Счастливое лихое былое время

Годы, к которым намертво приклеилось определение «лихие девяностые», стали во многом определяющими в жизни постсоветской России. Всё нынешнее экономическое, политическое и социальное устройство страны выросло из тех лет и тех реформ. Попытки осмыслить, что дало нам это странное десятилетие, окутанное флёром бандитской романтики и внезапно обретённой свободы, щедро сдобренное страшными историями про жизнь без зарплаты и «по бартеру», начинаются только сейчас.

Анна Мухина

Отличительной чертой девяностых был расцвет криминала. Новостные хроники пестрели сообщениями об убийствах, клановых разборках, даже в юмористических концертах программы «Аншлаг» шутили на тему «солнцевских». Но 90-е – это далеко не только криминал, хотя нынешний кинематограф осмысливает пока только эту его часть (достаточно вспомнить «Бандитский Петербург», «Бригаду» или «Жмурки»).

В конце сентября в московском парке «Музеон» при поддержке фонда «Президентский центр Бориса Ельцина» («Ельцин-центр») прошел фестиваль «Остров 90-х». Его предварял флешмоб в социальных сетях, в основном, конечно, на «Фейсбуке»: пользователи выкладывали в открытый доступ свои фотографии родом из девяностых годов. Социальные сети внезапно наполнились осколками романтического прошлого, историями, сопровождавшими иные картинки. Кто-то грустил, что время свободы ушло, кто-то вспоминал то десятилетие с ужасом и радовался наступившей стабильности.

А уже 5-го октября фонд «Общественное мнение» опубликовал результаты социологического исследования, согласно которому более трети россиян считают девяностые годы прошлого века – счастливыми годами своей жизни. Правда, такой вариант выбирали в основном те, кому сейчас от 18 до 45 лет. У этих людей на 90-е выпали детство и юность, когда солнце ярче, трава зеленее, а деревья выше. А вот тем, кому сейчас больше шестидесяти, по большей части девяностые не понравились (55 процентов респондентов этой возрастной категории). Что тоже неудивительно: именно эти люди пришли в 90-е с уже устроенным бытом, семьями и некоторыми финансовыми накоплениями, которые сгорели в первые годы либеральных экономических реформ.

При этом согласно опросу 46 процентов респондентов признали, что по сравнению с девяностыми общество стало справедливее. Поскольку два десятилетия назад в стране был катастрофически низкий уровень жизни, царил бандитизм, отсутствовала законность. А почти четверть опрошенных (22%) все-таки склоняются к тому, что в конце прошлого века справедливости в России было больше: эти люди полагают, что в то время зарплата была достойной, условия жизни лучшими, чем сейчас, а люди были честнее и добрее.

Что касается возможностей для самореализации у молодежи, то 38% участников опроса убеждены, что в 90-е с этим было сложнее, чем сейчас. При этом 35% все-таки считают то время лучшим с точки зрения возможностей добиться успеха.

В девяностые, когда развалилась советская империя, рухнули в том числе социальные лифты. Можно было подняться сразу с самого низу на самый верх, но простых и понятных путей карьерного роста – от рабочего до директора завода – не стало. Высшее образование перестало быть необходимым для получения большой зарплаты. Пути наверх оставались либо через бизнес, либо через криминал. И одно с другим было достаточно тесно связано.

На сегодня появились новые социальные лифты. Но, положа руку на сердце, работают они не для всех. Далеко не всякое высшее образование гарантирует кандидату престижную работу с достойной оплатой труда. Именно в нулевые-десятые годы такое широкое распространение получили анекдоты про выпускников филологических факультетов: «Какие слова вы можете сказать сегодня этим выпускникам? Два гамбургера и одну картошку фри с собой, пожалуйста». Путь к власти, например, сегодня не так уж и сильно зависит от профессионализма претендента на государственную должность, а зависит только от его лояльности.

Что касается свобод, то тут мнения участников опроса тоже разделились: более трети (35%) считают, что сегодня прав и свобод у граждан России больше, чем было в девяностых, столько же – что свобод не стало ни больше, ни меньше. И только лишь каждый пятый (20%) заявил, что в девяностые годы граждане были куда свободнее, чем сегодня.

«Есть тенденция к ухудшению»

Боятся ли жители Саратова и области возвращения девяностых?

