Ученик криэйтора

Необыкновенные и удивительные приключения нашего постоянного автора, пенсионера из Провальных тупиков, проведшего несколько дней в полном недоумении в малообитаемом цивилизованными людьми избирательном штабе одной известной партии близ берега реки Волги, куда он был заброшен прихотливой судьбой, с изложением его первых неудач в большой политике и последующего неожиданного возвышения в глазах штабистов, написанные им самим

Признаюсь честно, я долго ждал этого момента, но не верил, что он когда-нибудь наступит. И вот день настал, час пробил. Сказано торжественно и непонятно? Согласен, но оно того стоит. Короче, позвонил мне внук дорогой, вернувшийся, наконец, из своей Европы. Отмечу, не сразу позвонил, а дня через три – типа дела у него были. Ну так вот, позвонил и говорит: «Я к тебе сегодня загляну после обеда». И – вот он, миг моего триумфа! – я сказал как отрезал: «Некогда мне, очень занят. Ни минуты свободной. Хочешь – вечером заходи, только попозднее». Он там у своего айфона, похоже, от удивления язык проглотил. Только через минуту или две спросил недоверчиво: «И чем же ты так занят»? И тогда я с нескрываемой гордостью сказал: «Я в штабу работаю, в предвыборном штабу».

Без радости в глазах

Если совсем честно, то заслуги моей в том нет никакой. Поначалу, по крайней мере, не было. Просто соседский паренек сказал мне: «Дядя Евдоким, завтра можно подойти к школе, там будут отбирать, кого на выборный плакат фотографировать. Обещают заплатить. К трем часам ждут».

Я было уточнить хотел, на плакат какой партии зовут сниматься, абы к кому я б не пошел. Потом вспомнил, сколько у меня денег до пенсии осталось, и решил пойти. Партии, те которые в Думе, все любят начальство и лично Владимира Владимировича, потому поддержать их не грех, особливо если за деньги. Но к «Яблоку» или того хлеще, к Мальцеву я бы и за пятьсот рублей не пошел. Принял принципиальное решение и успокоился. Это потом выяснилось, что на съемки позвали к самой любимой нашей партии, которая вот уже столько лет уверенно обещает улучшить жизнь наших людей. Не всегда, правда, обещает, все больше перед выборами, но это и правильно, нечего народ баловать.

Только вот беда – от фотографии меня сразу отстранили.

– Не пойдет, – строго заявил загорелый начальник. Потом я узнал, что его Антоном Николаевичем зовут.

Другой начальник, Петр, оказался человеком душевным:

– Видишь ли, дед, у тебя в глазах счастья нет от окружающей жизни. Задумчивость у тебя в глазах ненужная. А ведь мы потом ваши физиономии будем с портретом губернатора монтировать. Вдруг посмотрит кто на наш билборд, хотя это вряд ли, и подумает: «Чего этот дед не радуется? Почему думает о чем-то о своем?». Думать не надо, надо радоваться – такой наш девиз в эту кампанию.

Он достал из большого пакета две смятые сторублевки, протянул мне:

– Спасибо за участие. Мы вас больше не задерживаем.

Ключевое слово

Сторублевки я разгладил, аккуратно сложил в кошелек, но не ушел. Да меня никто и не гнал. Все занялись своими делами. Начальники стали громко спорить, какой же слоган придумать для билборда. (Тогда я не знал еще, что такое слоган и билборд, а теперь знаю.)

Не помню, что толкнуло меня, но подошел я к спорящим начальникам и, мысленно перекрестившись, сказал:

– Я предлагаю так: «Захотим – сделаем, захотим – не сделаем».

– Ты, дед, все еще здесь? – удивился добрый начальник Петр. – Мы же с тобой попрощались.

– Подожди, Петр, ведь в этом что-то есть.

– Понятно, что есть, только зачем людям правду говорить? Это же выборы, сам понимаешь.

– Нет-нет, вот же оно, ключевое слово – «сделаем», «сделать». Подожди-ка. Вот: «Сможем сделать!» Отлично!

Тут я снова встрял с вопросом:

– А не стоит ли добавить: «Сможем сделать, а можем и не сделать»?

Тот, которого Петром звали, спросил:

– Ты, дед, часом не журналист, не блогер какой? Язвишь тут все время.

Строгий начальник его остановил:

– Никакой он не блогер, монитор от мыши не отличит. Но в нем есть какая-то исконная правда.

– Она же посконная и домотканая, – непонятно ухмыльнулся Петр и добавил: – пусть остается. Криэйтором.

– Это творцом, если перевести?

– Творцы нам тут на... – он выругался, – не нужны. Криэйтором. Криэйтором!

Я, признаться, ни слова не понял, только удивился, что такие интеллигентные люди ругаются, как мужики с Провальных тупиков.

(От редакции: Зато мы не удивились, что политтехнологи (Евдоким общался с представителями этого вымирающего племени) цитируют пелевинский роман «Generation P» – библию всех создателей параллельной реальности.)

