нибудь Конституцию читала? Там, между прочим, написано: «Труд свободен. Каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию. Принудительный труд запрещен».
– Откуда ты это вольнодумство взял? – переспросил я.
– Из Конституции Российской Федерации, статья 37, – с каким-то, я бы сказал, вызовом ответил он.
– Сейчас времена трудные, – отвечал я, – надо будет – отменим твою Конституцию совсем, если будет мешать.
– Это я давно уже понял, – сказал он печально.