Безнадёга-2016
– А что ты будешь делать, если чужие люди придут и прогонят тебя с земли, которую ты обрабатываешь? – спрашиваю у каждого земледельца, если разговоримся до откровенности. Каждый раз надеюсь услышать что-то типа: «Не сдам ни пяди», «Буду стоять до последнего, отстаивая свое право пахать». А они отвечают все одинаково: «Отступлю». И рассказывают, что бороться бесполезно.
Это смирение российских сельских мужиков с наступающей действительностью звучит у меня внутри уже одной сплошной надрывной нотой. В Федоровском районе Саратовской области, где была на минувшей неделе, она звенела особенно настойчиво. Несколько десятилетий назад здесь распахали степи. А теперь степи снова отвоевывают свое у советских полей.
Ковыль, полынь, тысячелистник, пастушья сумка, молочай, осот...
Уже более трети пашни в Федоровском районе несколько лет не обрабатывается. Около 60 тысяч гектаров зарастают не только травой, но и деревьями. Клены, вязы пока еще не в рост человека – это же Заволжье, здесь всякой семечке труднее зацепиться за землю. Но пройдет еще года три, и заходить в поле с плугом будет совсем бесполезно. Для выкорчевывания корней потребуются другие приспособления. И другие затраты. Вот сейчас государство для выкорчевывания выбывших из эксплуатации старых садов и рекультивации раскорчеванных площадей вынуждено платить тем, кто на это решился. И очереди из желающих нет. А заброшенных полей в России больше, чем садов. И людей на их восстановление потребуется призвать больше. Найдутся или нет мужики, готовые вернуть плодородие земле и с верой думать о будущем – большой вопрос.
Едем с Виктором Малютиным вдоль бывших полей. Когда-то они числились за большим сильным хозяйством российской академии сельхознаук – «Чернышевское». Сейчас от хозяйства, кроме старого названия, ничего не осталось. С юридической точки зрения все безупречно. После процедуры банкротства его, вместе с правом аренды почти 30 тысяч гектаров земли на 49 лет, продали с торгов покупателю, предложившему наибольшую цену. Смешную, если вдуматься, и несправедливую, но никто не стал ее оспаривать. В итоге было государственное предприятие на федеральной земле. Теперь и предприятия этого нет, и земля из федеральной по факту вот стала ничейной. А в архивах осталась справка о том, что обанкротили ФГУП ОПХ «Чергышевское» из-за долгов в 17 миллионов рублей. В результате конкурсного производства погасили чуть более пяти миллионов по долгам. Сама конкурсная процедура стоила 27 миллионов рублей. Покупателем стало ООО «Аграрный Альянс», собирающее земли в закрытый паевой фонд. Все причастные с облегчением перевернули эту страницу истории.
– Ехать до этих полей примерно километров пятнадцать, потом вдоль посадок эти поля длятся километров двадцать, – рассказывает наш провожатый Виктор Малютин. Душа у него никак не успокоится из-за вывода этих гектаров из обработки. – 28 тысяч гектаров пахотной земли. Картинку сами увидите. И если вы окажетесь неверующими, то я буду везти вас дальше.
Нам не верить, какой смысл? Мы и без Малютина знаем, что чеченские предприниматели из «Аграрного Альянса» землю в Саратовской области не обрабатывают. И про то, что их в наш регион привели глава аграрного комитета областной думы Николай Кузнецов и зампред председателя областного правительства Александр Соловьев, слышали от них самих на пресс-конференции. Обещали те несколько лет назад, что это будут крутые инвесторы для области, которые вложатся в нашу землю и в нашу экономику. И усилия тогдашнего вице-губернатора Дениса Фадеева, охраняющего интересы конкурсных управляющих в 2012 году, помним. И не забываются старания нынешнего депутата Госдумы Антона Ищенко в этом направлении. Много тогда, в 2012 году, людей работало, как теперь понятно, не на пользу земле саратовской. Вспоминать об этом упомянутые чиновники и депутаты не любят. Особенно после того, как на федеральном уровне все-таки озаботились растущим количеством необрабатываемых гектаров в России. Был принят новый закон, по которому хозяевам брошенных земель придется платить большие штрафы. Специалисты Россельхознадзора начали ездить по полям и выставлять нарушителям значительные суммы. В Федоровском районе, например, кто шок, кто радость переживают из-за предварительных штрафных санкций сельхозпредприятию «Плодородие». До «Аграрного Альянса», который сейчас уже иначе называется, дело, может быть, тоже дойдет. Чтобы избежать штрафов, всем «латифундистам» придется научиться сдавать землю в аренду реальным землепашцам.
