С горьким привкусом

Оценить
Два поэта, две разных истории.

Постепенно завершается Год литературы в России, проведение которого или принесло реальную пользу литераторам и читающей публике, или стало, по большому счету, профанацией. Но об этом будем думать позже. Однако литературная жизнь не начинается и не заканчивается одним только планом проведения мероприятий в рамках Года литературы.

О двух событиях с горьким привкусом мы и поговорим.

«Душа крылила, словно птица...»

Двадцать седьмого сентября после тяжелой непродолжительной болезни ушел из жизни Иван Малохаткин, один из самых именитых саратовских поэтов. 10 ноября друзья и коллеги писателя собрались в Областной универсальной научной библиотеке, чтобы вспомнить об Иване Ивановиче и его творчестве.

Малохаткин родился 9 мая 1931 года в селе Таловка Камышинского района Волгоградской области. Рано лишился отца, погибшего во время Великой Отечественной войны. После окончания училища уехал во Владивосток, где поступил в горнопромышленный техникум. По распределению попал на Чукотку, работал прорабом буровзрывных работ, потом перебрался на Урал, где был лесорубом, мастером, бригадиром. А вот писать начал сравнительно поздно – в 1960-е, то есть в то время, когда поэзия стала особенно популярной, модной.

В 1966 году выпустил свой первый сборник – «Земля, зажженная росой». В 2002 году вышла уже 22-я книга – «Избранное». Малохаткин – лауреат премии Михаила Алексеева (2005), заслуженный работник культуры РФ (2008). Все эти факты, впрочем, наверняка хорошо знакомые большинству сидевших в зале, поведала ведущая Ирина Белякова, заведующая отделом массовой работы библиотеки. «Творчество поэта многогранно. Большая доля его поэтического таланта отдана лирике. Не чужды ему и социальные, исторические и психологические темы. Но, главное, поэзию Ивана Ивановича Малохаткина называют удивительно пронзительной и щемящей», – подытожила Ирина Владимировна.

Впечатлениями о первом знакомстве с поэтом поделился журналист Владимир Гурьянов: «Это был далекий 1966 год, второй курс филфака. После занятий нам сказали, что вечером, в красном уголке, будет читать поэт Иван Малохаткин. Было дождливо, мокро, он задерживался – работал таксистом... Когда дверь открылась, мы увидели высокого, красивого, стройного, совсем не старого человека в болоньевом плаще. Он быстро сбросил его и начал читать. Я сразу обратил внимание: руки здоровые, крестьянские, сильные, замасленные, такие шоферские руки. Мы слушали завороженные: и филологи, и физики, да все – это было университетское общежитие. Мертвая тишина стояла, когда он читал». Владимир Григорьевич продолжал: «Он был тонкий ценитель литературного творчества, взыскательный. Он никогда не повышал голос, говорил спокойно, но к его советам всегда прислушивались – не случайно он двадцать лет был председателем «Союза писателей России». Если Иван Иванович давал добро, значит, у человека был дар от бога».

Интересно было слушать и Ивана Пыркова, поэта, преподавателя Саратовской государственной юридической академии. Он с теплотой вспоминал, как они с Малохаткиным рыбачили, как могли обсуждать поэзию по телефону – Иван Иванович имел привычку звонить и без всяких предупреждений зачитывать стихи. Наконец, Иван Владимирович филологически точно сформулировал то, что его привлекает в лирике Малохаткина: «Его стихи, безусловно, надо читать с листа, это школа мастерства, школа рифмы, графического выстраивания поэтической мысли, школы метафоры, а метафористов очень мало в современной поэзии, которая сейчас стала поэзией рассудка, истории в стихах. Малохаткин в этом плане был другим. Он умел понять свет, звук и из ничего, этой трещины словесной создать живой образ».

Впрочем, несмотря на такие проникновенные слова, в целом вечер производил впечатление немного официального прощания с мэтром, хотя выступали только коллеги и близкие покойного. Не обошлось и без типичных в таких случаях громких слов. При всем уважении к Ивану Ивановичу, спорным кажется безапелляционное заявление Гурьянова, что поэта уровня Малохаткина в Саратове ныне нет. Также вызывают удивление внезапные нападки на Сергея Безрукова одного из членов «Союза писателей России» Владимира Масяна, который был страшно недоволен его ролью Есенина. К чему это было сказано, непонятно. Но предоставим слово самому Малохаткину:

Отворилась калитка в ночи.
Может, ветер прошёл на задворки,
Может, тихо толкнули лучи,
Что скатились с насвеченной горки.
Звёзды выткали рябь на реке.
Скомкан шум камыша и осоки.
И качается, как в гамаке,
Близкий месяц на дымке высокой.
Приозёрная даль замерла.
Прояснилось, что было сокрыто.
Это Жизнь моя в вечность пошла,
Потому и калитка открыта...

