Самим собой введенный во дворянство

Скажу честно, встречи с внуком я не чаял, не ждал – думал, до весны его не увижу, если доживу, конечно.

И причина не в том, что он неблагодарный какой-то, и не ссорились мы с ним всерьез, хотя, как вы знаете наверняка, спорим мы часто по политическим мотивам. И не уезжал он никуда, потому что наша экономика поднялась на невиданную высоту, а вместе с ней и курсы евро с долларом: с таким курсом – хрен куда уедешь. Что называется, верный курс, правильный. Нечего по заграницам шляться, надо развивать внутренний туризм, о чем неоднократно писал я, а еще указания на эту тему давал товарищ Медведев. У нас столько всего есть интересного. Даже взять наш район Провальных тупиков – как здесь красиво, особенно сейчас, когда всё засыпано снегом и ничего не видать.

Собственно, снег и стал причиной, по которой я внука в гости не ждал – ни проехать к нам, ни пробиться. Мы же не на трассе какой стоим, к нам МЧС не доберется. (От редакции: как показывают последние события в Оренбурге, МЧС и на трассах не очень-то расторопно.)

Поучительная ихтиология

Внук, однако, приехал, прорвался сквозь сугробы и заносы. Поздравил с праздниками уже прошедшими, подарок вручил. Я с подозрением обнюхал мандарин: не турецкий ли? Внук мою подозрительность сразу углядел и ощетинился:

– Чего нюхаешь, не Стамбулом ли пахнет? Вас, патриотов, уже обу­чили отличать турецкие фрукты по запаху? Давай, дави, я можно сказать, на последние купил.

И тут же перешел в наступление:

– А что вид такой помятый? Праздники уже давно кончились. И как вы по такой погоде к магазину пробивались, а вдруг кто бы потерялся, замерз?

Пришлось объясниться:

– Не праздник у нас был, а поминки.

– Кто помер?

– Ты не поверишь, они все померли. Рыбки у Сергея Семеновича, соседа. Ты, наверное, помнишь, как пацаном ходил к нему рыбок этих смотреть.

– Помню, – внук покивал головой, – жалко рыбок. А отчего померли?

Я понурился.

– Похоже, я виноват. Вычитал в газете, как народный наш губернатор приказал рыб кормить арбузами. Так и сказал: «Попробуйте рыб кормить». А Ландо, Александр наш Соломонович, сказал, что арбузы должны быть солеными.

– Это они где такое несли – за новогодним столом?

– Нет, – поправил я его, – на заседании правительства.

– Тот еще цирк, – не удержался критикан. – Так что дальше было?

– Ну, сидели мы с Сергеем Семеновичем аккурат после Рождества, отмечали. У него в холодильнике арбуз был соленый – еще до снегов на рынок ходил. Сами закусили и рыбок им покормили. Нам-то ничего, а рыбки – того-с, всплыли кверху брюхом.

– Нашли кого слушать, – подвел печальный итог внук.

Новое дворянское собрание

Тут надо правду сказать: помог мне внук двор очистить, взял лопату снеговую, прокопал тропинки – и к калитке, и к сараю, и к удобствам. Сам-то я не мог, кости ломило, да и было чем еще заняться – с соседями посидеть и всё такое. Прошли в дом, я по сложившейся нашей традиции поставил чайник, внук достал из рюкзака своего коробку конфет. Сердце мое возрадовалось – заботится он обо мне. Но конфеты я внимательно осмотрел – не «Рошен» ли украинский.

– Ты еще их обнюхай, – цинично заметил внук.

– Надо будет, и обнюхаю, – ответил я. – Ты лучше о жизни подумай, о том, правильно ли живешь.

– Чего о ней думать, сто лет как жизни нет, с самого 17-го года.

– Шуточки свои оставь, лучше скажи, какое место ты планируешь занять в этой жизни, сможешь ли ты войти в «правящий класс, подобный тому, что существовал в царской России», который должен сформировать сам Владимир Владимирович.

– Да ты, дед, никак Якунина начитался? Где нашел, по ящику об этом не говорили?

– У нас свои источники информации, – ответил я максимально таинственно. – Ты разговор в сторону не уводи, готов стать частью новой российской элиты?

– Там как в маршрутке – все места заняты.

– Кем?

– А то ты не знаешь. Два Чайки, Матвиенко-сын, Патрушев-сын, того же Якунина отпрыск. Да много их еще. Здравствуй, племя молодое, упакованное. Ну и родители их, без сомнения, тоже элита. Ты мне о другом скажи. Твой Якунин, как его с РЖД попросили, разговорился сильно, ишь ты, элита, как в царской России. Титулы делить будут? Кто князь светлейший, кто граф, кто барон, может, кто и виконтом стать сподобится. Вот скажи, на окраины империи новшество распространится? Надо же чем-то утешить местных начальников, денег нет, пусть хоть такие цацки. Представляешь, смотришь ты свой ящик, а там рассказывают, что баронесса фон Линдигрин организовала благотворительный обед для журналистов, уволенных из губернских изданий. Или их благородие господин председатель общественной палаты барон Ландо проверил качество гнилых огурцов в сетевом магазине, их превосходительство губернатор князь Радаев дал прием в честь... Сейчас придумаю...

