Шотландский виски и разговоры о воспитании

Внук мой взял себе моду являться без предупреждения. С одной стороны, оно и верно: куда мне, старику, деться, почти все время дома. Даже на партсобрания не зовут. С другой – предупреди он заранее, я бы мог как-никак подготовиться к его приходу. Чайник вскипятить, прибраться в доме немного.

Сидел я во дворе на своем любимом ящике, что заменяет мне скамейку, глядь, отворяется калитка. Внук, как обычно, в застиранных синих штанах, майке с каким-то уродом, в руках пестрый пакет. Это он мне из заграниц своих подарок привез, смекнул я.

ПрофПенсСтандарт

– Не ждал тебя так скоро, ты же говорил, на месяц уезжаешь. Что, с Юлечкой своей драгоценной расстался? – не смог удержаться я.

Внук на мои колкости внимания обращать не стал, но ответил:

– Ни с кем я не ругался и с Юлей тем более, так что не надейся. Просто дела срочные нарисовались. Выгодный заказ получил. Выполню – и опять по Европам, благо виза открыта.

– И кем же ты работаешь, что выгодные заказы получаешь? Портным?

– Ты, дед, лучше не шути, не получается у тебя. А кем я работаю, я тебе сто раз говорил, только ты понять не можешь никак. Ладно, повторю: я программист на удалёнке. Получаю заказ – пишу программу, отсылаю.

– И кто же тебе эти программы заказывает? Ты посмотри на себя – штаны драные, майка легкомысленная какая-то...

– Главное не майка, главное – что тут, – он постучал себя по голове. – Заказывают многие – из Европы, из Израиля, из Штатов тоже.

– Так и знал, что ты на врагов работаешь! Ничего, скоро прижмут тебя. Вот скажи, есть у тебя профессиональный стандарт, соответствуешь ты ему?

Внук изумлено уставился на меня:

– Ты это о чем, старый? А-а-а, понял. Так меня это не касается. Я фрилансер, – выругался он. – Ты о себе лучше бы побеспокоился. Знаешь, что разработали профессиональный стандарт для патриотов-пенсионеров? Сейчас вспомню, – внук сделал паузу и зачесал как по писаному: – Два часа обязательного ежедневного просмотра телепередач: новости, ток-шоу, Соловьев с Киселевым и другая мура. Безграничная любовь к власти и Самому. На выборах обязательно голосовать за нужную партию. Одобрение роста тарифов и отмены индексации пенсий.

– А если не все пункты совпадают? Ну там... тарифы... пенсии?

– Тогда дополнительно еще по три часа телевизора ежедневно! – отрезал внук.

Я промолчал – наказание показалось мне не таким уж и страшным.

Сакральные розги, или Поленом по уху

Пошли в дом. Сели, как всегда, на кухне. Внук стал вытаскивать из пакета подарки: жестяную коробку чая – «На, завари, не все же время опилки настаивать», еще какую-то коробку и – вот чудо небесное! – бутылку с коричневой жидкостью.

– Шотландский виски – скотч. Лучший напиток на свете!

Я торопливо открутил крышку, понюхал, пахло самогоном.

– Будешь?

– С утра? Нет, конечно.

– А я попробую.

Я налил себе полстакана, махнул. Закусил малосольным огурцом, что вчера соседка принесла. Знатный был самогон. В голове сразу зашумело. Мысли появились, одну я тут же внуку и выложил:

– Ты насчет стандартов пенсионерских пошутил?

– Вроде того.

– Так пороть тебя надо, – забугорный самогон придал мне смелости.

– Но-но, – предостерегающе сказал внук, – ты думай, что говоришь.

– Нечего тут думать – пороть, тем более что это богоугодное дело.

Внук удивлено поднял брови. Пробормотал:

– Похоже, я отстал от прелестей местной жизни, излагай.

Я достал заветную тетрадь, отыскал нужную страницу: «Патриаршая комиссия по вопросам семьи, защиты материнства и детства заявила, что поправка об уголовном наказании за побои в отношении родственников противоречит учению православной церкви». «Нет никаких реальных оснований для того, чтобы приравнивать к преступным посягательствам разумное и умеренное применение любящими родителями в воспитании ребенка физических наказаний». А Мизулина Елена Борисовна вообще заговор раскрыла: «Все это легализует ювенильную юстицию».

– Стой, дед, – непочтительно перебил меня внук, – опять ты все перепутал, юстиция бывает ювенальная. А ювенильное – это море у писателя Платонова. Ты не читал, наверное? (От редакции: вопрос внука вызвал у нас глубокое удивление. Какой Платонов, если наш герой книг с детства не читает принципиально?)

Тем временем я опять налил себе полстакана, может, чуть меньше, внук покосился, но промолчал. Удивительный напиток сделал мою речь складной и убедительной.

