Роман Арбитман: «Кратким курсом» идете, товарищи?
Его профессия литератора, критика не ограничивается разбором литературных произведений. Наш сегодняшний собеседник относится критически – значит, требовательно – ко всему окружающему. Во всяком случае ко всему, что он считает важным. Круг таких проблем очень широк. Сегодня мы касаемся лишь некоторых из них.
– Роман, как ты считаешь, скоро ли в вузах будет введен обязательный курс «История партии»? Понятно, какой партии.
– Думаю, что этого не произойдет в ближайшее время, или во всяком случае это будет называться как-нибудь иначе. Может быть, в курсе «Политические учения» станет темой номер один. Года два или три назад я мог бы сказать: это будет завтра. Но, когда «Единая Россия» появилась на политической арене, ее стали пиарить так яростно и навязчиво, что она скоро стала всем поперек горла, как КПСС в последние свои годы. Вот говорят, что «Единая Россия» – это как КПСС. Да, но как КПСС самого последнего времени. Такое впечатление...
– ...что она родилась сразу дряхлым стариком?
– Совершенно верно. Как если бы мозг Андропова пересадили в другое тело, и это было бы тело Черненко. То есть он с самого начала был бы заведомо дедушкой. Вот такая партия – с заведомо отрицательным бэкграундом, с заведомо лживыми функционерами, которым никто не верит. В самом начале КПСС, когда она была еще РСДРП, я хочу верить, что там были люди убежденные...
– Так РСДРП была настоящей партией, которая боролась за власть, долго боролась, и она развивалась, внутри партии были серьезные разногласия, дискуссии, конфликты, чуть не драки.
– Совершенно верно, а ЕР была сделана искусственно из двух частей: с одной стороны было «Единство», придуманное Березовским, с другой – «Отечество – вся Россия», которое делалось под Лужкова и Примакова. Поскольку разницы между ними никакой не было, то, когда они слились, никто не почувствовал, что что-то изменилось. Когда сто с лишним лет назад у издателя газеты «Копейка» спрашивали «Какое у вас направление?», он отвечал, пожимая плечами: «Кормимся-с!» Вот примерно такая же идеология у партии «Единая Россия». Так что, я думаю, они сейчас поостерегутся возвращаться к пиару этой партии, потому что, чем больше ее пиаришь, тем больше это вызывает отвращения и отторжения. Что вовсе не отменяет того печального факта, что на будущих выборах она получит столько, сколько ей нарисуют.
– То есть о возврате шестой статьи в Конституцию – о руководящей и направляющей роли – говорить нет оснований?
– Я думаю, что это не есть задача номер один. Без этого у нас очень многие советские приметы уже присутствуют. Такая статья только раздражала бы, а она просто не нужна, она де-факто уже действует.
– А я об этом задумался после недавней статьи Бастрыкина (подробно эту тему см. на стр. 5. – Прим. ред.). Ведь если реализовать его идеи, потребуется изменить ряд законов и Конституцию. Так почему бы заодно и шестую не вернуть... Может быть, не партию, а народный фронт объявить руководящим и направляющим...
– Но народный фронт еще менее структурирован, чем партия. Даже не знаю, с чем его сравнить – с хунвейбинами? Да вроде по возрасту не подходят.
В истории со статьей Бастрыкина меня заинтересовало другое: почему все наши чиновники говорят еще более резко и более отмороженно, чем самый главный вождь? Сначала я думал, просто потому, что они знают: в эту сторону отклоняться можно, им ничего не будет. Можно выдавать любые людоедские инициативы. Вот если бы, наоборот, кто-то предложил что-нибудь либерализовать, ослабить хватку, за это им досталось бы.
Потом я подумал вот еще о чем: может быть, их даже сверху подталкивают к таким выступлениям: давайте, давайте...
– А потом Путин вас мягко осадит...
– Да, для контраста: вот же Путин такого не говорит. Раньше для чего был нужен Жириновский? Для того же контраста.
– А само появление этой статьи не напоминает тебе другую публикацию примерно двадцатилетней давности?
– Ты имеешь в виду «Не могу поступаться принципами»?
– Да, Нина Андреева.
– Нет. Статья Нины Андреевой воспринималась как вызов консервативной части КПСС реформаторскому курсу Горбачева. А эту можно воспринимать как напоминание и ободрение Владимиру Владимировичу: можно и покруче!
Это все концертные номера, иногда исполненные талантливо, иногда похуже, иногда совсем топорно, как, например, в истории с виолончелями.
– Эта история обогатила русский язык новым глаголом: «свиолончелить»!
