Непроизвольные сомнения патриота

Пригорюнившись сидел я у забора на перевернутом ящике, что заменял мне садовую скамейку. Да и сада, прямо говоря, у меня нет, только две грядки картошки, которые мы по весне посадили с внуком. Не радовала меня картошка, пожухла вся, да и жизнь в целом не радовала. Дело в том, что сходил я недавно на базар, – это в тот день было, когда трамваи от света отключали. Да и не беда, что не ходили трамваи, потому как возвращался я с базара почти что с пустыми руками. От цен на мясо мне аж страшно стало (в годы моей молодости столько черная икра не стоила!), к помидорам не подойдешь, про рыбу уж не говорю. Такие ценники на рыбе стояли, будто живем мы не на Волге-матушке, а в самом центре пустыни Каракум. Я бы вообще ничего не покупал, но знал, внук зайдет попрощаться: уезжал он на месяц к своей Юлечке в Лондон, а потом, говорит, по Европе пошляемся. Мне всегда было странно, как это они из страны в страну ездят, куда смотрят тамошние пограничники Карацупы и псы их верные Ингусы. Да, внук толковал о каком-то Шенгене, но я не верю – похоже, это западная пропаганда.

Сакральный кроссворд

Короче, купил я подозрительных, зато дешевых пельменей, отчего-то сиреневого цвета, и огурцов размером с хорошую тыкву, но тоже недорогих. Сунул покупки в старенький холодильник «Саратов», что верой и правдой служил мне вот уже пятьдесят лет, только в последнее время начал тарахтеть, что твой трактор «Беларусь», и присел во дворе – отдохнуть.

Мысли у меня были невеселые. Через неделю июль – стало быть, снова повысят цены на коммуналку. Про свет я знал, что будет он теперь стоить три девятнадцать, остальное, как говорят начальники, тоже подорожает на копейки. Оно, конечно, кто получает двадцать тысяч или еще большие деньжищи, тому это, может, и копейки. Правда, тут начальник нашего статбюро – руководитель широкого профиля товарищ Сомов Вячеслав Леонидович – сказал, что в мае каждый житель нашей славной области стал получать на тысячу рублей больше. Я запомнил эти слова, даже в тетрадь записал свою заветную: «Денежные доходы жителей Саратовской области в апреле 2016 года составили около 19,4 тысячи рублей в месяц на душу населения. Месяцем ранее этот показатель находился на уровне 18,4 тысячи». Посчитал свою пенсию – никак у меня не получалось тысячи прибавки, даже скажу честно, рубля и то не выходило.

Я в сердцах подумал, что, может, товарищу Сомову лучше опять городом руководить, чем циферки сводить, но потом устыдился своих нехороших мыслей в адрес этого достойного руководителя. Странно мне было всё это: в Питере-городе сам Владимир Владимирович Путин сказал, что темпы роста падения экономики замедлились или как-то так, я не запомнил. Директор фонда прямых инвестиций (часто слышу это слово, но не понимаю его) товарищ Дмитриев Кирилл Александрович подчеркнул, что начался «мощнейший подъем». Я, конечно, верю, что это самый мощный подъем, но какой-то избирательный – меня он никак не затрагивал. За этими мыслями я не заметил, что во двор вошел внук и стоит у калитки.

– Не грусти, старый, все будет окей!

– Окей-хоккей, – передразнил я его, – по-русски надо выражаться.

Я встал, в сердцах швырнул на землю газету, которую всучили мне на рынке и в которой для тренировки ума и сообразительности пытался разгадать кроссворд.

– Газета-то тебе чем виновата, – укорил внук, поднял газету и стал изучать.

– Бездуховная она, сейчас все газеты бездуховные!

– Это с чего так решил? – заинтересовался внук. – Много ли газет изучил?

– Чего их изучать, по мне хватит того, что сказала начальник саратовской журналистики Лидия Николаевна Златогорская: «Нет духовности! Нет никакой духовности!»

– Ну, во-первых, твоя Златогорская никому, кроме себя, не начальник, в последнее время она много такого говорит, что на нее смотрят с большим удивлением. И зря ты повторяешь вслед за ней, что газета бездуховная. Вот смотри, кроссворд. Вопрос: «Новая территория России». Первая буква «к», вторая – «р».

– Крым! – перебил я его.

– Правильно, старый. А вот еще смотри: первая – «д», вторая – «у».

– Дура?

– В точку! Молодец! Правда, вопрос звучит так: «Российский законодательный орган».

– Ты – провокатор! – заявил я внуку прямо в лицо.

– Да ладно тебе, дед, не кипятись. И вспомни-ка, минуту назад ты чуть не выкинул эту газетку на помойку. А там такой сакральный кроссворд. Держи, – он протянул мне газету.

Я выпрямил помятые страницы и отнес газету в дом, где и положил ее на почетное место – рядом с программой высокодуховных телепередач товарищей Киселева и Соловьева.

