Пешком до Пятой Продольной

– Дед, ты здесь всю жизнь прожил, все знаешь, расскажи, как до Пятой Продольной улицы добраться. Я хотел было на такси доехать, но никто не везет, молодые говорят, мол, нет такой улицы на навигаторе, а пожилые вообще шарахаются – дескать, про́клятое место.

– Ничего не про́клятое, – я слегка обиделся за соседей, хотя между нами, живущими на Провальных тупиках, и обитателями Продольных улиц никогда особой любви не было.

Допрежь того мы сидели с внуком на моей кухне, разговаривали о том о сем (политику старались не трогать, чтоб не поругаться). Но было видно, что внук куда-то торопится, ерзает на табуретке.

– А чего тебе на Продольной нужно-то?

– Да так, приятелю надо кое-что передать. Он там комнату снимает.

В душе я пожалел внукова приятеля, от хорошей жизни там не поселишься. Однако сказал:

– Собирайся, только сапоги резиновые надень, я тебе свои дам, запасные.

Полпути на юг

Полез под диван, достал оттуда сапоги, подал их внуку. Он оглядел их, заглянул зачем-то в голенище, даже понюхал, а потом сказал:

– А что, без сапог никак нельзя?

– Нельзя, – строго сказал я ему, – утонешь.

Вообще-то в прежние времена Пятая Продольная была очень известной улицей на нашем районе – там имелась баня, единственная во всей округе. Потом поставили в бане начальником молодого проворного такого парня, фамилию забыл уже, а звали – помню точно – Сергей. И через полгода баня обанкротилась. Все в недоумении пребывали: нешто баня – банк какой? А потом приехала комиссия. И обнаружила та комиссия, что не осталось в бане ни тазиков, ни скамеек, даже краны кто-то скрутил. Ну и закрыли баню, а где нам мыться, не сказали. А паренек тот, как сказывают, на повышение пошел. Ведь сразу было видно: больших способностей человек.

Шли мы спокойно по обочине, по руслу ручья, воды было немного – до колен не доставало. И тут за поворотом смотрим, легковушка какая-то торчит из ямы, примерно по лобовое стекло уже под землей, остальное пока наружу торчало. Водитель выпрыгнуть успел, бегал вокруг машины, размахивал руками.

– Надо помочь мужику, – встревожился внук.

– Поздно, – отрезал я, – сейчас ее с концами затянет. Уже третья за эту неделю. Там под землей раньше водопровод был. Трубы кто-то выкопал, остались пустоты, вот они туда и валятся. Видно, не местный, местные здесь не ездят. Многие вообще машины продали, помнишь ведь, Владимир Владимирович учил нас непонятливых: «Зачем вам машины, если дороги нет».

(Ответ В.В. Путина жителям с. Бельго Хабаровского края на «прямой линии». Апрель 2014 г. – Прим. ред.)

Позади что-то громко хлюпнуло, мы оглянулись – никакой уже машины из ямы не торчало, только большие грязные пузыри поднимались на поверхность лужи и громко лопались. Мужик-водитель стоял на коленях.

Я понял, что внук ошеломлен увиденным – молодежь жизнь нашу знает плохо и потому такая впечатлительная. Поспешил его успокоить:

– Ничего, народный наш губернатор обещал за три года все дороги привести в порядок. А может, и раньше получится.

– Это отчего же? – внук наконец-то проявил интерес к моим речам.

– Валерий Васильевич все причины уяснил и сказал: «Сегодня мы видим, как дороги разрушаются под воздействием погодных условий».

– И чего делать будет твой Валерий Васильевич? Переведет нашу область в Африку или климат изменит?

Я задумался на минуту:

– Наверное, климат будет менять. Смотри, в этом году какая весна ранняя, точно его рук дело!

Пресеченная попытка шпионажа

Так за разговорами о прекрасном нашем будущем мы прошли весь поселок и оказались у трамвайной линии. Тут внук в изумлении остановился:

– Что за фигня? Один рельс есть, а второй линии нет. Где же рельсы?

– Где-где, в Караганде! Жить-то людям надо, – пояснил я этому наивному отроку смысл жизни, – что в приемку металла сдали, что в хозяйстве приспособили, например, дом подпереть, чтоб не заваливался, ничего лучше рельса не подойдет. Но ничего, скоро побегут здесь новые красивые трамваи.

– Это кто же пообещал? – в очередной раз удивился внук моему уверенному оптимизму.

– Николай Васильевич.

– Гоголь?

Тут уже изумился я:

– Какой такой Гоголь, кто такой?

– Писатель. Ну как же, в школе еще учили: «Чуден Днепр при тихой погоде».

– Бендеровец, значит, других писателей ты не знаешь, – в речах внука я сразу же почуял чуждый нам душок.

– Ну ты, дед, даешь! – в свою очередь изу­мился внук. – Бендеровец – это житель города Бендеры, так надо понимать? А вот что на это скажешь: «Тиха украинская ночь, прозрачно небо, звезды блещут...»