Александр Сукманов, комментатор форумов:

МЫ ЖИВЕМ ХУЖЕ, ЧЕМ В 90-Е

Не боюсь возвращения в 90-е. Я вообще уже сейчас ничего не боюсь. Я считаю, что сейчас у нас в стране общественно-политическая, экономическая ситуация, ситуация в плане безопасности еще хуже, чем в 90-е годы. Во всем – тотальный беспредел власти и тотальная коррупция.

Для того чтобы проверить эту идею, достаточно обратиться к власти со своей проблемой – вы мгновенно получите какую-нибудь хамскую издевательскую отписку. Приведу свой пример. Я – уроженец Саратова, уехал в 1973 году в Ташкент по распределению, чтобы отдать долг родине, которая дала мне высшее образование. В 1991 году мы с семьей бежали оттуда и вернулись в Саратов. С тех пор более чем за 20 лет мы не можем получить помощь, обещанную нам по закону. Сегодня мне пришел очередной ответ из администрации президента, что там ничего не могут сделать. Стало быть, президент как гарант прав и свобод человека – гарант фальшивый.

Экономика катится в пропасть, а нам беззастенчиво врут, что всё хорошо. Сказать, что наша правоохранительная система оскотинилась, – значит ничего не сказать. Помните принцип работы милиции в начале 90-х «нет команды трогать бандитов – они не трогают»? Каких-то изменений не произошло, более того, есть тенденция, на мой взгляд, к ухудшению.

Александр Морозов, студент-магистрант:

БАНДИТИЗМ, ГИПЕРИНФЛЯЦИЯ, БЕДНОСТЬ ТЕХ ВРЕМЕН ДЛЯ МЕНЯ ОТХОДЯТ НА ЗАДНИЙ ПЛАН

У меня, как у человека 1992 года рождения, 90-е годы ассоциируются больше с приставкой «Нинтендо», напитком «Юпи», видеокассетами, магнитными аудиокассетами и видеомагнитофонами, наклейками от жвачек со Шварценеггером и Ван Даммом, детством без компьютеров и сотовых телефонов. А еще я в это время пошел в школу, когда форму еще не ввели, но покупать так называемую парадную форму – белый вверх, темный низ и классическую обувь – приходилось каждый год. Бандитизм, гиперинфляция, бедность и другие реалии тех времен для меня как-то отходят на задний план.

Последние лет пять, наверное, говорят о скором возвращении 90-х, подразумевая обострение социальных проблем. Я, как простой человек, не отягощенный большими деньгами и властью, безусловно, боюсь подобного развития. От безработицы, от роста цен на всё и вся, от преступности никто не застрахован, и я в том числе.

Зара Семеновская, пенсионерка:

С ВЫСШИМ ОБРАЗОВАНИЕМ РАБОТАЛА УБОРЩИЦЕЙ, ТОРГОВАЛА НА УЛИЦЕ

В 90-е я тоже приспосабливалась, как и все. Как раз в 1989 году ушла с завода, на котором проработала инженером-технологом 34 года. Работа была интересная, я ее очень любила. Последние годы на заводе работала, будучи уже на пенсии. Потом пошла работать в магазин уборщицей – несмотря на то что у меня высшее образование. Продавала газировку на улице, по совету своей знакомой начала торговать резинками для волос, скрепками, всякой мишурой. Раскладывала это на маленькую табуреточку. Так и выживала.

Не думаю, что наше время будет похоже на какое-то другое, ведь каждая эпоха отличается. И в каждой есть что-то особенное, о чем можно вспомнить.

Александр Цикин, начальник группы пусконаладочных работ ООО «Промгазкомплект»:

БЫЛИ НАДЕЖДЫ НА БУДУЩЕЕ

Лично для меня 90-е годы были более продуктивными, чем нынешние годы. Например, в 90-е я заработал на собственную квартиру, чего сейчас уже не получилось бы. Возможностей для бизнеса было намного больше. Как раз в 1996 году я окончил университет и стал заниматься сборкой и ремонтом компьютеров, бытовой техники, работая в студенческом бюро СГУ. Я был молод, жизнь воспринималась легко и с оптимизмом. И, самое главное, были надежды на будущее. Сейчас их гораздо меньше.

