Омар Аль-Джабер: Русский народ очень терпеливый

Оценить
Россия заканчивает военную операцию и выводит войска из Сирии. Наступило время попробовать разобраться: а что же это было? Какую роль сыграла наша страна в запутанном международном конфликте?

Россия заканчивает военную операцию и выводит войска из Сирии. Наступило время попробовать разобраться: а что же это было? Какую роль сыграла наша страна в запутанном международном конфликте? Своим видением ситуации с нами делится уроженец Сирии Омар Аль-Джабер, переводчик Центра временного размещения беженцев в Красноармейске. С момента нашей последней встречи прошло пять месяцев (см. статью «Мечты о мирном сирийском небе» в № 38 (360) от 27.10.2015).

– Омар, сразу задам интересующий меня вопрос: где сейчас находятся ваши соотечественники, которые прибыли в Центр временного размещения в октябре прошлого года?

– Они по-прежнему в нашем центре.

– Их намерения покинуть нашу страну не изменились?

– Нет, они всё еще хотят уехать в Европу. Недавно ездили в Москву по поводу оформления документов и скоро поедут снова. У них есть надежда, что Организация Объединенных Наций за них вступится и поможет покинуть Россию и переехать в Европу.

– Теперь подробнее поговорим о вас. В каком году вы впервые приехали в Россию?

– В 1990 году я приехал учиться в Санкт-Петербургскую медицинскую академию в рамках двухстороннего сотрудничества. Меня направили за хорошую успеваемость в школе. В это время еще был Советский Союз, а потом он развалился буквально на моих глазах. Если честно, было больно. Советский Союз всегда был в хороших отношениях с Сирией и другими арабскими странами. А когда СССР не стало, мы, иностранные студенты, стали беспокоиться о том, что от нас вдруг откажутся и не дадут доучиться. К счастью, отношения сохранились, пусть и не такой интенсивности.

– Как вы восприняли 90-е годы в России? Жить в Северной столице было вам по средствам?

– Тяжелые были времена. Может быть, на меня, как на иностранного студента, это не так сильно влияло, как на россиян, но всё равно... Вначале денег хватало, а потом я стал просить родителей высылать больше. Особенно помню, как в 1992-м, 1993 годах всё резко подорожало.

– А после окончания университета вы остались в России или сразу уехали на родину?

– Я сразу же уехал с женой домой, в родной город Ракка. В 2001 году мы переехали в столицу Сирии Дамаск – возможности в этом городе были больше.

– Как восприняли ваши родители то, что вы привезли с собой русскую девушку?

– Они были об этом предупреждены заранее. Конечно, я им говорил, что я встречаюсь с русской девушкой, которая учится на моем факультете, и что собираюсь на ней жениться. Моя жена, еще будучи в России, начала изучать арабский язык. Когда мы приехали, сначала ей было непросто, ведь она поменяла абсолютно всё – семью, дом, страну, язык, обычаи. Но она очень быстро привыкла к новой жизни, чему, если честно, даже я был удивлен. Мне кажется, у русских женщин очень высокая способность воспринимать и перенимать чужую культуру. Браки с русскими в то время были довольно распространены. В относительно небольшом городе Ракка на границе Турции и Ирака, откуда я родом, в годы моей молодости насчитывалось примерно 100–150 женившихся на русских.

– А в воспитании ваших детей какие традиции преобладают?

– Если честно, за воспитание детей отвечала их мать, моя жена, а я больше работал. Вообще русские женщины умеют очень хорошо воспитывать детей. Наших же больше волнует, что приготовить покушать, а русские женщины, кажется, могут всё. Тем не менее наши дети выросли в арабском обществе. Старшему Амиру сейчас 18 лет, Анжеле 15 лет, Даниэль 10 лет – мы назвали детей интернациональными именами. Точно так же и в воспитании хотели привить им и русские, и арабские традиции. Мы старались обеспечить их хорошим образованием и всесторонним развитием. Дети ходили в арабскую школу и в русскую (в качестве дополнительного образования). Они знают русский язык, так что особых проблем при переезде в Россию у них не возникло.

– А когда вы вернулись с российским дипломом обратно в родную страну, какие возможности перед вами открывались?

– Возможности были невелики. Мы оба начали работать по специальности. Профессия фармацевта требует финансовых вложений, но мои родители не были богачами. Вначале я работал на чужих людей, потом получил долю в небольшом предприятии, а потом открыл собственное дело. Открывать аптеки тяжело, но фармацевтическое дело прибыльно, потому что лекарства – потребность, от которой ты не сможешь отказаться ни при каких обстоятельствах, так же как и от еды.

Вот так со временем мы достигли материального благополучия. У нас было всё, что нужно для мирной, спокойной жизни. В один миг мы потеряли всё, что у нас было! Но всё же самое главное, что мы сами остались живы!

Мы уехали из Сирии не сразу, а через два с половиной года после начала активных военных действий. Всё началось с митингов, когда захотели поменять правительство. А потом стало непонятно, кто и за что. Какие-то организации, страны использовали этот момент, чтобы дошло до гражданской войны, пустили этих террористов. Сначала я потерял первую аптеку, потом вторую. Бежали из Дамаска в мой родной город Ракка – на тот момент там было спокойно, город еще не был захвачен боевиками. К сожалению, этот город сейчас стал столицей Исламского государства (организация признана экстремистской и запрещена в России). Когда они появились там в 2011 году, их агрессия в первую очередь была направлена именно на смешанные браки с русскими, на нас, как на инакомыслящих, предателей. Это была главная причина, по которой в 2013 году я принял решение уехать из Сирии.

