Распространенная болезнь
Всего полтора месяца смог прожить Вова Гутов после того, как 31 октября в Питере его увезли на скорой. Об этой трагической истории писал ряд саратовских СМИ, в том числе «Газета недели» («Маша, Вова и лейкоз» в номере от 17.11.2015 г.). 29-летнему саратовцу, уехавшему с женой в их город мечты, Санкт-Петербург, поставили диагноз «острый лимфобластный лейкоз» (рак крови). А уже 14 декабря жена Мария написала в соцсети: «Володя умер ночью. Завтра едем в Саратов». Когда Вову госпитализировали, Маша находилась на пятом месяце беременности.
О том, что творится с отечественной медициной, можно судить как раз по таким жутковатым историям. Взять хотя бы отзывы самих Владимира и Марии. Например, в ноябре в переписке со мной Вова заметил: «Я думал, это (онкология) редкость, а это – распространенная болезнь... Маша видела центр – огромное здание, где таких детишек столько, что они не помещаются даже. Я думал, 100 человек в городе больных – это уже много...» А позже, когда мужа перевели из Александровской больницы в федеральный центр им. В. А. Алмазова, Мария с оптимизмом сообщала через группу помощи во «ВКонтакте»: «Наконец-то начато профессиональное, адекватное лечение. Я пишу так, потому что в разговорах с врачами центра стало ясно, что некоторые жизненно необходимые препараты в Александровской больнице на Володю выписывались, но он их не получал».
Похожие чувства испытываешь, и когда вспоминаешь историю саратовской журналистки Оли Козловой. В 2013 году ей поставили диагноз «рак яичников с метастазами в печень» (см. «Больные им не нужны» в номере «Газеты недели» от 03.06.2014 г.). По словам мамы Оли Тамары Тихоновны, саратовские врачи с завидным упорством выпроваживали её дочь из больницы домой, под наблюдение участкового врача. Иными словами, умирать дома и не портить им статистику. Семье даже пришлось обращаться с жалобами в облминздрав. По воспоминаниям матери, чтобы отчитаться перед министерством, врачи предлагали Оле «полежать недельку» в больнице, при этом не предлагая ничего конкретного. Трижды Ольга ездила в московский институт Блохина, где девушке сообщали, что лечение ей «не показано».
Моральная поддержка больных в России тоже находится на соответствующем уровне. Тамара Тихоновна вспомнила случай, когда семья вызвала на дом врача, чтобы продлить Ольге больничный. «Первое, что она с порога начала кричать: «Почему вы вызвали терапевта, а не онколога?» Хотя мы говорили в регистратуре, о каком больном идёт речь. Она нас заставила перезвонить в регистратуру, уточнить, принимает онколог или нет, и почему именно она должна здесь всем этим заниматься», – рассказала мама Оли. В конечном итоге девушке пришлось лечиться в Германии. Почему-то в стране-победительнице не могут обеспечить потомкам этих самых победителей ни современную помощь, ни человеческое отношение.
Смог бы выжить Вова, если бы в Александровской больнице вовремя получил нужные препараты? Осталась бы с нами Оля, если бы уже в России было начато своевременное качественное лечение? Ответить на эти вопросы, пожалуй, могут только специалисты. Однако проблема в том, что в России 21-го века такие вопросы до сих пор приходится задавать.