– Это собачкинская земля, – показывает Виктор Давыдович налево. И рассказывает о двух братьях Собачко, которые «из того поколения, что ценило и землю, и труд на ней».
Малютин про то поколение и про себя, как яркого его представителя, может вспоминать часами, днями, месяцами, годами. Потому что там осталась его жизнь. Самые яркие эпизоды, когда парторгом был в таком же, как «Чернышевское», ОПХ «Ерусланское» или директорствовал в акционерном обществе «Борисоглебское».
«Тогда натиск либералов был... Мы сидели на взаиморасчетах... Сельхозбаронами нас, директоров, называли по телевизору, нахлебниками... И никто до сих пор не попробовал заглянуть в душу к нам...» – говорит. Спрашиваю, как во времена, когда «все разваливалось окончательно», объяснял сам директор Малютин рабочим задержки зарплаты: «Вы ж не могли сказать, что партия завела экономику страны не туда?». Отвечает, что в 1998 году именно так и объяснял, что все из-за реформ. А мне из сегодняшнего далёка добавляет: «Это не партия. Это предатели были». Всё мне становится понятно с душой моего собеседника Виктора Давыдовича после таких откровений. Горечь там одна в душе. Сожаление о прекрасном советском коммунистическом прошлом. Он и сейчас коммунист, убежденный, что нужно в то прошлое возвращаться. Но не с президентом Путиным во главе, конечно. Президента Путина Малютин давно раскусил. И не одобряет. Даже не за то, что тот неправильно рулит экономикой и доразваливал деревенскую жизнь окончательно. А за то, что люди при нем очень изменились.
– Мы, советские руководители, проходили жизненный цикл «от навоза». Я вот на ферме наводчиком работал. И нам охота было след оставить от себя. Село хотя бы отстроенное. И мы по шесть квартир в год сдавали, когда я директором хозяйства был. Асфальтовый заводик у нас был. И вот в итоге – разрушенное село. Сейчас думаю, для чего жил? Все брошено коту под хвост.
Выезжаем за границу Семеновского муниципального образования. Едем мимо «сталинских посадок». Это лесополосы, которые за годы, что прошли с тех сталинских времен, превратились в высоченное, почти лесное заграждение полей.
– Сгорели уже наполовину, – сетует Виктор Давыдович. – Что при такой жизни еще ожидать? Когда посадки загорелись, тушить некому было. Потому что Лесной кодекс приняли, которым передали леса в распоряжение ворам и жуликам. Люди собачкинские пожар остановили.
Поворачиваем направо. И начинается бурьян. Вернее – «бескрайные бурьяны хоть направо, хоть налево». Федеральная пашня, в аренду на 49 лет отданная. Четвертый год после завершения процедуры банкротства не обрабатывается. Навстречу нам вереницей по пыльной дороге большегрузы – это прямой путь на Красный Кут, на Питерку.
– Ну, какую вам еще картинку? – спрашивает Малютин. – Смотрите, ковыль уже растет. Давно запущенные, необработанные поля. Это вот поле 700 гектаров. Здесь я работал в свое время бригадиром тракторной бригады. Интересное оно, это поле. Нет равных сторон у него. Вот смотрите, это донник.
Мы вышли из машины. Донник обступил нас яркой зеленой стеной, готовый вот-вот брызнуть своим желтым цветом. Хорошая на самом деле трава. Бобовая. Если ее в землю закопать, то азотными удобрениями обогатится почва. Но не один же донник тут. Осматриваюсь. Ковыль, полынь, тысячелистник, пастушья сумка, молочай, осот сплошным ковром, из которого весело выпрыгнут во весь свой рост клены подросткового возраста, когда трава засохнет.
– Что сделать, чтобы вернуть в эту степь пашню?