Лично для меня не возникло вопроса, куда ехать.

– Как попали к нам в Красноармейск?

– Нас эвакуировали на самолете МЧС в Москву. Я тогда впервые узнал, что есть такая программа поддержки беженцев, а я был смертельно уставший и напуганный и принял предложение поехать в Красноармейский центр временного размещения. Условия приятно удивили. Благодаря моему знанию русского языка меня трудоустроили прямо в центре переводчиком. Это был новый для меня опыт, сложный, но интересный.

– Не собираетесь ли вы начать работать в России по специальности, ведь у вас есть российское образование?

– Я хотел бы. Но без российского гражданства возможности трудоустройства для меня ограничены.

– Кстати, как у вас продвигается дело с оформлением гражданства?

– Я работаю над этим. Сначала получил статус беженца, потом разрешение на временное проживание, потом вид на жительства. Думаю, что в ближайшие два-три месяца я стану гражданином Российской Федерации.

– А что предприняли в связи с военными действиями ваши родственники? Насколько помню, у вас много братьев и сестер.

– Да, у меня пять сестер и четыре брата. Двое из них с семьями уехали в Германию, остальные – в арабские страны. Они уехали из Сирии позже меня, потому что моя смешанная семья раньше стала подвергаться опасности.

– Как сложилась жизнь ваших братьев и сестер на новом месте? Довольны ли они тем, как их приняли в чужой стране?

– Те, что уехали в Германию, вполне довольны. Они сбежали туда год назад – а тогда еще отношение к беженцам в этой стране было значительно лучше. Они устроились на работу, получают социальное пособие. Сейчас условия заметно ухудшились. Это связано с огромным наплывом мигрантов из арабских стран – все они называют себя сирийцами и говорят, что бегут от войны. Возможно, повлиял еще мировой экономический кризис. Террористические угрозы. Европейцы ведь считают, что с беженцами сбежали террористы, и отличить одних от других практически невозможно. Безусловно, есть боевики, которые использовали свой шанс и бежали следом, поэтому легче с подозрением относиться ко всем мигрантам. Это отражается на всех беженцах.

Так или иначе, мои родственники при более или менее благополучном материальном положении чувствуют себя несколько чужими и скучают по родине. Нужно признать, что отношение европейцев к беженцам несколько предвзятое, высокомерное. Ничего такого нет в отношении русских к сирийцам.

– А как живут те ваши родственники, которые мигрировали в арабские страны?

– Те меньше довольны своей жизнью. Конечно, уровень жизни там значительно ниже, не развита система социальных гарантий для беженцев, как в Европе. Но они работают, снимают жилье – их жизнь идет своим чередом.

– Поддерживаете ли вы связь со знакомыми и близкими, которые остались в Сирии?

– В родном городе Ракка у меня остались родители. Честно скажу, связь с ними потеряна. В основном всю информацию по ситуации в Сирии я черпаю из «Фейсбука».

– Телевизор не смотрите?

– Почему же, смотрю.

– Вы верите, что то, что показывают на российских телеканалах, соответствует действительности?

– В большей степени это правда. Я смотрю на видеоряд, который демонстрируется, временами узнаю знакомые места, проверяю познания российских журналистов в сирийской местности.

– Сейчас Россия выводит свои войска из Сирии. Как вы оцениваете роль России в урегулировании сирийского кризиса?

– Она помогла, но не до конца выполнила свою функцию. Некоторые города уже восстанавливаются от разрухи, но не все. Допустим, город, из которого я родом, как я уже говорил, до сих пор захвачен группировками «Исламского государства».

– Большинство ваших знакомых со­отечественников согласны с вами в оценках действий российской армии?

– Многие согласны со мной. Есть и такие, кто считает, что у России свои корыстные цели. Кто-то считает, что Россия могла бы вмешаться раньше, и тогда бы многих жертв и потерь удалось избежать. Наша армия ведь слабая – население небольшое, опыта ведения войны мало.

– В целом вы поддерживаете политику президента Сирии Башара Асада?

– В общем да. Самое главное – чтобы в стране стало спокойно. А я думаю, что после его ухода дела будут намного хуже.

– Читала в интернете, что некоторая часть сирийского населения рассчитывает на то, что Россия поможет восстановить инфраструктуру.

– Может быть, кто-то и надеется на это. Конечно, помощь не помешала бы... Но всё же сирийский народ должен в первую очередь рассчитывать на себя. Мы с нетерпением ожидаем, когда в нашей стране станет спокойно.

– Сейчас у нас в России снова непростые экономические времена. Это как-то на вас отражается?

– На мне это отражается не сильно. Я получаю в центре для беженцев кров и питание (за что большое спасибо), у меня есть здесь работа, за которую я получаю зарплату. Но я вижу, что в России тяжело жить в материальном плане. Не все получают ту зарплату, которая обеспечивает все затраты. Русский народ вообще очень терпеливый. Откуда государство берет деньги, чтобы отправлять ракеты в Сирию? От народа, это деньги налогоплательщиков. Здесь кризис, тяжело жить – а всё равно россияне нас не бросают, решают проблемы чужого государства!

– Наверно, в этом наша проблема. Когда вы получите российское гражданство и обстановка в Сирии стабилизируется, вы останетесь здесь или вернетесь?

– Я с большой надеждой ожидаю того, что в Сирии наконец закончится война – тогда я смогу вернуться в родные места, восстанавливать разрушенное. Но я очень люблю Россию, она стала для меня второй родиной. Тесные связи с Россией у меня на всю жизнь.