Максим Фатеев: Я рыночник до мозга костей

Поймать Максима Фатеева для интервью – задача непростая, он всегда в разъездах. Мы договаривались о встрече через «Фейсбук», пока он добирался из Нижнего Новгорода в Саратов. Поводов для разговора масса – признанный уже всеми экономический кризис в России, положение малого и среднего бизнеса, работа Торгово-промышленной палаты. При этом у Максима Альбертовича, помимо руководства областной ТПП, весьма увесистая общественная нагрузка: и сопредседатель местной «Деловой России», и сопредседатель общественного совета при прокуратуре области, и самая яркая его в последнее время роль – уполномоченный по правам предпринимателей региона.

– Максим, при столь существенной общественной нагрузке какое направление у вас является основным?

– Торгово-промышленная палата и обязанности уполномоченного по правам предпринимателей, конечно. Это взаимодополняющие друг друга должности: ряд вопросов, с которыми приходят предприниматели к уполномоченному, находятся в компетенции палаты, и наоборот. Процентов сорок всех жалоб (статистика как федерального уровня, так и регионального) – обычно внутренние конфликты между предпринимателями. Тут нужна не помощь бизнес-омбудсмена, а третейский суд, например, как раз работа для ТПП.

– Нас-то, конечно, больше интересуют оставшиеся шестьдесят процентов обращений. С чем приходят чаще всего?

– Первое место безоговорочно держат всевозможные земельные вопросы: это и участие в земельных аукционах, и отчуждение земли, выкуп, пролонгация договора аренды. Процентов 80 жалоб – это земля и муниципалитеты, еще десять процентов – жалобы на представителей региональной власти, и еще десять – на всевозможные контролирующие органы.

– А на факты коррупции?

– Здесь предприниматели буксуют, боятся говорить. Это извечное «как бы чего не вышло», «вы уедете, а нам тут жить». Пример простой: все предприниматели имеют право при проведении проверки контролирующими органами – плановой, внеплановой, это неважно – пригласить уполномоченного или его представителя. Обо всех внеплановых проверках прокуратура присылает мне уведомление. Это огромный ворох бумаг. Если бы все эти люди приглашали нас, наш аппарат не справился бы. Об этом, кстати, все уполномоченные говорят. Поэтому мы и развиваем сеть общественных представителей бизнес-омбудсменов на местах.

Я спрашиваю: почему же вы нас не зовете? А в ответ: мы тут, в своей деревне, сами разберемся. Возможно, что не зовут как раз из-за коррупционных моментов.

Но могу четко сказать, и чиновники мою позицию знают: если я даже анонимно узнаю о факте коррупции, нахожу возможность дать информации ход, чтобы она получила оперативное развитие. Мы со своей стороны обучаем людей, как себя вести, если они попали в такую ситуацию. Многие ведь просто теряются.

– Я помню, кто-то из саратовских фельетонистов назвал уполномоченных по правам разных групп граждан профессиональными «решалами»: если бы система работала, то и никакие защитники прав бы не понадобились. Это так?

– Не могу говорить за коллег по другим направлениям, но я («решала» – слово не очень хорошее) часто выступаю где-то посредником, где-то психологом, где-то третейским судьей. Еще у наших граждан такой менталитет, что они приходят за помощью, только когда уже труба полная, все суды проиграны, если загнали по самую шляпку...

– Вот как с зоопарком в сквере Дружбы народов получилось?

– Ну да, Ольга (Панфилова, владелица зоопарка и парка аттракционов. – Прим. авт.) – это такой пример. До последнего боролась сама, зубы сцепила. И когда поняла, что всё, ее никто не слышит, она никому не интересна, тогда только пришла за помощью ко мне. Да, здесь у нас не всё получилось. Но я могу сказать, что далеко не всегда всё получается.

– Кстати, а есть статистика по делам, которые, как говорят чиновники, «решены положительно»?

– Если кто-нибудь из уполномоченных скажет, что он решает 50 процентов жалоб положительно, ему надо поставить памятник. Бронзовый. Только проверить сначала, не преувеличивает ли он.

Часть просьб – это уже просто гиблое дело. Суды проиграны на всех этапах, вплоть до Высшего Арбитражного. Смотришь документы и понимаешь, что на более ранних этапах помощь была бы реальной. Но тянут до последнего.

– А торгово-промышленная палата не страдает от того, что у вас фокус внимания смещен в сторону защиты прав предпринимателей? У меня есть ощущение, что палата в последнее время ушла от широкой общественной деятельности. Лет семь назад вы собирали круглые столы по острейшим проблемам, у вас тут заседали гильдии. И темы заседаний были достаточно резонансными.