«Стихи от первого лица, звучащие предельно внятно...»

Игорь АлексеевОдиннадцатого ноября на студии звукозаписи «Река» собрались близкие другого саратовского поэта – Игоря Алексеева, которого нет с нами уже семь лет. Повод – издание книги стихов Игоря «Продавец крови», названной, как и документальный фильм о нем Елены Погребижской, по одному из рассказов. Тираж у книги немалый по нынешним меркам для саратовского автора – 1000 экземпляров. Издание приятно оформлено и вышло в серии «Поэтическая библиотека» московского издательства «Время».

Ведущий – профессор, офтальмолог, музыкальный обозреватель и фотохудожник Валерий Бакуткин – подчеркнул сразу, что в этот раз он выступает на правах друга поэта и что «вечер должен быть абсолютно неформальным, веселым, легким, каким и был сам Игорь», любивший приговаривать «Врач должен быть наглым» (Алексеев и Бакуткин были коллегами). «Спасибо Игорю за то, что он разворошил наше провинциальное общество, внес туда много неожиданного. Это был свежий ураган, который многое создал. Традиции литературных вечеров, которые он заложил, очень дорогого стоят – это то, чем может гордиться Саратовская область. То, что для нас было приятным времяпровождением, на самом деле и остается в поэзии. Как раз Игорь создал то время, когда всё делалось легко и беззаботно», – продолжил Бакуткин.

Бизнесмен Андрей Руфанов считает, что выход книги – это событие для Саратова, потому что «Игорь был сильным, крупным художником, вообще, достойным мужиком», заставившим его некогда учить стихи наизусть. Также друг поэта рассказал о некоторых особенностях издания. Фактически сборник, объединивший все поэтическое наследие Алексеева (изначально предполагалось включение и прозы), вышел благодаря друзьям покойного: кто-то финансировал, кто-то, например, Алексей Слаповский, написал одно из двух предисловий к книге. Немалая часть тиража пойдет в интернет-магазины, чтобы книгу смогли купить «как в Саратове, так и на Камчатке».

Любопытно, что именно смерть Алексеева в свое время подтолкнула Руфанова к созданию проекта «Антология саратовской поэзии», который он ведет на сайте «Общественного мнения».

Достаточно неожиданным было появление на вечере Игоря Яцко – московского актера и режиссера «Школы драматического искусства». Впрочем, как выяснилось, Игорь не был знаком с Алексеевым, а выступил здесь потому, что об этом его лично попросил их общий друг – бизнесмен Михаил Авилов. Яцко честно признался, что впервые познакомился со стихами поэта лишь накануне и что они ему понравились. Вполне в неформальном духе вечера актер рассказал, что мог до Саратова и не долететь из-за погодных условий, что с рейса снимали «иностранцев сирийского происхождения». Байка, скорее всего. А вот чтение его стихов приняли прогнозируемо на ура.

Журналист Алексей Колобродов вновь вернулся к разговору о сборнике и заметил, что Игорь Алексеев – «настоящий поэт, а настоящих поэтов очень мало», и по-хорошему надо издавать не просто сборник, а делать академическое издание, потому что многие стихи требуют обстоятельного литературоведческого комментария и будут, например, не понятны тому, кто не живет в Саратове. Главный редактор «Общественного мнения» выразил уверенность, что это дело недалекого будущего. А теперь – слово самому Алексееву.

Умирать – это вам не в игрушки играть.
Умирание – это такая работа.
Молчаливо терпеть, не бояться, не врать,
и держать, и держать сверхвысокую ноту
угасающих дней и бредовых ночей,
вспоминая отцовский неношеный китель.
Из немногих оставшихся в доме вещей
по наследству он твой, господин сочинитель.
Ты достанешь его и, рукав теребя,
удивишься – как новый! – носи не износишь.
И поймёшь, что у времени ты для себя
ничего не возьмёшь, ничего не попросишь.