Хреновая моржовина

Спор спором, но надо было и накормить внука перед дальней дорогой в этот самый Лондон. Мало ли какую гадость могут подсунуть в тамошних забегаловках. И я поставил на газ кастрюльку с пельменями. Когда они закипели, внук подошел к плите, заглянул под крышку и шумно втянул воздух.

– Это что? Пельмени? А начинка какая?

– Мясо, должно быть, – неуверенно ответил я, потому что распространившийся по кухне запах наводил на разные мысли. Например, о скотомогильнике.

– Ладно, – вдруг успокоился внук, – главное, чтобы не мухи.

– Как ты мог такое подумать! Смотри – ни одной мухи на кухне, – по правде говоря, у меня самого промелькнула мысль, что именно запах пельменей выгнал мух на улицу.

– Да ну тебя, старый, я не об этом. Просто я начинаю подозревать, что ты волынишь, не все передачи смотришь. Он поставил на стол компьютер, махнул рукой – смотри, мол.

Это была программа «Вести по субботам». Показали, как ряд ответственных работников – среди них сам вице-премьер Шувалов Игорь Иванович – посетили центр изобретений Сколково. Потом корреспондент подошел к забавному старичку, такие изобретатели были в давних фильмах – сам маленький, кругленький, на носу очочки, а волосы на голове дыбом стоят. А перед ним прозрачный ящик с мухами. Корреспондент, затормозив около седовласого инноватора, изрек: «Некоторые идеи буквально летали вокруг, достаточно было просто поймать, как эту: особая разновидность мух – мясная и высококалорийная. Мух разводят в лаборатории, скрещивают. Высушенные личинки – незаменимая белковая пища для птиц и домашних животных...». И тут старичок выдает: «В дальнейшем это составит рацион питания людей». В конце передачи товарищ Шувалов – ну, тот, которого малогабаритные квартиры рассмешили, – говорит: «Главное – делать настоящий продукт, который нужен людям, за который они готовы платить деньги».

Честно признаюсь, платить за мясо мух я не готов пока. И вообще не уверен, в себе ли этот изобретатель чертов, хотя получатся, что товарищ Шувалов его среди прочих похвалил.

– Так, – протянул внук, – вижу, к питанию мухами ты не готов еще, а как ты относишься к моржам, что знаешь о них?

– Знаю хрен моржовый, или морж хреновый, больше ничего.

– Глубокие знания. О тюленях что знаешь?

– Ничего.

– Зря. Вот слушай: «НИИ рыбного хозяйства и океанографии разработали линейку продуктов из мяса дальневосточного тюленя. По мнению экспертов, эти продукты смогут заменить на российском рынке попавший под санкции испанский хамон». Тот самый, который твои друзья запретили.

– И правильно сделали, – сразу же отреагировал я, – нечего. И вообще, хамон – это что такое?

– Мясо вяленое, ветчина, можно сказать. Очень вкусная.

– Подожди-ка, подожди, – остановил я внуковы восхваления глубоко чуждой нам продукции. – Тюлень жрет рыбу – это я точно знаю, значит, его мясо тоже должно рыбой вонять. Так?

– Так, – охотно согласился внук.

– Тогда скажи мне, разве может ветчина вонять рыбой?

– Может, еще как может, – ответил внук, и на лице его засияла победительная улыбка, – может, если это импортозамещающая ветчина.

Культурно-патриотический барак

Пельмени съели кое-как, смутные подозрения, что это не пойдет на пользу здоровью, не оставляли меня. Внук тоже что-то такое почувствовал, потому спросил:

– Может, дед, тебе лопедиум оставить? Это лекарство такое, помогает, если поел импортозамещенных продуктов.

В вопросе его, понятное дело, чувствовался подвох, но здоровье дороже, и потому я ответил:

– Оставь.

– Вот держи, – он положил на стол белую с зеленым упаковку. И тут же спросил неожиданно: – Какие новости в мире отечественной культуры?

Резкий переход от расстройства желудка к достижениям нашей культуры немного смутил меня. Чуть подумав, я ответил:

– Много новостей, развивается наша культура самыми высокими темпами.

– Понятно, а чего министра Краснощекову сняли?

– Тут, мил человек, дело политическое. Наш народный губернатор все очень популярно разъяснил.

Я достал заветную тетрадь и прочитал дорогие сердцу строки: «Региону, который ставит амбиционную задачу стать культурной столицей Поволжья, нужны современные подходы, прорывные идеи. Мое решение обусловлено необходимостью усилить данное направление в свете начала в области масштабных культурных проектов, в том числе федерального уровня».

– «В свете начала», говоришь? Это, безусловно, здорово. А не можешь ли перечислить масштабные культурные проекты федерального уровня? Эрмитаж к нам навсегда переедет или Грушинский фестиваль? Не знаешь точно?

Мне его тон не понравился, и ответил я резко:

– Ухом надо слушать, а не брюхом. Будем делать наш город культурной столицей Поволжья.

– Как, опять? Ну все, я понял: цирк уехал, клоуны остались. Кстати, о клоунах. Читал, как якуты твоего любимчика умыли? Не понял, о ком я? О министре как бы культуры Мединском. Он в последнее время разговорился, народ удивляться не успевает.