– Мы и сейчас собираем круглые столы по разным темам. Может быть, ты просто не следишь? Недавно мы грамоту получили от ТПП РФ за сотрудничество со средствами массовой информации. И на самом деле движение у нас тут сильное – предприниматели к нам идут. Конечно, уполномоченный по правам предпринимателей и глава региональной ТПП в одном лице – явление в России уникальное. Нас таких всего двое – я и воронежский. Но я не думаю, что это как-то мешает.

– В свое время очень яркой была выставочная деятельность палаты.

– Как операторы выставок мы давно не работаем. Без регионального выставочного центра, без государственно-частного партнерства в этом вопросе – пардон за избитое слово, но другого нет – строить какую-либо выставочную стратегию невозможно. А у меня нет бесплатных денег, чтобы вкладывать их в маленькие выставочные проекты, которые даже в ноль рентабельность не выводят. Конечно, у ТПП нет цели работать на прибыль, но хотя бы на зарплату сотрудникам и налоги я должен зарабатывать. Но мы по-прежнему ведем серьезную внешнеэкономическую деятельность.

– Основные партнеры – это Белоруссия и Казахстан? Неужели внешнеэкономическая деятельность интересна в режиме санкций?

– Не могу сказать, что они основные, но далеко не последние. С Казахстаном вообще работать очень удобно – внятная экономика, никаких двойных-тройных валютных курсов, неплохие налоговые режимы для совместной работы. И потом у них рыночная экономика, у них есть деньги, и они платят.

Что касается санкций, то вот пример. С США у нас вроде не самые лучшие политические отношения, но тем не менее мы вывели саратовское предприятие «Сарортомед» на Институт спины в Калифорнии. Сотрудничество ведется под контролем славяно-американской торговой палаты, под контролем нашего саратовского представителя Сергея Немоляева и под патронатом Торгпредства России в США. Американцы в этом плане славные люди: в том, что касается бизнеса, они голуби мира. Стараются не касаться политики и говорят: всё это уже не раз было, и рано или поздно все эти санкции закончатся, а деньги – вот они.

– У вас с ТПП РФ был еще один громкий проект – в 2010-м, кажется, году вы открывали лабораторию по контролю качества пищевых продуктов в Балакове. На ее открытие еще Евгений Примаков приезжал. Насколько я помню, это была работа в рамках гособоронзаказа. Что стало с той лабораторией?

– Лаборатория была оснащена из бюджета Палаты России. Контракт мы отработали полностью без единого замечания. И сейчас она передана АНО «Союзэкспертиза» – это подразделение ТПП РФ.

– То есть у вас есть вертикально выстроенная система, когда ТПП России поможет не только советом, но и деньгами?

– У нас действительно есть фонд поддержки территориальных палат, и мы им пользуемся, я этого не скрываю. Это небольшая помощь – ремонт провести, срочно подготовить дорогостоящие документы, купить оргтехнику. Но вертикально выстроенной системы у нас нет. Саратовская палата – член ТПП РФ и так же платит членские взносы, как и другие организации, в нее входящие. По закону о торгово-промышленных палатах мы совершенно самостоятельны. Есть в России и такие палаты, которые до сих пор в систему не интегрированы. Сейчас готовятся поправки в этот закон. И в новом варианте торгово-промышленные палаты наконец образуют систему не только в реальности, но и на бумаге. У всех будут единые системные правила.

– Одно время ТПП называли министерством малого и среднего бизнеса. Что у нас сейчас в регионе с этим бизнесом?

– Я тут цифры приготовил. Количественные показатели все выросли: в 14-м году на девять процентов по сравнению с 13-м выросло количество малых предприятий, также выросла среднесписочная численность работников малых предприятий. Денежные показатели выросли тоже. Но мы же прекрасно понимаем, что деньги стали другие. Ресурсов, чтобы их заработать, надо потратить больше, а сами деньги при этом легче. В этом смысле я сторонник экономических реформ. Но только в отдельно взятом регионе этого не сделаешь.

– А в чем смысл этих реформ?

– Лучше всего мою позицию выразили члены Столыпинского клуба на последнем заседании в прошлый вторник. Мне представляется, что политика Центрального банка «усушивать» инфляцию тем, что не давать экономике денег, – это путь в никуда. Нужно делать денежную эмиссию, но давать деньги не в потребительский сектор, а в инвестиционные проекты. Где-то по полтора триллиона в год в течение пяти лет.

– Предлагаете деньги напечатать?

– Ну что значит «напечатать»? Они есть, просто они виртуальные, их никто в руках подержать не может. Надо сделать так, чтобы производственный сектор их получил. В виде кредитов под 4–5 процентов годовых.