– В честь Дня хлебороба, – подсказал я.

Внучок аж зашелся от смеха:

– Ну ты, дед, даешь! Княжеский прием для хлеборобов. Отличная мысль, абсурд стопроцентной пробы. Их превосходительство мог бы на конюшне по десять плетей дать, а он милостиво прием организовал. Новые времена, новое дворянство.

Тут он наизусть, как в школе, прочел мне стишок явно крамольного смысла:

«Бездарных, несколько семей
Путем богатства и поклонов
Владеют родиной моей.
Стоят превыше всех законов,
Стеной стоят вокруг царя,
Как мопсы жадные и злые,
И простодушно говоря:
«Ведь только мы и есть Россия!»

– Кто такую гадость написал?! За такие стишки можно и на цугундер угодить. Сейчас времена серьезные, – поспешил я предостеречь внука.

– Не достанете.

– Это почему?

– Автор, Аполлон Николаевич Майков, умер в 1897 году.

– Плохо, пожилой человек, даже умер уже, а пишет черт знает что.

Внук рассмеялся буквально мне в лицо.

Я не понимал, что так его рассмешило, и потому сердито сказал:

– Нигилист ты. Не оцениваешь величия этих людей. Их, между прочим, недавно медалями наградили.

– Какими медалями и кого?

– Сейчас я зачитаю список, – я заглянул в заветную тетрадь и голосом, как у Левитана, зачитал список: губернатор Саратовской области Валерий Радаев, министр-председатель комитета общественных связей и национальной политики Борис Шинчук, министр образования Марина Епифанова, министр культуры Светлана Краснощекова, директор саратовского цирка имени братьев Никитиных Иван Кузьмин.

Внук непочтительно перебил меня:

– Как, и директор цирка тоже здесь, тоже кавалер медали? Это символично, я давно говорю, что у цирка и нашего правительства очень много общего. Медаль как называется?

– «Растим патриотов России» – такая вот ценная награда.

– И много они вырастили?

– Да уж не тебя. На тебя даже я не могу воздействовать в положительном ключе.

– Что делать, таким уж я уродился, – ответил внук, и мне на секунду показалось, что в его голосе промелькнуло раскаяние.

«Пересядьте на соседнюю шконку, пожалуйста»

Помолчали. Внутренне я переживал, потому как сам сердцем не принимал идею уважаемого товарища Якунина создании элиты как при царе. Сейчас можно не соглашаться, ведь Владимир Иванович уже не занимает высоких должностей. И вообще – «вышли мы все из народа». Решил налить еще по кружке чая и неловко плеснул кипятка себе на руку.

– Тудыть твою в качель!

– Ты, дед, аккуратней выражайся. Сейчас нельзя.

– Кому нельзя?

– Всем нельзя!

– И сантехникам? И грузчикам? Может, еще скажешь, что и милиционерам, тьфу, полицейским тоже нельзя?

– Больше скажу – теперь в тюрьме нельзя материться.

Я замолчал, пораженный в самое сердце. Нужные слова отыскались не скоро, и были они очень неуверенными, слова мои.

– Как же в тюрьме нельзя? Там ведь без этого никак. Ни зек зека не поймет, ни вертухай вертухая. Как же это может быть, не представляю.

В голове моей закрутились картинки той давней моей «командировки к хозяину». Там же без этих слов всё встанет, вся жизнь замрет. Я укрепился в мысли, что этого не может быть никогда.

– Признавайся, что придумал эту глупость!

Однако внук был готов к такому повороту дел.

– Ничего я не придумал. В газете написано. В «Известиях». Ты, как патриот, должен «Известиям» верить.

Он всмотрелся в экран своего планшета и прочитал:

«Минюст утвердил новые правила внутреннего распорядка в следственных изоляторах. Отныне сквернословы и знатоки «фени» объявлены в СИЗО вне закона. Кроме того, заключенным запретили угрожать и оскорблять друг друга, а также использовать клевету.

Сидельцам также запретили вести переписку с нарушением требований.

В последнем случае речь идет о пресловутых «дорогах», когда арестанты протягивают между этажами и камерами веревки, по которым переправляют друг другу нелегальные письма, предметы, лекарства, наркотики, деньги».

– В наше время это называлось «коней гонять», – вспомнил я.