– Тоже бендеровец, понятное дело. Ишь ты, ночь у него тиха.

Мне показалось, что внук аж застонал. Достал я его, подумал с удовлетворением. Сейчас замолчит и перестанет вопросы свои каверзные задавать. Но оказалось, я ошибся.

– Так кто обещал тебе, старый, прекрасную жизнь и новые трамваи в частности? Какой Николай Васильевич?

– Панков Николай Васильевич, – ответил я с гордостью – знаменитый депутат и наш прославленный земляк.

– Земляк-то земляк, а где деньги возьмет?

– Сказал – Москва нам поможет.

– А то, что у твоей Москвы у самой в кармане вошь на аркане, не говорил?

При таких гадких словах я захлебнулся от возмущения, даже закрыл на минуту глаза, а когда открыл их, увидел картину еще более ужасающую: внук достал телефон и фотографировал трамвайную линию, бормоча при этом: «В фейсбук выложу, вот ржака будет».

– Стой! Прячь телефон немедленно! – буквально заорал я, оглядываясь – не увидел ли нас кто.

– Дед, ты чего истеришь, сейчас еще пару снимков сделаю и пойдем.

– Если дойдем, – многозначительно молвил я.

– А чего так? – внук продолжал лучезарно улыбаться, как будто только что не совершил преступление.

– А то, – ответил я, все еще тревожно оглядываясь по сторонам, – сейчас арестуют тебя за шпионаж. Вот показывали – один мужик фотографировал заправку, позвонили куда надо. Взяли его – оказалось, американский шпион.

– Где это ты такую ересь находишь? – ухмыльнулся внук.

– Лайфньюс показывал, там сказали, что очень много шпионов поймали в последнее время.

И тут внезапное подозрение посетило меня. Над шпионами пойманными смеется, трамвайные пути стратегические фотографирует, не шпион ли сам. Тем более что я уже раз подозревал его.

– А ты чего своему приятелю несешь? Не шпионское оборудование?

– Да нет, так, прибамбасы к компу. А ты чего интересуешься? Неужели заподозрил меня? – внук подошел поближе и неожиданно положил руку мне на лоб. – Странно. Я думал, у тебя жар, бредишь уже.

– Нет, не брежу, тут недавно по телевизору товарищ Маркин Владимир Иванович рассказал, что поймали шпионку, которая ручкой фотографировала сотрудников с целью их диск... дискр...

– Не мучайся, дискредитации. Это он о Наталье Пелевиной. Якобы она фотографировала полицейских, чтобы опорочить их. Да у нас такие полицейские – чтобы их дискредитировать, – внук легко употребил это мудреное слово, – никакие фото не нужны. Вон, в Ростове, украли двести пятьдесят стволов и распродали их. Вот это, я понимаю, дискредитация. В общем, лечить вас надо, и Лайфньюс ваш – тоже.

Неудачный поиск виновников разрухи

Так, споря, вышли мы к Первой Продольной улице. Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала. (Ох, не прост Евдоким, не прост... – Ред.) Асфальт из-под ног исчез окончательно, за серыми покосившимися заборами стояли столь же покосившиеся серые избушки с грудами мусора перед палисадниками своими, столб освещения наклонился и грозил упасть нам под ноги. Где-то взлаяла собака – и вослед ей забрехали остальные. Одинокий прохожий испуганно ускорил шаги. И только яркая вывеска рюмочной «На бровях» радовала глаз. «Эх, зайти бы сейчас», – подумал я с тайной надеждой, но тут же погасил несвоевременный порыв.

– Разруха какая, – пробормотал внук, – город Глупов в натуральную величину.

– Да, разруха! – запальчиво отвечал я. – А знаешь почему?

– Примерно догадываюсь. Но готов и тебя выслушать. Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать.

– Нет, ты живи, живи, не надо так волноваться, – поспешил я успокоить своего впечатлительного внука, – а разруха здесь потому, что враги.

– Американцы проклятые? Недавно бомбили?

– Никто не бомбил, и американцы с Обамкой ихней, возможно, не при делах. Напрямую, по крайней мере. А виновата оппозиция.

– О как! Навальный постарался? ПАРНАС мусор перед домами вываливает?

– Ты подожди. При чем тут твой Навальный, тут люди посерьезнее старались.

Я достал из авоськи заветную тетрадь и, прищурившись (очки дома забыл), прочитал, что случилось, когда наша область была под властью оппозиции: «Тогда наша область превратилась в один большой аварийный дом».

– Это кто же сказал? – поинтересовался внук.

– Депутат областной думы Нестеров Сергей Анатольевич.

– Нестеров – голова, – неожиданно согласился внук, – ему палец в рот не клади. Он о себе как о большом политике заявил еще тогда, когда банями городскими заведовал. Аналитик и крепкий хозяйственник – редкое сочетание. Большое будущее у него в нашей-то стране.

