«Видный общественный деятель»
Скажу честно, встречи с внуком составляют основной смысл моей жизни. Точнее, часть смысла. Может, даже не основную часть, погорячился я. Основной смысл моей жизни — это просмотр телепередач во главе с товарищами Киселевым, Соловьевым и отчасти с товарищем Гордоном, хотя меня и напрягает его фамилия. Но и внук, встречи с ним тоже важны для меня. Короче, тут я запутался немного, уж простите. С одной стороны — идейные единомышленники, можно сказать, однополчане, с которыми мы единым фронтом боремся с мировым злом в лице Обамы и теперь еще и Эрдогана турецкого. С другой стороны — молодой человек с порочными взглядами и неположенным образом мыслей, но — родная кровь! Вот я и мечусь между ними.
Еще надобно сказать, что ко встречам с внуком моим надо подбирать тактику. Когда прикинуться неосведомленным человеком и путем задавания вопросов выводить его на чистую воду. А можно иначе поступить: неожиданным маневром попытаться сразу выбить его из колеи. На этот раз именно такой вариант я и выбрал.
Завернувшись в тогу
Только он вошел в калитку, как я выскочил из сеней и прокричал:
— Моритури тебе салют!
— И тебе салют, патриций. Хотя, если уж совсем быть римлянином, надо говорить: «Моритури те салютант». И ты чего это в латиняне записался — от избытка патриотизма?
Тут я его сразил окончательно:
— Это во мне родная кровь заговорила.
— О как! — внук аж приоткрыл рот от удивления. — Подожди, во дворе не рассказывай, давай в дом пройдем.
Прошли в мою развалюху. Уселись, как обычно, на кухне, я раскрыл свою тетрадь — верную помощницу во всех дискуссиях и спорах.
— Вот слушай: министр нашей культуры Владимир Ростиславович Мединский…
— Обожаю истории об этом человеке. Такой талант, аниматором даже работал, выступал на открытии отеля чайкиного сына…
— Ты не перебивай меня, а слушай внимательно. Так вот, товарищ Мединский на одной научной конференции рассказал следующее, — я поднес тетрадь к глазам: — «В свое время русский царь Иван Грозный заказывал специальное генеалогическое исследование, из которого следовало, что он, Иван Грозный, является прямым потомком императора Августа Октавиана. Даже могу рассказать, каким образом. Август Октавиан много воевал, закончил свои войны в Египте. В Египте у него был сын, который потом хитрым путем добрался до Скандинавии, затем вместе с викингами — на Русь».
— И что? — спросил внук как-то очень непочтительно.
— Совсем мозг от компьютера у тебя высох, — разозлился я, — простых вещей не понимаешь. Этот самый сын императора, не знаю, как зовут его, но по отчеству выходит Августович, имел шуры-муры с бабушкой Ивана Грозного. Он точно так же мог заглянуть и к моей предке по женской линии. Вот и получается, что я тоже римлянин (отчасти, правда), и надо бы учить мне римский язык.
Внук внимательно посмотрел на меня и спросил:
— Послушай, патриций, может, тебе тогу подарить?
Кто такой патриций, я знал — уважаемый человек, начальник. А вот по поводу тоги закрались сомнения, ибо не знал, что это, и решил уточнить:
— И что я с этой тогой буду делать?
— Завернешься и будешь на районе в ней ходить.
«Это одежда», — смекнул я, а внуку ответил так, как полагается отвечать в период санкций: — Нам ихнего ничего не надо, у меня лично есть ватник, и он меня во все времена года устраивает.
— Про ватник я давно уже понял, — ответил внук.
КамАЗ и мальчик
На конфорке закипел чайник. Я заглянул в заварочный, присмотрелся — на мой взгляд, кипяточку можно было и еще раз подлить.
— Вторяк? — осведомился пренебрежительно внук.
— Да, — сознался я. — Не с моей пенсией каждый раз свежую заварку сыпать, не князья, перетопчемся.
— Не князья, — согласился внук, — просто патриции…
Страшный грохот за окном прервал нашу беседу. Внук сразу кинулся к окну, я же остался на своей табуретке — потому как привык.
— Гляди-ка! — возбужденно закричал внук. — Там какой-то урод, пьяный наверняка, в забор на КамАЗе врезался и сбежал — нет никого в кабине.
Я подождал, переживая внутренний триумф, потом спокойно так говорю этому всезнайке:
— Не знаешь ничего, а шумишь. И вовсе не пьяный был за рулем, там за рулем вообще никого не было.
Я помолчал, потом сказал, понизив голос:
— Не знаю, может, это военная тайна, а тебе, сам понимаешь, доверять нельзя…
— Какая на ваших выселках военная тайна? — внучок уже не сдерживался. Я понял, что сумел показать ему свое преимущество, и решил больше его не томить.
— Ладно, слушай. Недавно на встрече с самим Владимиром Владимировичем Сергей Викторович Чемезов рассказал о новых изобретениях российских ученых. Есть много интересных новинок. Например, такой прибор, который будет шифровать выступления ответственных товарищей. Чтобы их не понял враг.
