Озеро для самых трудолюбивых
Розовощекий Сэм набирает побольше воздуха в легкие и поднимает с земли булыжник, только что вырытый из земли. Он гримасничает, перекидывается парой слов со своими друзьями, которые несут массивное бревно – еще один элемент структуры тропы. Неловкое движение – и булыжник катится с вершины вниз, к берегу речки. «За это тебе вместо двух недель придется провести десять лет в Сибири», – определяет для него наказание Матиас. 15 разных людей, девять из которых – иностранцы, добровольно застряли в таежных дебрях, чтобы построить Большую Байкальскую тропу.
Странная идея – прокладывать тропу
Здесь все по-серьезному: мы расчищаем коридоры троп от веток и поваленных деревьев, снимаем дерн, строим ступени, мостики, подпорные стенки. Самое сложное – создавать структуры: нужно заготовить, ошкурить, притащить бревна, вырыть траншеи для их установки, укрепить конструкции камнями. В арсенале – лопаты, кирки, пуласки, лоперсы и бензопила. Некоторые из этих инструментов многие из нас держат в руках впервые. День напролет ты машешь этими диковинками с благородной мыслью, что незадачливому туристу после тебя будет легко передвигаться, и ничто не помешает любоваться нетронутой природой.
Строительство лесных троп с использованием сил волонтеров – дело совершенно нетипичное для российской действительности. В нашей стране, возможно, этим занимается только одна некоммерческая организация: она так и называется «Большая Байкальская тропа».
Рассказывают, что еще в 1997 году появилась идея создания троп вокруг великого озера – это, мол, помогло бы в деле охраны природы: создать условия для того, чтобы люди ходили не там, где им хочется, а по специально выделенной лесной линии. Стали набираться опыта у американцев: российские экологи прошли стажировки в Службе Леса, Корпусе Земли США; душу в эту идею вложил человек-легенда Гэри Кук – директор проекта «Вахта Байкала». И вот летом 2003 года на строительство троп вышли шесть добровольческих команд, состоящие из россиян и иностранцев. В среднем за лето на разных участках Байкала (как правило, на особо охраняемых территориях, как на берегу озера, так и в некотором отдалении от него) «ББТ» организует порядка 10-15 международных проектов, а еще предлагает волонтерам зимние проекты и работу в офисе. Количество проведенных проектов сегодня уже перевалило за две сотни, а количество участников – за пять тысяч человек.
Участие в проекте платное: для россиян оно стоит 12 тысяч рублей, для авантюристов из других стран – 20 тысяч рублей. (Деньги уходят на закупку продовольствия и позволяют совершить хоть какие-то маневренные действия общественной организации, зажатой в тисках законом об НКО.) Чаще всего приезжают строить тропы жители Европы и Северной Америки, реже – Китая и Монголии, до которых отсюда рукой подать. По условиям, волонтер самостоятельно добирается за свой счет до места сбора в Иркутске. В итоге даже для жителей благополучных стран сумма участия в проекте складывается вполне осязаемая, но иностранцев это не смущает.
Идеи экологического туризма, столь понятные на Западе, в России пока в диковинку. Свой единственный отпуск в году провести с киркой в руках, да еще и заплатить за это деньги – мои знакомые, узнав об этом, покрутили пальцем у виска. Но мало кто на родине удивился решению четверых лондонских ребят, пожелавших обозначить такую яркую линию между школьным прошлым и университетским будущим. И житель штата Монтана Кент, многоопытный дизайнер садов и парков, ничего зазорного не видит в том, чтобы на равных со всеми расчищать тропу от завалов, обрезать ветки и собирать мусор: даже если тебе 78 лет, у тебя за плечами 60 лет профессионального стажа – новый опыт не помешает. Особенно если 25 лет была мечта увидеть Байкал. Все-таки не последнюю роль в притяжении добровольцев играет магия места.
Май кэмп, его обитатели и их будни
Подъем в 7:30. Мы потягиваемся, высовываем голову из спального мешка и пытаемся понять, где мы оказались, уставившись в зеленый потолок палатки, с которого стекают капли влаги. Журчит шумная порожистая речка Осиновка. Моя соседка по палатке, энергичная переводчица Ольга в забавной шапке-ушанке, вылезает в большой мир первая. «Эдди, вставай! – громко кричит по-русски и бьет по его палатке Оля. – Биг Эл, хватит спать, доброе утро! Доброе утро, Селина!». «Добре утро», – ломая язык, говорят они в ответ. «Гуд монинг» – это для слабаков, от каждого волонтера она требует в ответ русского приветствия.