Мне пришлось промолчать – я был в курсе истории о том, как Владимир Ростиславович резко высказался о современных мультфильмах. Я мультфильмы не смотрю, но с министром был согласен, особенно с этими его словами: «Даже лица детей там азиатские, космополитичные». Космополиты, – это я еще с училища усвоил, – безродные предатели Родины. И то, что они пролезли в мультфильмы, меня как патриота очень встревожило. И мне абсолютно была непонятна позиция отдельных товарищей-якутов, которые на телеканале «Дождь» – когда только его закроют! – заявили, что им стыдно за министра. «Очень жаль и мне очень стыдно. Стыдно не за себя, не за то, что у меня азиатское лицо, а стыдно за Вас. За то, что Вы делите людей, живущих в России, на азиатов и не азиатов», – сказал там один. Словом, распоясались якуты, краев своей тундры не видят.

– Что, дедуль, задумался? – прервал мои размышления внук. – Думаешь о том, что твой министр мало-мало расист? Может, ему циркуль подарить – черепа мерить?

Ясное дело, я этот выпад пропустил мимо ушей. А про циркуль вообще не понял. Но этот юный провокатор не унимался:

– Слушай, старый, давай я тебе куплю путевку в туристический концлагерь. «Цитадель» называется. Тут еще один большой патриот Никита Михалков на наши с тобой деньги собирается такой построить.

– На какие это мои деньги? – не понял я.

– Тебе пенсию давно повышали? Не понял, куда денежки идут? На такие вот проекты. Я сейчас тебе прочитаю, что Никита Сергеевич сказал, – он уставился в компьютер, – ага, нашел. «Есть лыжные трассы, но они проложены как бы по полю боя. Они означены колючей проволокой, но из резины, там стоят сожженные танки, но тоже о них нельзя ушибиться. Стоят ежи, и они тоже безопасны. И там же должны быть три натурные площадки, декорации – русский уездный город, русская деревня и, там, не знаю, бараки». Не хочешь в барак, разлюбезный мой дед, в рамках развития патриотической культуры?

Я опять промолчал. В барак мне не хотелось, даже патриотический.

Задачи отечественной нуль-транспортировки

За окном внезапно потемнело. Послышались дальние раскаты грома, потом все ближе и ближе. И вот первые крупные капли ударили по крыше. Через минуту дождь шел стеной.

Твою-то мать, с тоской подумал я, пытаясь разглядеть за струями дождя мой уличный сортир. Внук как мысли мои читал:

– Похоже, попали мы с тобой. Но ты не расстраивайся. Правительство поручило товарищу Дворковичу к 2035 году разработать отечественную телепортацию. Сбылась мечта братьев Стругацких. Это писатели такие.

– Не слышал, – отрезал я, а про себя подумал: знаем мы этих писателей, всё про них понимаем. (О фантастическом незнании нашим автором российской литературы мы писали раз сто, но вот приходится опять. Нуль-транспортировка, она же телепортация, появилась в повести Стругацких «Попытка к бегству» 1962 года. – Ред.)

Дождь не унимался, делать было нечего, и я хмуро спросил внука, что же это такое – телепортация (незнакомое слово далось мне с трудом).

– Все очень просто. Сидишь ты в своей хибаре, захотел в туалет – зашел в специальную кабину, нажал кнопку – р-р-раз – и ты уже на месте. Да ладно сортир, в любую точку можешь переместиться.

– И в Анапу? – отчего-то ляпнул я, хотя в Анапе не был ни разу и попасть туда не мечтал.

– И в Анапу, – ответил внук, – и в Калифорнию – куда захочешь.

– Нужна мне твоя Калифорния, – отрубил я, а потом задал неожиданно возникший у меня вопрос:

– Слушай, а может, вместо этой самой портации построить всем дома, чтобы сортиры были не на улице, а в доме?

– Да вы, батенька, либерал, – загоготал внук. – Это они так говорят, мол, не надо нам телепортации, освоения Луны и пяти тысяч новых танков. Давайте здесь построим дома и дороги.

– Никакой я не либерал, – поспешил возразить я, но в душе появилось сомнение, почему здравая моя мысль вдруг оказалась проявлением проклятого либерализма. Успокаивая себя, я решил, что начальству виднее.

Внук тоже про начальство заговорил:

– Говорят, первые кабины для нуль-транспортировки, или же телепортации, поставят в кабинетах наших дорогих руководителей. Чуть услышат они тревожные шаги по коридору, поймут, что за ними пришли уже, р-р-раз – кнопочки нажали и очутились у себя дома в Ницце или в Лондоне.

Я представил себе страшную картину: роскошно обставленные кабинеты начальников с портретами Самого на почетном месте, с десятками телефонов на приставных столиках, и среди них – самый главный телефон. Но никого нет в кабинетах – ни в одном. Никого абсолютно нет! Даже в самом главном кабинете.

«Как же жить будем»? – с тоской подумал я.