— Их и без прибора понять невозможно, вот хотя бы твой народный губернатор…
— Валерия Васильевича не трожь! — я сразу же приструнил критикана. — А хочешь узнать тайну — слушай спокойно. Так вот, среди изобретений товарищ Чемезов указал еще беспилотный КамАЗ. Вот его как раз на нашем поселке испытывают.
— И много он заборов посшибал? — критический настрой внука никуда не испарился, даже когда он увидел величие нашей науки и техники.
— Это всего третий, а еще неделю назад он столб с проводами снёс — пять дней в темноте сидели. А у Петровича дочка Наталья как раз рожать собралась, пришлось дома, в город не успели до дождей выехать, а к нам скорая не проедет: дороги-то — сам видишь.
— Вижу, это ваш КамАЗ без головы их все разбил. Ну ладно, Наташка-то родила кого?
— Мальчика.
— Назвали как?
— Была бы девочка, хотели Сирией назвать, а вот с пацаном заминка вышла. Думают еще.
— Я знаю! — закричал внук, и мне показалось, что в его глазах засверкал нехороший огонек. — Надо назвать его Генератором!
— Совсем с ума сошел.
— Я сошел? Это совсем у других людей непорядок в голове. Вот слушай, — он открыл свой компьютер: — Председатель Госсовета Крыма Владимир Константинов предложил называть мальчиков, родившихся во время блэкаута, это когда там свет выключали, Генераторами. «Мы наслышались, что девочек называют Светами. Возникло совершенно оригинальное предложение — мальчиков называть Генераторами. Будет очень хорошее имя — Генератор Иванович, сокращенно Гера».
— Гера? — переспросил я. — А можно и Гена.
Страшные истории о детях
— Раз уж мы о детях заговорили, проясни мне одну историю. Бабы рассказывают, что в центре один мальчик взорвался как салют. Врут бабы небось?
— А вот и не врут. Слушай, как было. Один молодогвардеец у думы устроил пикет. Оделся в бумажный костюм, будто он петарда, и ходил с плакатом. Только какой-то шутник подкрался сзади, со спины, и поднес зажигалку. И мальчик этот точно влетел в небо и там устроил салют.
— Жуть, — вымолвил я.
— Подожди, это еще не жуть. Жуть впереди. Один мальчик из той же шлёп-компании нарядился помидором, а девочка — мандарином. Турецким, понятное дело. И так они ходили возле рынка. А еще два мальчика нарядились бульдозером, написали на нем «Наш ответ Эрдогану» и стали этих помидора с мандаринкой с тротуара сталкивать.
–А дальше что? — спросил я, донельзя заинтересованный этой историей.
— Как что? — ухмыляясь, перепросил внук. — Дотолкали до самой свалки.
— Потом что было?
— Ты, дед, как маленький, не знаешь, что с санкционным продуктом делают. Раздавили бульдозером, как и положено. Бедные дети, — добавил он, но звучало это в его устах весьма фальшиво.
Я молчал, думая о героической смерти неизвестных мне молодых людей, отдавших свои жизни на святое дело борьбы с помидорами.
Внук молчание мое оценил по-своему, решил утешить.
— Может, старый, тебе мандаринку дать? — и действительно вытащил из сумки маленький оранжевый мандарин. Я отказался: мне показалось, что по оранжевым бокам этого фрукта стекали маленькие капельки крови.
— Не хочешь — как хочешь. Тогда конфетку тебе предложу. У меня рахат-лукум есть.
— Умертвить меня хочешь? Выкинь немедленно, рахат-лукум — это смерть. Об этом заявил депутат Госдумы от ЛДПР Фургал Сергей Иванович. Надо, говорит, отказаться от турецкой еды. Каждый, говорит, рахат-лукум, каждая шаверма — это помощь террористам. А он знает, что говорит: врачом работал.
— Так он вроде лесом торговал, этот твой Фуркал?
— Разве это что-то меняет?
— Нет, конечно, ничего уже не изменишь, тут медицина бессильна. Остается только обижаться.
— Кому обижаться — депутатам? Они сами кого хочешь могут обидеть!
— Этим и занимаются, посчитай, уже почти пять лет. Но и обижаются. Тут товарищ твоего Фуркала по либерально-демократической конторе так и заявил: обидно, братцы. Погоди, сейчас найду, — внук вновь уткнулся в свой планшет. — Ага, нашел. Слушай. Депутат Госдумы Дмитрий Литвинцев сказал следующее: «Депутаты, к сожалению, часто являются предметом насмешек, издевательств со стороны журналистов. Мы это всё проглатываем… Многие журналисты просто скатились до низкого уровня, они забывают о журналистской этике, позволяют себе называть депутатов дебилами, формируя среди населения образ депутата-бездельника и стяжателя».
— Депутаты бездельники?! Депутаты дебилы?! Да как они могут?! — я был потрясен, я был практически в шоке и почти потерял сознание.