Наш палаточный лагерь на проведенном референдуме с подачи британских подданных получил название «Май кэмп». «Как-как, «Майн кампф»?» – переспросил кто-то из немецко-говорящих. Мы с моей соседкой «прописаны» по улице Ленина, 2 – швейцарец Матиас составил подробную карту нашего местоположения. С улицей Ленина пересекается улица Карла Маркса – все как везде в нашей стране. Улица с местной топонимикой Осиновая тянется к берегу речки. А шикарный Невский проспект ведет прямиком в сторону костра и столовой.
«Что у нас на завтрак? Каша?! Так неожиданно! О, и каша-бутерброды, и каша-печенье! Каша – лучшее блюдо на свете», – паясничают иностранцы, для которых так необычна русская традиция – есть сей полезный продукт каждое утро. Двое дежурных, которые проснулись на час раньше всех, снимают с костра закопченное ведро и раскладывают по тарелкам горячую еду. Все уминают кашу до последней ложки: даже если она подгоревшая, несладкая, почти без молока, даже если она ненавистна с детского сада – на свежем воздухе нет ничего вкуснее.
После завтрака бригада с инструментами наперевес, за исключением дежурных, отправляется на тропу. Дежурных ждет гора посуды, вахта у костра и хлопоты об обеде и ужине. Помощник бригадира Юра, коренастый широкоплечий парень, выдает продукты и несколькими английскими словами, а больше жестами, объясняет дежурным процесс приготовления. Некоторые из наших поваров здесь впервые в жизни натерли морковку. А тут тебе дают задание приготовить борщ, который ты никогда в жизни не ел, да еще на костре. Дым ест глаза, но ты, словно бурятский шаман, со смирением мешаешь палкой это варево. Конечно, до ресторанного уровня меню немного не дотягивает, но переваренный рис с «тушничком» вызывает у голодных работяг восторг, а наши швейцарцы со временем перестают смотреть подозрительно на копченый сырный продукт, видя, как хорошо он себя ведет с макаронами.
Работа на тропе занимает шесть часов в день: по три часа до и после обеда. В перерывах между работой мы поедаем лесную ягоду, купаемся в речке, наблюдаем за бурундуками, белками либо фотографируем друг друга. Трудовые будни скрашивают также игры. Например, в один из дней каждый из нас должен был без свидетелей обнять выпавшего ему по жребию человека со словами: «Я люблю тебя, но ты умираешь». После этого хладнокровный любитель обнимашек должен убить своей любовью мишень своей жертвы – в итоге выживает единственный убийца, победитель игры. За дисциплиной в строю строго следит бригадир Наташа – хрупкая сибирская девушка, искусно владеющая бензопилой и топором.
После ужина Дарвид достает гитару, и мы затягиваем, сидя у костра, мировые хиты всех времен. С чашкой чая болтаем до середины ночи, узнавая много нового и интересного о культурах друг друга. Например, о том, какие ингредиенты включает в себя традиционный английский завтрак «наешься до полусмерти», или о том, что жители Швейцарии недолюбливают жителей соседней Германии за излишнюю прямолинейность. Россия – вообще удивительная страна.
– Когда я приехал на Байкал в Листвянку, я встретил там компанию русских парней. Они были очень дружелюбны и все время уговаривали меня выпить с ними водку. Когда я спросил, как вода в озере, один из них ответил: «За**ись!» – и поднял палец вверх. Что значит «за**ись»? – спросил Давид, программист из Франкфурта.
– Это значит «круто».
– То есть если я говорю о чем-то хорошем, то я могу сказать «за**бись»?
– Нет, лучше не стоит... Поверь, это не самое лучшее слово в русском языке.
– Очень странно: плохое слово выражает хорошее значение, – удивляется Давид.