Сорок тысяч ларьков

Так и остался я при штабе. Помогал по всяким мелочам – то за чаем сбегаю, то пол подмету, но и свою работу этого, как его, криэйтора, тоже выполнял. Помню, приехал к нам дородный такой мужчина с бородкой с усами, очень представительный. Стал с моими начальниками общаться, рассказывать.

– Мы много накреативили. Билборд прикольный повесили «Олег Васильевич: «Я снес сорок тысяч ларьков – всё для вас!»«

Я эту историю давно уже знаю – через нее у нас на тупиках много народа пострадало. Петровича дочка овощами торговала – снесли ларек, и сидит она без работы. И еще один паренек – у старика Матрасова комнату снимал, он – стыдоба – трусами торговал. Это к его киоску подходил сам Александр Соломонович Ландо и говорил, что продавать трусы – стыдно. И вообще, выходило по нему, что трусы – вещь позорная. Их не то что продавать, носить и то стыдно.

Вот я и вспомнил эту ситуацию и говорю как бы в сторону: «Ларьки снесли, а люди без работы остались». К удивлению, мои начальники меня поддержали:

– Ты, Борисыч, слушай старика, он у нас от имени народа выступает.

– А-а-а, – протянул Борисыч, – понял – фокус-группа. Это верно, это правильно.

На фокусы я обиделся, но не отошел, а стоял прислушиваясь.

Борисыч (я потом узнал, что зовут его Дмитрий Борисович – тезка моего редактора, но не в пример тому человек серьезный, правильных взглядов) начал упрекать моих начальников, мол, кампания у вас какая-то неконкретная, одни обещания.

– Так ведь и сам Путин сказал: «Обещай», – прервал его критику Петр. (От редакции. В агитации «Единой России» используется фраза президента «Ценить доверие людей. Обещать только то, что можешь сделать». Правда, не сказано «сделай то, что обещал». И вообще, все политтехнологи – отъявленные циники.)

– Вот у нас, – продолжал Борисыч, – сплошная конкретика: «Олег Васильевич – всё для вас. Отремонтировано 4000 дворов».

– Реально столько отремонтировано?

– Ну что ты, Антон, как маленький, кто же их считал. Вообще неизвестно, сколько в Саратове дворов, – и рассмеялся. (От редакции. «Никто не знает, сколько в Саратове дворов», – сказал на встрече с избирателями Валерий Радаев.)

– Или вот еще наша находка, – продолжал поучать моих соратников заезжий гость. – Отремонтировано 35 поликлиник.

– А в натуре их сколько? По-моему, не больше двадцати, – это Петр не смолчал.

– Дивлюсь я на вас, – снисходительно бросил Борисыч. – Кто ж проверять кинется? И потом это же выборы.

– Выборы, выборы. Все кандидаты... – пропел Петр.

Я отошел и задумался. Как-то тревожно мне было. Эти начальники мои чем-то напоминали моего непутевого внука. Про всё – с шуточками двусмысленными, несерьезно как-то, будто и не верят в святое дело, которое им поручили – народ агитировать за единственно правильную партию и за прекрасных людей – наших начальников. Только свои сомнения я оставил при себе, скажешь правду – попрут. Я же хотел участвовать в этом несомненно патриотическом деле, вдобавок каждый день мне перепадало по пятьсот рублей (денег здесь не считали, как я заметил). К тому же, когда посылали за чаем или гамбургерами, сдачи никто не спрашивал, а я и не предлагал.

Максимальное приближение к народу

Начинали мы поздно – около двенадцати, зато работали допоздна. Как-то начальники подозвали меня:

– Иди-ка сюда, старый. Повернись, – это Антон командовал, а Петр снимал меня на телефон и бормотал себе под нос:

– Так, ватник драный, треники, сланцы на носки – замечательно. Слышишь, Антоха, надо будет всем кандидатам фотки разослать – чтобы именно так одевались.

И уже обращаясь ко мне, спросил:

– У тебя еще такие шмотки есть? Могут пригодиться.

Я призадумался. Ватник у меня один – бессменный, никогда я его не снимал, ибо этот ватник крепил во мне чувство патриотизма. Была еще куртка болоньевая – внук подарил, но ее я не носил по причине вражеского происхождения материала. Ну и ответил я начальникам как есть:

– Ватник один, треники есть еще, только их постирать надо. Галоши есть.

– Годится, неси и штаны, и галоши.

Я, понятное дело, согласился. А потом решился уточнить, для чего все это.

– Понимаешь, дед, – разъяснил мне Петр, – наш главный начальник, сам Вячеслав Викторович, дал новое указание. Двор теперь не просто двор, а единица политического пространства. И дальше: «Нужно, чтобы риторика была через обращения и просьбы: я вас прошу, придите, поддержите». Понял теперь?