– По-моему, это нереальная ставка в наших условиях.

– Абсолютно реальная. Ставка рефинансирования ЦБ тут значения не имеет. Она может действовать на потребительские кредиты.

Просто если мы останемся в рамках той денежно-монетарной политики ЦБ, которая есть сейчас, мы будем долго плестись в хвосте и еще больше отставать от мировых экономик. Мы не можем провести новую индустриализацию теми методами, что в 20–30-е годы прошлого века – силами ГУЛАГа и т. п. Она возможна только экономическими методами. Надо наполнить дешевыми деньгами индустриальный сектор: инвестпроекты, строительство новых заводов, покупка новых технологий, разработка НИОКР.

Второй момент – это изменение налоговой стратегии государства: перенесение налогового бремени с производителя на потребителя. Как это есть в ведущих мировых странах. Но при этом давно пора ввести прогрессивную шкалу налогообложения.

– В свое время плоскую шкалу ввели, чтобы вывести бизнес из тени.

– Этот способ свою задачу выполнил и больше не работает. Несправедливо, когда 13 процентов НДФЛ платит тот, кто зарабатывает десять тысяч рублей и те же 13 процентов платит тот, кто зарабатывает десять миллионов долларов. Надо вводить сверхналоги на сверхдоходы, на пятую-восьмую яхты и квартиры, на предприятия с офшорным участием.

Чтобы перейти к либеральным реформам (я сам рыночник до мозга костей), надо сначала всё заново отстроить. Новую индустриализацию надо все-таки сверху предложить. Одну волну либерально-демократических реформ в экономике мы уже пережили (политику мы не трогаем, я экономист, а не политик). И это были не самые удачные реформы. Мы можем в теплом кабинете за чашкой чая рассуждать о том хорошем, что они принесли, но дяде Мише из Красного Кута ты не докажешь ценность этого хорошего, потому что он хорошего не видел.

– В общем, развить прослойку малого и среднего бизнеса на региональном уровне не получится? Сколько ни говорили об этом Павел Ипатов, да и Валерий Радаев, увеличить его долю в ВРП региона с 14 процентов никто не смог.

– Мы можем помочь. Процента четыре в ВРП даст только вывод из тени нелегального бизнеса.

– По-моему, последние действия государства этот малый бизнес туда только загоняли.

– Некоторые оттуда и не выходили. Там хорошо: налоговая к тебе не придет, она только с налогоплательщиками работает, конкуренции нет.

– Наши надзорные и прочие органы не горят желанием помогать частникам. Оштрафовать за ведение нелегального бизнеса – да, помочь легализоваться – нет. Вот как с подпольными детсадами, когда одна бабушка берет пять, допустим, малышей, за ними смотрит, а родители ей платят. Социальную проблему она решает, рабочие руки для экономики высвобождает. А ее выявили и оштрафовали, а сад прикрыли.

– Я с тобой согласен – нам нужна легализация фриланса. Этим Палата России активно занимается. Но не надо изобретать колесо. В Казахстане, например (никогда не думал, что мы будем учиться у Казахстана), здорово придумали. Хочешь ты стать няней, к примеру, или репетитором – заходишь на сайт налоговой службы Казахстана, запрашиваешь себе работу няни, к примеру, на три месяца. Лицензия на три месяца стоит некое количество тенге. Я делаю электронный перевод, и мой домашний принтер распечатывает мне мою лицензию со штрихкодом. Вот оно, мое право на работу.

– В развитых экономиках малый и средний бизнес – это основа. Нам тоже, по идее, для преодоления кризиса надо вытягивать этот сектор. Но недавно глава ВТБ г-н Костин делает заявление, что малый и средний бизнес кредитовать не надо: зачем плодить долги?

– Я на «Фейсбуке» тоже возмутился по этому поводу. Но, когда несколько раз прочитал его речь, понял, что он имел в виду. Он говорил, что если малый и средний бизнес неинтересен государству, то и он как банкир не видит смысла его кредитовать. Так что это, скорее, пинок в сторону властей.

– Максим, вы упомянули «Фейсбук». Многие журналисты подкалывают вас за то, что вы всегда в поездках и всегда на «Фейсбуке». Это такой способ расслабиться или?..

– У меня всегда на рабочем компьютере и мобильном устройстве открыто окно «Фейсбука». Это рабочий инструмент. Ко мне много обращений от предпринимателей приходит именно через «Фейсбук». Не люблю официальщины и стараюсь быть максимально открытым. Не на «Одноклассниках» же это делать?