– Все тут понятно и без твоего моря. Море вообще ни при чем. Вот смотри: тебя не пороли, и кем ты вырос? Позор семьи! – внук с интересом смотрел на меня, улыбаясь. – А вот сосед мой Петрович не стеснялся. Ну да, иногда горячился через меру. Среднего своего по башке поленом огрел. Тот на одно ухо и оглох. Зато в армии не служил. Свое место в жизни нашел опять же – сантехник, уважаемый человек. И выпивает не больше других, свои уже трое у него растут, он их в строгости держит. Недавно одного его мальца окликнул, а он и не обернулся. Похоже, тоже глухой, а раньше слышал нормально. И тоже человеком вырастет, а не каким-то программистом.

Внук выслушал мои речи. Помолчал, потом сказал:

– Ты бутылочку-то убери, – я отодвинул ее на край стола. – Скажи только, почему у русских задниц такая тоска по плетям да розгам, почему народ в большинстве своем так хочет, чтобы его водили на конюшню и пороли?

– Так святое ж дело, – ответил я, недоумевая, отчего внук задает такие простые вопросы. – И потом, без этого никакого порядка не будет.

Рихард Зорге Маннергейм

Тишина повисла на кухне. Чувствуя, что одержал над внуком очередную моральную победу, я поглядывал на бутылку, без дела стоявшую на столе. Потом остановил сам себя, ибо для дальнейшего разговора темы были важные.

– Слышал, Владимир Владимирович закон Ирины Яровой подписал?

– И это очень плохо, – моментально откликнулся внук.

– Почему плохо? Прижмут хвосты всяким экстремистам-террористам. Вон в Перми, слышал небось, один написал про войну неправду, его и посадили.

– Господи, старый, какая у тебя окрошка в голове! О Лузгине слышал, только не посадили его, а оштрафовали. И не за неправду, а написал он всем известное: как Сталин с Гитлером Польшу делили. Пакт Молотова-Риббентропа – это же всем известно.

– Как это делили?! Ты что несешь?

– Так и было, немцы с запада, мы с востока. Ввели войска, поляков в плен взяли, потом расстреляли многих.

– Это был освободительный поход Красной Армии, – вспомнил я, – так в школьном учебнике написано было.

– И в каком году твой учебник был написан, в 1952-м? Ну раз ты в теме, то объясни мне такое событие. Блогера Лузгина оштрафовали непонятно за что. Но вот в Питере чиновники и твой фаворит Мединский, – от противного словечка «фаворит» меня передернуло, – открыли мемориальную доску финскому фельдмаршалу Карлу Маннергейму. А он против нас в две войны воевал, блокаду Ленинграда поддерживал. Так может, вместо этого блогера за оправдание фашизма судить твоего Мединского?

– Ты Мединского не трожь, он с русофобией будет бороться!

– Читал-читал, два миллиона на борьбу с химерой. Ох, боюсь, попилят два лимона. Только ты от темы не отходи, что скажешь о Маннергейме? Он, кстати, Карелию от русских зачищал в войну. Смешно – борец с русофобией открывает памятник русофобу.

Сказать по правде, я был поражен, телевизор про это не показывал, про этого самого Манера Гейма я в первый раз слышал. На всякий случай уточнил у внука, не врет ли он. Он ответил убедительно, и я поверил. И тут внезапная догадка (хороший у них все-таки самогон!) осенила меня:

– Я знаю, в чем дело! Этот самый финн был нашим разведчиком! Только говорить об этом пока нельзя, но отблагодарить человека надо. Министра культуры товарища Мединского послали доску открывать для маскировки, вместо начальника разведки.

Внук аж рот приоткрыл от удивления:

– Да, дедуля, не ждал от тебя такого полета фантазии. Хитро придумано. Рихард Зорге Маннергейм, наш финский товарищ Абель.

(От редакции. Говоря о борьбе Мединского с русофобией, собеседники, по всей видимости, имеют в виду заказ Министерством культуры РФ исследования «технологий культурной дерусификации (россиефобии)» и методик борьбы с ними. Стоимость заказа – 1, 9 миллиона рублей.)

«У нас всё встало»

Внук по непонятной мне причине развеселился, хотя от предложенного еще раз полстакана отказался, а я выпил. И устроил он мне настоящий допрос.

– Ну, а вы как тут живете? Что нового? Ледокол подняли? Сто новых музеев открыли? Аэропорт новый как, сколько Боингов в день принимает? Налажен ли выпуск айфонов? Что интересненького еще придумал народный губернатор? Да, кстати, старина Ландо не ушел ли часом на пенсию, вроде бы пора?

Пришел мой черед отвечать.

– За товарища Ландо Александра Соломоновича не беспокойся напрасно, он недавно публично заявил, что у него все в порядке со здоровьем. Так и сказал прилюдно: «У нас всё стоит».