Я отрицательно помотал головой.

– Туповатый ты какой-то, – досадливо произнес Петр, – не могут же наши кандидаты поехать на «мерсах» своих по дворам и в костюмах от Бриони просить голоса. Надо одеваться соответственно поставленной задаче. Вот решили твои шмотки взять за образец. Будут просить в таком виде – люди обязательно проголосуют.

– На худой конец рублик подадут... – съехидничал Антон и, уже обращаясь к Петру: – Надо бы на билборды слоган какой простецкий засобачить. Вот у этого, что на горе в пятый раз избирается в город, как здорово написано: «Твердый, надежный, твой».

– Это он о себе? – ухмыльнувшись, переспросил Петр. – А то я подумал, что это реклама фаллоимитатора.

Все это я и рассказал вечером внуку. Утаил только свои сомнения и о денежном довольствии не стал распространяться.

– Ну что, теперь ты понял, как всё это месят? – спросил меня внук.

И я гордо ответил:

– Да, понял, и даже сам помогаю месить.

– Как знаешь, – мрачно подытожил внук, – тебе здесь жить. Я рано или поздно все равно уеду.

Новые географические открытия

Понятно, я огорчился, но не сильно. Внук давно говорит, что уедет, только никак не решается. Я надеюсь, что попривыкнет он к нашей жизни, а потом эта жизнь ему и понравится. Ведь хорошо живем, денег только всегда не хватает. А так все есть: и величие нашей страны имеется, и коррупцию все время побеждаем, и терроризм. Начальники постоянно о людях думают, фонтаны открывают, дороги некоторые чинят и вообще. А если телевизор посмотреть часа четыре, то поймешь: прекрасно всё и процветает, пусть и в кольце врагов. Эти мои размышления внук прервал вопросом:

– Что тут у вас новенького?

– У тебя же компьютер есть. Что, не читал о наших новых победах?

– Знаешь, дед, когда ты в Барселоне на Рамбле – это бульвар такой – под платанами сидишь, как-то не хочется читать, кого тут министром назначили, а кого сняли, кого посадили за телефон в церкви, а кому простили миллиарды сворованные. С души воротит от таких новостей. А уж коли приехал – надо быть в курсе. Давай рассказывай, только местные новости, другие я знаю уже, – и он отчего-то скривился.

– Новости у нас прекрасные. Назначили нового министра культуры – Татьяну Гаранину, отчества не знаю пока. Она из Вольска, там у нас кузница кадров. Когда в должность вступала, очень правильную речь произнесла.

Тут я полез в свою заветную тетрадь, нашел нужную страницу:

– «Я очень люблю культуру. Таким большим составом мы сделаем всё, чтобы культура Саратовской области процветала, чтобы о нас говорили на всех подмостках. Я благодарна Ивану Георгиевичу, который был локомотивом...» Это она о новом заместителе председателя правительства товарище Кузьмине Иване Георгиевиче, – счел нужным пояснить я.

– Понятно, – протянул внук. – Иван Кузьмин – человек и паровоз. Прямо как товарищ Нетте – человек и пароход.

– Ты дальше слушай, – осадил я его, – нечего умничать. Вот как задорно завершила свою речь товарищ Гаранина: «Спасибо за доверие. Надеюсь на плодотворное сотрудничество. Служу культуре».

– И отдала честь, – пробормотал внук.

– Какую честь, кому отдала, чего ты молотишь?! – воскликнул я. – Не смей!

– Ты же в армии не служил, потому не понимаешь. Когда так говорят: служу Отчизне, то отдают честь. Именно это я имел в виду, а вот что ты подумал, я и не знаю.

Короче, вывернулся, подлец, но я по сию пору уверен, что вовсе не это он имел в виду.

– Еще что?

– А еще наша область – пуп земли! – с нескрываемой гордостью сообщил я.

Внук аж на табуретке подскочил.

– Дед, ты бредишь! Перетрудился в своем штабе.

Я и сам понял, что сказал что-то не то, и полистал заветную тетрадь.

– Ну, ошибся малость. Вот как правильно. Губернатор наш народный был в одном пригородном районе, встречался с тружениками полей и сказал им: «Мы с вами в самом центре России».

Внук засопел, полез в свой компьютер и заявил:

– Кое-кому надо было в детстве радио слушать – передачи о юнге Захаре Загадкине и корабельном коке Антоне Камбузове. Или в школу исправно ходить, учителей слушать. Потому как центр России, дорогой дедушка, находится на юго-восточном берегу озера Виви, это север Красноярского края, Эвенкия. Пишут, что места там дикие, безлюдные, отдаленные от населенных пунктов. От ближайшего поселка Тура, райцентра Эвенкии, лёту на вертолете два часа. Лишь местные кочевники-оленеводы изредка посещают эти места.

И спросил меня с подвохом:

– Если всех начальников туда свезти, как думаешь, станет жизнь наша лучше?