А Матиас, житель альпийского горнолыжного курорта Блаттен, впервые встретился лицом к лицу со знаменитой на весь мир российской неприветливостью в общественном транспорте. «Захожу в трамвай. Ко мне подходит грузная женщина и несет какую-то абракадабру. Я ни слова не понял, но попытался ее обаять: я ей улыбнулся, подмигнул... В ответ – каменное лицо, непробиваемая броня и снова какая-то абракадабра. Только потом я понял, что это кондуктор, и она хочет, чтобы я заплатил за билет. А потом я как-то поехал на маршрутке, – продолжает Матиас, – и, поскольку все другие места были заняты, сел спиной к водителю. Тут пассажиры мне дают почему-то деньги. «Данке шон», – сказал я и положил эти деньги в карман. И только когда вокруг меня все стали кричать и усиленно жестикулировать, я понял, что нужно сделать с этими деньгами».
Это Россия
В начале второй недели нашего пребывания в лесах Хамар-Дабана на территории Байкальского заповедника пошел дождь. Собственно, дождь так или иначе шел почти каждый день, а если его не было днем, то он непременно моросил ночью – особенность местного климата. Но на этот раз ливень, как по заведенному в сказках обычаю, не стихал ни на секунду ровно три дня и три ночи.
Поскольку необходимый объем работ на тропе был практически выполнен, было принято решение покинуть наш лагерь в глубине леса и вернуться в поселок Танхой. Администрация заповедника выделила нам пару круглых домиков, домик-кухню в виде бурятских юрт и русскую избу. Оставшиеся дни мы провели на новом месте, выполняя работу на территории, прилегающей к офису заповедника. Был очищен от мусора берег Байкала, высажено 20 сосен, переведена информация на английский язык, составлен план обустройства участка.
В один непогожий дождливый день в Танхой приехал экскурсионный поезд РЖД. Бросив леденящий взгляд на нашу вымокшую до нитки толпу, женщина в строгом фирменном костюме не сразу впустила нас в поезд. Экскурсия платная. Девять мерцающих неоном вагонов рассказали нам о всесторонних достижениях российского монополиста. Так что казалось, уже завтра рельсы РЖД будут проложены прямиком на Луну.
– Честно сказать, впечатлен разработками российской железнодорожной компании, – говорит пожилой американец Кент Уотсон, когда мы, возвращаясь с берега Байкала, ждем, пока мимо нас промчится пассажирский поезд. – Одного не могу понять: почему в вагоне, в котором я ехал, такой туалет. Это же ужасно!
– Вы же понимаете, – пожимаю плечами я, – что все достижения железнодорожной компании уместились в один экскурсионный поезд, на остальные их просто не хватило.
Поселок Танхой в Республике Бурятия, где мы находимся (кстати, название поселка на бурятском звучит как «мелодия рассвета»), держится за счет существования железнодорожной станции. РЖД дает рабочие места, здесь находится лицей-интернат для детей железнодорожников, признанный лучшим учебным заведением в округе. Другое важное учреждение – Байкальский заповедник, которому мы помогаем. В остальном Танхой – обычный депрессивный российский поселок с типичным набором проблем.
– Танхой – удивительное место на берегу Байкала, с волшебной природой. Но о нем, к сожалению, не могут узнать люди со всего мира. В моем родном штате Монтана гораздо меньше интересного, но все равно приезжают туристы. Посмотри на эту дорогу, – указывает Кент на традиционный национальный катаклизм, – разве российскому правительству не выгодно развивать свой туризм?
– У нашего правительства гораздо более глобальные геополитические задачи, – говорю я в ответ.
В последний день Кент берет меня и нашего переводчика на встречу с руководством Байкальского заповедника. «Что я могу сделать, чтобы Танхой стал развитым туристическим местом? – ставит вопрос американец. – Дороги, гостиницы, кафе – как создать и развить инфраструктуру? У меня широкая сеть профессиональных контактов». Но выясняется, что менталитет местных жителей не приемлет всего нового и старается это новое уничтожить, что в поселке остро стоит проблема нехватки воды (воду из Байкала в промышленных масштабах использовать нельзя), что Байкальский заповедник как федеральное бюджетное учреждение несвободно в своих действиях, что российскому муниципалитету неведомо самоуправление, что существует множество бюрократических проволочек, что неизвестно вообще, как отнесутся республиканские и федеральные власти к возможным западным инвесторам, что... Неизвестно, понял ли гражданин США всю замысловатость российской жизни, но после этого разговора он вышел с уставшим, растерянным лицом.
Скорее всего, в ближайшие годы Танхою не суждено стать туристической Меккой. В нетронутые таежные дебри Хамар-Дабана смогут проникнуть только несколько десятков странных эко-хиппи, приехавших со всего мира помочь самому глубокому озеру на Земле.