– Каких коней? – не понял внук.

– Между этажами СИЗО нитки натягивать. Постой, – вдруг осенило меня, – так это и раньше было запрещено: и материться, и по «фене ботать».

– Запрет лишним не бывает, – глубокомысленно заявил внук. – Чем больше запретов, тем лучше жизнь.

Я же представил, как захожу на «хату» («в камеру» – тут же одернул сам себя) и говорю: «Здорово, бродяги, шконка у окна свободна?» А мне: «Не бродяги, а арестованные, не шконка, а спальное место».

И показалось мне, что не понимаю я эту жизнь. И тут на счастье вспомнил:

– Погоди-ка, а вот министр спорта Мутко Виталий Леонтьевич вполне свободно по фене изъясняется: не дадим, говорит, замочить нашу страну.

– Во-первых, не «замочить» он сказал, а «мочкануть». Во-вторых, Мутко пока министр, а не зек, стало быть, ему еще можно.

И дым учебников нам сладок и приятен

Вышли во двор. Стояла вечерняя звенящая тишина, и было слышно, как во дворе барака, а он от меня – за три дома, матерились мужики.

– Чего это они так разошлись? Пьянствуют? Старый Новый год плавно переходит в Международный женский день?

– Зря ты так. У них повод есть, – урезонил я его.

– У вас повод всегда есть, были бы деньги, – продолжал он критиковать исконные нравы нашего поселка и местные скрепы.

– Нет, серьезно, в нашей родной областной думе обсудили проект закона, и из программы капитального ремонта исключат дома с износом семьдесят процентов. А барак, сам видишь, у него износ процентов сто.

– Я бы сказал, что даже сто десять процентов, – в кои-то веки согласился со мной внук. – Так что мужики отмечают? Что их дом никогда не отремонтируют, и он сам упадет им на головы, причем довольно скоро?

– Не в ремонте дело, – начал я объяснять ситуацию, – а в том, что если дом вынесли из программы, то теперь с них не будут денег за ремонт брать.

– Ты уверен? – осведомился внук. – Сам закон читал, и там так написано?

– Нет, не читал я закон, уж больно мудрено они пишут, но это ежу ясно, что если дом не будут ремонтировать, то и деньги на ремонт не будут драть. А те деньги, которые они раньше вносили, им вернут. Вот мужики и празднуют пополнение бюджета.

– Я тоже об этом проекте читал, – продолжал упорствовать внук, – но нигде не нашел, что им будут деньги возвращать. Вот о том, что с тех, кто в развалюхах живет, уже собрали два миллиона, читал. Это факт. А вот что вернут – не факт. Так что рано мужики твои радуются.

– Назад в магазин не понесешь, – остановил я его.

– Внук вдруг принялся крутить головой. Принюхиваться.

– Не, чувствуешь, дымом пахнет? Похоже, горит где-то.

– Не дергайся, это мужики учебники жгут. Я бы тоже пошел, да с тобой заболтался.

Впервые я видел внука своего таким растерянным.

– Какие учебники? Зачем жгут?!

– Да не дергайся ты так. Это вражеские учебники, – я, правда, немного недоговаривал, и внук это почувствовал. Он буквально схватил меня за грудки и закричал прямо в лицо:

– Совсем вы тут с ума сошли? Какие вражеские учебники?! Как можно книги жечь? Вы что – фашисты? Это они костры из книг устраивали!

– Да мы ничего, мы как другие, мы как в Коми. Там жгут, а мы чем хуже?

Я уж не стал ему говорить, что по-настоящему вражеских учебников мы не нашли, ибо не совсем понимали, что это такое. Просто мужики собрали по кладовкам старые книжки, на пустырь отнесли и запалили. Должны же мы соответствовать моменту.

– Изверги вы, – внук не на шутку распалился, – даже твой Мединский – и тот в ужас пришел. Вот что он говорит о сжигании книг.

Внук достал телефон и прочитал, глядя в него: «Настолько плохо выглядит и вызывает настолько странные исторические ассоциации, что, на мой взгляд, это совершенно недопустимо».

Я, правда, не понимал, как слова столь уважаемого человека, как Владимир Ростиславович Мединский, могли оказаться в телефоне моего строптивого внука, не СМС же министр этому байстрюку прислал. Но и не верить спорщику не было оснований.

– Министр, наверное, не знает, что там Сорос, – начал я объяснять. Но внук тут же прервал меня:

– А что Сорос, ты хоть знаешь, кто он такой?

– Как не знать, – уверенно ответил я, – об этом намедни по телевизору говорили – враг он, твой Сорос.

– Тебя послушать, так вокруг одни враги.

– Так оно и есть, – ответил я внуку, а он только вздохнул:

– Тяжело же вам живется.

С этим я спорить не стал.