– Я бы донник запахал. Эта хорошее удобрение – сидерат потому что. На следующий год попаровал бы летом поле, а осенью посеял озимые. Но целину эту осваивать некому. Те, кто мог бы – лежат в могилах. Да и дети их – кто вымер от пьянки, кто уехал батрачить. Села вымерли, слезы одни. Слышу когда от наших правителей, что село подняли, плеваться охота. Когда донник вот так растет в поле – это свидетельство, что поля давно запущены. Вот здесь был полевой стан бригадный. – Виктор Давыдович всматривается не в зеленые дали, а все глубже в прошлое. Приговаривает, что для земли лишний рубль государственный – вдох. Но вдохнуть эти рубли в землю нужно было вовремя. – Вы мне скажите, где Путин преуспел? В пиар-спектакле? Люди, которые его защищают сейчас, уничтожают будущее своих детей. И люди тоже виноваты будут, что не напрягали мозги свои, отдали их на волю телевизора.
К этому времени выбираемся на грейдер, который идет в Борисоглебовку. Видим ток для переработки зерна, борисоглебовский. Не работает уже. Заросли камыша сгоревшего в стороне. Останавливаемся. Идем по бывшему полю. Виктор Давыдович утверждает, что здесь всего лишь двухлетняя запущенность. Растут пока в основном осот и молочай. Потом снова останавливаемся и идем к останкам летней фермы, где доильные аппараты могли работать, потому что к ферме этой тянулись провода от трансформаторной подстанции. 1200 голов в «Чернышевском» было только дойное стадо. Теперь развалина стены на этом месте, торчащие из кусков бетона арматурины и веселый «полынок» выстилает подходы. «Этого добра у нас – косой коси, – делится провожатый. – Вот сейчас запах немного только улегся, а в мае – не надышишься».
Трудно верится, что что-то изменится
Имущество ГУП ОПХ «Чернышевское» Федоровского района с правом долгосрочной аренды земли было продано на электронных торгах в сентябре 2012 года. 31 декабря 2011 года тот же покупатель приобрел ГУП ОПХ «Ерусланское» в том же районе. Их земли теперь зарастают бурьяном.
«Земля была государственная, федеральная, и это все делалось через Москву, – говорит Александр Еременко, два десятилетия проработавший главным инженером в управлении сельского хозяйства районной администрации. – Когда все это началось, местные хотели взять эту землю. Но местным не отдавали ее. Нас поставили перед фактом. И ничего не сделаешь. Вот прикрыли границы и начали обращать внимание на то, что у нас конкретно есть у самих. А уже по-о-оздно-о, – Александр Васильевич тянет это слово, чтобы стало точно ясно, что не просто поздно что-то исправлять, а по-о-оздно-о. – Трамвай-то ушел. Все развалили. Села не остается. Людей в селе нету. Когда я пришел работать, было у нас 17 хозяйств здесь. У всех было животноводство. Сейчас осталось три. Мужики на заработки ездят. И мне трудно верится, что землю эту теперь можно вернуть местным. Мне вообще что-то трудно верится, что что-то будет меняться.
Что есть – тем и пользуйся
С одним из братьев – Олегом Собачко – в тот день мы тоже познакомились. У него в обработке сегодня семь тысяч га земли, из них в собственности – всего около полутора тысяч. Остальная – арендованная. У «Русского гектара», у «Плодородия-Саратов». «Русский гектар» некоторое время назад пропал. Письма, им адресованные, возвращаются назад. Успокаивает себя Олег Собачко рассуждениями, что земля-то не пропала вместе с хозяевами. И он ее продолжает пахать по договору, который еще год будет действовать. Потом начнет искать, кто стал новым хозяином земли. К путанице с землей здесь, в Федоровском районе, люди привычные. Олег Анатольевич рассказывает, как начал обрабатывать залежные земли.
– Земледелы наши в администрации сказали, что это ничья земля стоит, и я заключил договор с администрацией, а когда все сделал на третий год, выяснилось, что там хозяин не администрация. Вот в чем беда – никто ничего не знает. Ну, хорошо, что они [«Плодородие-Саратов»] не в силах обрабатывать, а так могли бы приехать, показать карты с нумерацией полей и убрать весь мой урожай. Но вот позвонили, чтобы приехал заключать договор аренды.
– Вы когда-нибудь думали о том, что земля уже ваша, потому что там много вашей жизни вложено? Вы способны отстреливаться, если ее придут отнимать силой?
– А кто придет?
– Да кто угодно, жадный до чужого добра.