Он памятник ему воздвиг
Я пришел в себя от того, что внук легонько похлопал меня, уж простите, по лысине:
— Эк тебя шарахнуло. Узнал то, что и так вся страна знает?
— Я не потерплю! Я буду бороться! — прохрипел я (голос куда-то пропал — видимо, от искреннего возмущения). — Мириться нельзя! Надо создать организацию защиты, — я помолчал, подбирая точную формулировку.
Внук тем временам смотрел в окно, мимо с громким лаем пробегала стая бродячих собак:
— Кого защищать будем? Бездомных животных?
— Нет, эти перебьются, пусть их переловят-передушат, а вот депутатов надо защищать от нападок и происков, от клеветы и очернения. А главное, Ландо Александра Соломоновича надо защищать. Не жалея живота своего, — зачем-то добавил я.
Внук, похоже, решил прикинуться дурачком:
— А что с ним случилось? Из органов наконец пришли или врачи-геронтологи настаивают, чтобы он отдохнул? Он — от забот о рынках отдохнет, а мы — от него. И вообще, чего он такого замечательного сделал, что ты за него впрягаешься?
— Да как ты смеешь сомневаться? Он столько всего натворил, в смысле наговорил, ну то есть сделал, — от захлестнувшего меня возмущения я стал путаться в словах.
— Ты, старый, конкретнее будь, неконтролируемый словесный поток оставь своему герою, — с явной издевкой заявил мне внук.
Великие дела Александра Соломоновича никак не шли мне на ум, потому пришлось перейти в контратаку:
— Будто сам не знаешь?
— Я-то знаю. За проституцию боролся, девочки с Большой Казачьей его своим кумиром считали. Пенсию себе пробил такую, что ты столько в год не получаешь, и еще чего-то было. Блин, еще вспомнил! По инициативе твоего Ландо площади перед аэровокзалом присвоено имя Совета Европы. Еще бы придумали назвать улицу именем НАТО. Бульвар Североатлантического Союза — звучит. А чего ты вдруг решил Соломоныча защищать? У него вроде всё в шоколаде.
— Как же в шоколаде? Нападки усиливаются, и очернения стали чаще. Может, это Эрдоган мстит за референдум?
— Что за референдум, не слыхал.
— Тут один общественный деятель по фамилии Кондрашов (имя и отчество не помню — наверно, не очень значительный деятель), предложил переименовать поселок Турки, потому что он назван в честь турков.
— Турок, — поправил меня внук, но я отмахнулся.
— А Александр Соломонович предложил не спешить, узнать сначала, почему поселок этот так плохо называется, а потом провести референдум. Типа хотите вы жить в Турках или назвать ваш райцентр Благодатный Край.
— Понятно, — протянул внук и понес какую-то околесицу: — Не так давно непьющий деревенский дурачок Ирмa Кукиш с хуторa Благорастворение (по-простому — Смердуны)… Это Стругацкие, «Трудно быть богом», — совсем непонятно объяснил он, поймав мой изумленный взгляд. [Редакция в 2506-й раз вынуждена напомнить, что наш автор книг не читает и в литературе — полный профан.]
— Кстати, дед, нет у вас идеи сделать песню «Не нужен нам берег турецкий и Турция нам не нужна» временным гимном? Дарю. Только ты от темы отклонился. Дальше что было?
— Так я и рассказываю: нанял Эрдоган всяких негодяев, и принялись они честить товарища Ландо в интернетах, подписи собирать за его отставку.
От внезапной догадки кровь прилила к голове:
— Говори, мерзавец, и ты подписал?
— А то, — ухмыльнулся внук. — Только ты продолжай, очень уж забавно.
— Ничего забавного нет, плакать надо. Хорошо. Приехал в Саратов большой начальник по общественной части Дискин Иосиф Евгеньевич.
Тут я раскрыл тетрадку и зачитал полностью титул товарища Дискина: «Председатель комиссии Общественной палаты Российской Федерации по развитию гражданского общества и взаимодействию с общественными палатами субъектов Российской Федерации, член редакционного совета журнала «Гражданский диалог». И узнал товарищ Дискин о нападках о Ландо и сказал во всеуслышание: «Для меня огромная честь выступить в защиту видного общественного деятеля России Александра Соломоновича Ландо. К сожалению, большая историческая традиция состоит в том, что, как только появляется видная общественная фигура, всегда находятся твари, которые пытаются сделать свой пиар на критике видного общественного деятеля».
Внук выслушал внимательно, а потом начал приставать ко мне с глупыми замечаниями:
— Интересный у вас получается гражданский диалог. Критикуешь — значит тварь. В суд твой товарищ не хочет сходить за оскорбления? И как он о Ландо говорит: «Видный общественный деятель России». Кукушка хвалит петуха…
— Не смей называть товарища Дискина кукушкой!
— А товарища Ландо петухом, — внук откровенно смеялся мне в лицо. — Ладно, пусть будет как у Пушкина: «Он памятник ему воздвиг нерукотворный».
Про Пушкина я слышал. То, что товарищ Пушкин написал стишок о Ландо, — это хорошо, это правильно.