– Погляди-ка, какие чудеса творит современная медицина! Только он это не о себе любимом сказал, а об экономике – она, мол, стоит, не двигается.

– Нет, о себе, – уперся я, потому что так было бы лучше и для экономики, и для товарища Ландо.

– Ну черт с тобой, завидуй ему, – махнул он рукой, – еще что нового есть?

– А еще наш народный губернатор поздравил вверенное ему население с Днем любви, праздником Петра и Павла...

Внук согнулся пополам от смеха, слезы текли по лицу его.

– Ну ты учудил, ну православный, вот это скрепу согнул! Праздник любви, недавно придуманный, назван в честь Петра и Февронии, в просторечии – «февронька». А Петр и Павел – это совсем не про любовь и верность. Скажи-ка мне заодно, тут подростки в лесу групповуху устроили – это тоже любовь?

– Это безобразие, – отрезал я категорически, – потому что все пьяные были, – и еще отхлебнул глоток. – Наш губернатор народный, когда население поздравлял, сказал: «Любовь спасет мир». Это он Брежнева вспомнил, Леонида Ильича.

– Дай-ка сюда бутылку, хватит тебе, совсем уж ахинею несешь. Это не Брежнев, а Брежнева Вера, певица такая попсовая. Странно, раньше губернатор все больше писателей цитировал, а сейчас – певичек. Спичрайтер у него сменился, что ли? Раньше говорили «красота спасет мир», а теперь иначе. Все девальвируется, – добавил он совсем уж непонятно.

Но я гнул свою линию:

– Певица, говоришь? Это же хорошо. Наш народный губернатор очень любит культуру. Недаром у нас Год культуры. (Все перепутал наш автор. Сейчас у нас Год кино, хлебороба и 80-летия области. – Ред.) Вот в театре побывал недавно и сказал там... – я потянулся к заветной тетради, буквы расплывались у меня в глазах, но все же прочитал, как губернаторах о балеринах озаботился: «На балерин кто учится со второго класса, такие махонькие-махонькие – раньше они у нас скитались, а теперь у них есть свой уголок, где они под контролем и в безопасности». А еще про театр сказал Валерий Васильевич, что там главное: «Саратов – культурная столица Поволжья, признание у нас было со всей матушки-России. Есть вентиляция – нет вентиляции... Главное – какие артисты!»

– Ну да, – перебил меня внук,– правильно, есть вентиляция, нет вентиляции, мальчик, девочка – какая разница. Главное, что мы столица, а что народ в зале потеет, то это даже хорошо, народный такой дух стоит.

– Вот ты, я знаю, не уважаешь народного Валерия Васильевича. Насмешки всякие, эта, как ее, ирония по любому поводу.

– Это ты, старый, ошибаешься. Я с восхищением слежу за деятельностью этого человека. Он такой многогранный. В коровник зайдет – даст ценный совет, в театр приедет – опять же поучит. Ишь как ставит вопрос, что важнее – артист или вентиляция.

– А, по-твоему, как должно быть?

– Ты меня не перебивай, я твои монологи все выслушал. По-моему как должно быть? Просто – и вентиляция, и актеры. Впрочем, я в театр не хожу, некогда мне, я ведь не губернатор. Я прорывными вещами занимаюсь, как твой Радаев учит. Вот же он сказал недавно: «Нам надо объединить все направления и дойти до практики применения. Сегодня нужны прорывные вещи, а то так и будут нам диктовать и айфоны предлагать...» – это внук прочитал, в компьютер свой глядя. – Интересно, кто это айфоны предлагал? Уж не он ли? И вообще, как я понял, ученый должен быть голодным, опять же слова твоего губернатора, – он снова уткнулся в компьютер. – «Мысль должна быть не ради грантов. А то грантов – вот такие стопки лежат. А где реализация? У нас раньше были ученые, когда грантов не было. А мысли какие были?». Короче, сам он мыслит временами Очакова и покоренья Крыма. Того покорения, не недавнего.

– Очаково – это пиво? – на всякий случай переспросил я. И получив в ответ противную ухмылку, сказал: – Зато Валерия Васильевича за прошлый месяц три тысячи раз помянули в прессе – вот как он популярен!

Внук не задержался с ответом:

– А Никиту Белых вспомнили десять тысяч раз. И что из этого? Ладно, дед, я гляжу, тебе поспать бы надо. Весь скотч почти усидел. Ты ложись, я побегу. Работы много. Как сделаю, поедем с Юлькой отдыхать. Может, в Турцию.

– Как в Турцию?! Они же помидоры травили! Они же... нож в спину... Предатель ты!

Проснулся я уже под вечер, лежал прикрытой одеялом. Не иначе внук меня сюда перенес, больше некому. Голова не болела. «Умеют же, черти, самогонку гнать», – подумал я и потащился на кухню посмотреть – не осталось ли.