– Если кто угодно, то с этим уже не поборешься.
– Отойдете в сторону?
– Каждый пойдет восвояси в этом случае.
Что есть, тем и пользуйся. Не замахивайся на то, что не сможешь поднять. Это у Олега Собачко философия такая, помогающая жить.
– К нам много кто сюда заходил с надеждой разбогатеть, и все бросали свои надежды. У нас воды совсем нет тут. В речке нет. Водохранилище, что строили лет 12 назад, пустое сейчас. И скважин нет у нас. А в тех, что есть, вода соленая.
– А люди?
– Каждый, как может, приспосабливается.
25 лет назад, когда Олег Анатольевич пошел из механизаторов в фермеры – «зеленый же был, в голове что-то бурлило» – верил он, что все сложится обязательно. Сейчас уже устал от всего. Может, потому что давно понял, что никто никому не нужен. Спрашиваю его про санкции, про обесценивание рубля, про то, как на его хозяйстве все это сказывается и сможет ли вообще сельское хозяйство российское прожить автономно, без связей с другими государствами. Отвечает, что, конечно, сможет. И он Путина в этом вопросе поддерживает.
– Надо жить по средствам. Недавно сидим за столом на семинаре в Самаре, и разговор заходит о выборах. Одна женщина разоткровенничалась, как ее заставили голосовать, а она бы не голосовала, но у нее губернаторская премия, поэтому через силу сделала, как было велено. Я говорю: «Ну пожертвовала бы премией ради принципов. Зачем тебе премия, если тебя что-то не устраивает?». Я все-таки считаю, что нужно жить по средствам. Мне хватает своих. Ну не купил я два «Кировца» в том году. Работаем на старых. Двигатели новые просто поставили и вышли в поле.
К концу разговора понимаю, что Олег Собачко вообще из тех, кто приспособится под любые повороты бытия. Выживет, выкряхтит, выдюжит. Не верите, вот вам история про самоходный опрыскиватель «Туман», которая с ним приключилась. «К «лисапеду» этому у меня много вопросов», – смеется.
На выставке присмотрел он это чудо инженерной мысли российской. «Коробка» – от ГАЗели, «ходовая» – от «Нивы шевроле». От «Пегас агро» сборка. Купил. Выпустил в поле – отвалилось колесо. Полуось отломалась. Она оказалась не из цельного металла, а из трубы с тонкими стенками. И сварная. И вот в месте сварки все и разошлось. Не устает удивляться Олег Анатольевич, почему нельзя было взять от КамАЗа полуось – цельный вал. Или толщину металла сделать 6 см, воспользовавшись буровой штангой. Хотел пообщаться с конструктором и полез в договор, который при покупке – признается – не читал. Гарантия у «лисапеда» оказалась очень странной: короткой и начиналась с момента продажи, а не с момента ввода в эксплуатацию, как вообще-то продается любая другая техника. Опрыскиватель Собачко купил в феврале. То есть к тому моменту, как колесо отвалилось, гарантия уже закончилась. Еще в той гарантии что-то было про бесперебойную работу на площади аж в 5 тысяч га. 600 га легко может обработать установка за сутки. Значит, гарантирована работа на неделю у «Тумана»? А стоил-то он Олегу Анатольевичу четыре миллиона рублей. Со скидкой. Догадавшись, что с производителями чудо-техники – «Ну хоть через пару-тройку лет за такие деньги бы сломался. Затея-то хорошая, может удобрение разбрасывать, если поставить конус на нее» – не договоришься, купил за 28 тысяч рублей буровую штангу и отдал ремонт «Тумана» в руки своему токарю. Потом «коробка» у нее развалилась – китайская с нашими подшипниками.
– Техника, конечно, лучше импортная, – говорит Олег. – Комбайнов у меня два, немецкие. Когда взяли первый Fendt, я продал три «Нивы». Вибрации нет, шума нет, сиденье регулируется под вес. Вчера только советовал представителям «Полесья» купить один Fendt, разобрать, понять, как устроен, и выпускать уже такие. И наш «Ростсельмаш» пусть себе купит. И все пойдет у них. Хотя у них и сейчас идет. Но потому что ценник «разбежался» на импортную технику. Сейчас Fendt стоит 17 миллионов рублей, а тогда стоил 6,5.