Я задумался, пытаясь вспомнить, не этот ли Нестеров руководил баней на Пятой Продольной (ну, там, где все краны открутили), но внук перебил мои вспоминания:

– Ты мне скажи как политолог политологу, когда это у власти в нашей богом спасаемой области была оппозиция?

– Как? Был губернатор, который с атомной станции пришел. Помню, боролись с ним всем миром и победили врага!

– Так ты об Ипатове? Он, скажу тебе, был самый что ни на есть единоросс и даже входил в какой-то главный хурал партии жули...

– Не может такого быть, – перебил я его.

– Может, дед, может. Это тебя, старый, память подводит. Его свои же жрали, жрали да и сожрали. Внутривидовая борьба, так сказать.

– Тогда кто же был оппозиционером? – воскликнул я в чрезвычайном волнении. – Неужели...

– Нет-нет, Дмитрий Федорович – слуга царю, это все знают.

Я задумался, ведь не мог же Сергей Анатольевич ошибиться, он же видный и опытный политик, даже депутат Писной Леонид Александрович обычный член комитета, а Нестеров званием старше.

Внук меж тем не унимался:

– Никогда в нашей области оппозиция не была у власти. И потому задам тебе загадку: у руля все время Нестеров и ему подобные, а область превратилась в «аварийный дом». Вопрос: кто виноват?

– Это провокация! – отрезал я.

Новости отечественной культуры

Понемногу мы продвигались к цели нашего путешествия – через лужи, помойки, не успевшие растаять сугробы. Даже внук задохнулся, задышал тяжело. Говорит:

– Давай, дед, отдохнем немного, что-то с непривычки устал.

– Плохо это, что нет у тебя привычки к родным местам, – не удержался я, поддел этого слабака интеллигентного.

Но и он в карман за словом не полез:

– Ты лучше расскажи, как дела у твоего любимого министра обстоят. Какие новости в отечественной культуре?

Я попытался сделать вид, что мне ничего не известно, но внучок продолжал изгаляться:

– Не знаешь, все ли средства, направленные на реставрацию исторических памятников, дошли до места назначения? Или опять получилось как с космодромом имени товарища Рогозина?

Отмалчиваться больше не было сил.

– Владимир Ростиславович Мединский пребывает в глубоком шоке, – ответил я по возможности скорбно и строго.

– В глубоком... чём? – переспросил внук уже откровенно глумливо. И неожиданно заорал совсем не музыкально:

– Шумел камыш, и скрепы гнулись...

– Чего орешь? Люди подумают, что напился.

– Разве здесь такое поведение порицается? – вопросом на вопрос ответил он.

Пришлось согласиться, что ничего особенного в громком пении на улице нет, разве что время раннее – полдень. Хотя и тут писаных правил нет – как получится.

– Скрепы-то чего трогаешь? – хмуро спросил я, понимая, что в этом разговоре явное преимущество на его стороне. Попались чиновники министерства на воровстве, а этот диссидент меня укоряет, будто я их на работу принимал.

– Ну как же без скреп обойтись, – скоморошничал внучок, – деньги-то, которые попилили, должны были пойти на ремонт Изборской крепости, Новодевичьего монастыря. Самые сакральные места в стране. В честь Изборска даже клуб придумали, где старец Проханов витийствует.

Александра Андреевича товарища Проханова я глубоко уважал, хотя почти ничего из того, что он говорит, не понимаю. Собравшись с мыслями, я ответил:

– Вот выйдет Владимир Ростиславович из шока и разберется. И вообще, не пойму я вас, либералов, воруют – плохо, поймали – снова вам нехорошо. Опять злорадствуете. Не радует вас борьба с коррупцией.

– Тут дело такое, дед, – моментально посерьезнел внук, – похоже, пока вы собирались на борьбу с коррупцией, все уже того-с, спионерили. Вон местный замминистра Плешаков так и говорит: «Вы думаете, что мы крадем из дорожного фонда, а там уже нет ничего». Кто-то уже успел до них.

Так и дошли до дома, где внуков друг снимал комнату. Вошли. Не понравился он мне – лохматый, джинсы драные. На меня вообще внимания не обратил. Уселись с внуком перед большим компьютером и заговорили на совершенно непонятном мне языке. Я почувствовал себя третьим лишним. И внук не обрадовал. Спасибо, говорит, дед, что проводил. Типа за дверь выпроваживает. Я и пошел. Тут он меня останавливает:

– Слушай, я же тебя с Днем Красной армии не поздравил. Ты же достойный боец стройбата был, – и протягивает пятисотку, – возьми, дед. Сходи, я же видел, как ты на эту разливочную глаза пялил.

– Вовсе и не собирался я туда, – пробормотал я, хотя подумал, что надо бы зайти. – Домой пойду.

– Ты лучше на трамвае езжай, – напутствовал внук, – на новом, что Панков подарил.

И оба с приятелем своим заржали.

Я ушел, хлопнув дверью.