– Да, а я прочитал у одного знакомого в «Фейсбуке», что наша власть умеет изгадить даже самые нейтральные, не вызывающие никаких отрицательных ассоциаций явления и понятия. Теперь мы смотрим на афишу виолончельного концерта...
– Нынешний конкурс имени Кнушевицкого...
– Да! И какие-то нехорошие мысли у нас рождаются.
– Послушай, самые фундаментальные положения этой статьи – это, по сути, введение цезуры, запрет на распространение информации, прежде всего в интернете. Ну, технически-то это, наверное, возможно...
– Технически всё возможно! Как в каждом генштабе лежат заготовленные планы на все случаи жизни, так и тут – в пропагандистском генштабе на всякий случай есть где-то строка: вырубить весь интернет, вырубить всю мобильную связь... И технически это возможно. Но мне внушает осторожный оптимизм то обстоятельство, что у многих людей из ближайшего окружения нашего дорогого и любимого есть какие-то прихваты в сфере высоких технологий. Поэтому совсем вырубать интернет – это просто невыгодно. Они, конечно, какой-то долей своих прибылей готовы поступиться, чтобы удержаться на местах. Но если этих потерь будет очень много, то они задумаются. И надеюсь, что до отключения интернета дело не дойдет – не потому, что это отбросит нас в каменный век, а потому, что бабки они потеряют! Ворюга победит верноподданного чиновника. Фанатиков в ближнем окружении нет совсем.
А если представить, что интернет все-таки отключат, то в перспективе следует повсеместное отключение электричества. Вот тогда уж процесс коммуникации будет нарушен совершенно.
– Мы с тобой оба работали при советской цензуре, знаем, что это такое, но иной раз всё же так и кажется, что совсем без цензуры тоже не обойтись. Вот, например, после истории с Шарли Эбдо я сформулировал для себя такие два варианта писем, которые мне – гипотетически – могли бы предложить подписать. Первый: как бы и кого бы ни оскорбляло то, что вы пишете, рисуете и т. д., вы вправе это публиковать. И второй: как бы и кого бы ни оскорбляло то, что вы пишете, рисуете и т. д., на это нельзя отвечать пулей.
Так вот, второй вариант я, естественно, подписал бы безоговорочно. А первый – нет.
– Со вторым понятно, поскольку это абсолютное несоответствие деяния и реакции на него. Пулей на слово нельзя отвечать ни при каких обстоятельствах. Ну, если очень постараться, можно, наверное, что-нибудь придумать, но я не могу припомнить ничего такого.
Другое дело, что цензура, конечно, иногда бывает полезна, потому что она заставляет художника быть более изощренным. Это очень увлекательно: обходить цензуру, находить такие слова, чтобы сказать то, что хочешь сказать, и тебя не взяли бы за химок и твою книгу не запретили. А когда всё можно говорить открытым текстом, то искусство иногда уходит, остается публицистика. Но когда цензура бывает идиотской, когда цензор берет на себя роль редактора, тогда цензура, безусловно, вещь плохая.
Но сейчас беда не в той узаконенной цензуре, которая то ли будет, то ли нет. Беда в той цензуре, которая уже существует независимо от того, что ее нет в Конституции. Это внутренняя цензура и редактора и самого автора. Автор снова стал думать: а вот это, наверное, не пропустит редактор. А редактор думает: вот я это всё пропущу, это выйдет в свет, а завтра меня уволят. Если в обществе создается такая атмосфера, что редактор никогда не уверен, что к нему не придут люди из санэпиднадзора, еще откуда-то, не закроют его газету под любым предлогом, значит, цензура возрождается явочным порядком. Издание газет, книг – это всегда деньги, а людям, которые связаны с деньгами, всегда можно сделать предложение, от которого они не смогут отказаться.
В конце концов человек смиряется и начинает говорить полуправду, четверть правды, десятую часть правды... То есть мы приходим к советской практике, но только без официальной цензуры. Не нужно тратить деньги на человека, который будет сидеть и вычитывать тексты...
– Но самоцензура самоцензуре рознь... Ты говоришь о политической цензуре.
– А если говорить о нравственной цензуре, то художник должен решать сам. Если бы у нас было нормальное судопроизводство, и оскорбленный человек мог получить воздаяние по суду... Но в наших судах, если Сидоров оскорбил Петрова, он выиграет, а если Петров оскорбил Сидорова, то он проиграет. У нас всё зависит от статуса. В демократическом обществе есть для этого механизмы. Если карикатуры Шарли Эбдо вас раздражают, подавайте в суд, и вы, очень вероятно, выиграете. Но не стреляйте!
– У тебя такое было, чтобы делали предложение, от которого нельзя отказаться?
– У меня такого не было. Но некоторые книжки я не мог издать в Москве, а книжку о нашем губернаторе «До свидания, Валерий Васильевич!» я не мог издать в Саратове. А издав, не мог ее распространять в Саратове, мне все говорили: «Старик, ну ты же понимаешь!» Я долго не мог устроить презентацию этой книжки. Никто никому напрямую не запрещал, но... Такой мафиозный принцип.
– Мы заговорили о книгах, и это возвращает нас по кругу к началу нашей беседы. Ты знаешь, что была в сталинские времена такая книга «Краткий курс истории ВКП(б)», под личным редакторством вождя и учителя всех времен и народов. Думаешь, сейчас невозможно появление подобной книги? Под редакцией нынешнего вождя, а уж написать – всегда найдется, кому написать.
– Думаю, что, конечно, такая книга может выйти, и даже несколько книг. Но мы живем в другом информационном пространстве. И если она выйдет, всё равно будет трудно сделать ее единственной, даже если это будет закреплено законодательно. Потому что для этого понадобится все остальные книги уничтожить: сжечь, запереть, отправить в спецхран, закрыть интернет.
В эпоху коммуникативных революций сталинизм в том его виде невозможен. Когда человек может получить информацию из независимых источников, и его трудно привлечь за получение этой информации.
– Хорошо! Допустим, вышеупомянутый труд, история ли «Единой России» или наподобие, сочинен и выпущен в свет не на бумаге, а по-современному, в интернете. И армия троллей кидается прославлять и рекламировать эту единственно верную историю... Или троллей не напасешься?
– Ну, почему, нанять троллей – десять рублей реплика, пять рублей лайк – всё что угодно. Но люди же понимают, где живой человек, а где... Да дело даже не в этом! Ведь это будет очень скучно. Вся такая литература бесконечно уныла. Такое сочинение должно занимать две странички от силы. Иначе читать просто не будут: «Много букв! Не осилил!» Наша власть вырастила целое поколение, которое ничего не читает. Сейчас это власти удобно, такими проще управлять. Но когда власти вдруг понадобится, чтобы люди что-то прочитали, окажется, что читать они не могут. Даже самый краткий курс.
Две странички, не больше, лучше с картинками. В виде комикса! Вот! Дарю ноу-хау! «Краткий курс президента Путина» в виде комикса. Чтобы текста было совсем мало. Тогда прочитают. А еще лучше мультфильм.
Меня вообще удивляет, что наши пропагандисты вкладывают миллиарды в какую-то фигню – как это телевидение-то называется? «Раша тудей, сюдей»... А идти надо совершенно по другому пути. Надо уделить из этих миллиардов сто или двести миллионов, нанять голливудских профи, чтобы написали сценарий, чтобы там были голливудские звезды. И чтобы действовал герой, похожий на Путина, которого все бы любили... Ведь многие люди, которые занимаются кинобизнесом, – это люди не брезгливые, но они профессионалы, они за деньги сделают, и это будет качественный продукт, который, может быть, будут смотреть во всем мире. И я посмотрел бы качественный идеологический фильм – со спецэффектами! С удовольствием посмотрел бы! Но нашим идеологам денег жалко.
– Михалков не потянет?
– Не-е-ет! Наши это просто не умеют.
– То есть нужен фильм наподобие «Самолета президента» с Гаррисоном Фордом в главной роли?
– Именно! Чтобы герой Путин, с автоматом в руках... А между прочим, была такая книга, ее написал автор из Риги, называлась она «Президент». Там Путин отправлялся в Чечню лично «мочить» террористов. Не сказать, чтобы книга имела успех, но тогда, в начале нулевых, в этом было по крайней мере что-то забавное. Но у нас в России никто не написал. Потом, конечно, было написано много разных глупостей, но всё это было на таком низком уровне...
Нужно было нанимать других людей!
А вообще мы склонны приписывать власти свойства, ей не присущие. Нам кажется, что если человек достиг таких высот, то у него необыкновенные способности. На самом деле зачастую это совсем не так. Да, в какой-то узкой области деятельности, например умении интриговать, он выдающийся мастер. Но не более того.
Мы ищем какие-то глубокие мотивы масштабных политических решений, а таких мотивов может и не быть, просто обиделся на кого-то, в ответ на обиду и возникают санкции и так далее. А потом, задним числом, придумываются какие-то геополитические объяснения. А может быть, всё совсем просто: так, мозоль болит или палец зачесался.