Александр Афонин, пенсионер (село Беленка Краснопартизанского района):

В 90-Е ГОДЫ РАЗВАЛИВАЛСЯ НАШ КОЛХОЗ

С 18 лет я работал в колхозе в родном селе. 90-е годы у меня ассоциируются с тем, как разваливался наш колхоз. Я тогда работал животноводом на ферме. Уменьшалось поголовье скота, люди разбирали и растаскивали на стройматериалы пустующие базы. Зарплату платили крайне редко. Считалось, что повезло, если начальство выплатит зарплату натуральной продукцией – зерном, соломой, мясом, крупой и т. д.

За 2000-е годы наши фермеры пытались возродить местное хозяйство, но не у всех всё получалось, некоторые очень быстро становились банкротами. Сельскому хозяйству и сейчас нелегко.

Сейчас я на пенсии, и для меня жизнь в деревне идет неплохо, есть стабильность. Но куда деваться молодым? Они уезжают на заработки или, хуже того, спиваются.

«Если бы молодость знала, если б...»

Ощущение политической свободы и надежды – вот что отличает девяностые годы от нашего времени

Мнир Сулейманов, политолог, доцент Поволжского института управления им. П. А. Столыпина – филиал РАНХиГС:

СОВРЕМЕННЫЕ ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ КАМПАНИИ ВСЁ БОЛЕЕ ПОХОДЯТ НА ВЫСОКОТЕХНОЛОГИЧНЫЕ УПРАВЛЯЕМЫЕ ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ПРОЦЕССЫ

Для поколения, заставшего последнее десятилетие советской власти, новая российская политическая реальность была наполнена восторженными надеждами и радужными перспективами: многопартийность и политические дискуссии, конкурентность и новые политические технологии, многообразие оценок в различных СМИ.

Моё поколение уверено, что 90-е были наполнены ощущением политической свободы. Однако всё как-то очень быстро вновь перешло на знакомую колею и покатилось по старым рельсам. Именно тогда метафора «партия власти» стала понятна всему населению. Оптимизм политических ожиданий столкнулся с бытом, конкретным социальным окружением, трудностями переходного периода. Именно поэтому не только итоги, но и ход избирательной кампании стали предсказуемыми. Исчезли интрига и конкурентность в политических процессах.

А еще за это время совершенно изменились избирательные технологии: в 90-е годы не было такого качества медийного пространства, которое есть сейчас, интернета и таких скоростей распространения информации, броской яркой визуальной агитации. Сегодня даже на региональном уровне политические лидеры присутствию в медийном поле уделяют всё больше внимания. Если политик подогревает к себе интерес различными способами, то он на плаву, на слуху, на глазу и, значит, раскручен.

В последние избирательные циклы активность политических сил, по мнению известных политтехнологов, проявляется только в пики избирательных кампаний – незадолго до дня голосования. «В межсезонье» партии будто бы сидят в засаде, не предпринимая активных идеологических действий и пиар-акций. Именно поэтому современные избирательные кампании всё более походят на высокотехнологичные управляемые производственные процессы.

Старый трамвай на новые рельсы

Как экономические реформы открыли новые возможности

В экономике девяностые ассоциируются в основном с «шоковой терапией» младореформаторов – Егора Гайдара и его команды. По воспоминаниям современников и самого Гайдара, плановая экономика Советского Союза находилась в глубочайшем кризисе. Острый дефицит самых необходимых товаров, талонная система, угроза голода буквально вынудили правительство проводить экономические реформы в ускоренном темпе.

Анна Мухина

Основным лейтмотивом реформ стал переход от планово-административной экономики к рыночной. В декабре 1991 года был подписан указ о либерализации цен, а в январе 1992 года цены вышли из-под государственного регулирования. В итоге рынок достаточно быстро наполнился товарами, но цены на продукцию выросли за полтора года в 150 раз. А гиперинфляция за несколько месяцев уничтожила все накопления граждан.

После либерализации цен был проведена либерализация внешней торговли, а затем запущена программа приватизации. В 1992-1993-м вся госсобственность была оценена, и каждый гражданин России получил приватизационный чек, он же ваучер, стоимостью 10000 рублей.

Экономические реформы начала девяностых годов носили двойственный характер. С одной стороны, их итогом стала гиперинфляция и обнищание огромных слоев населения. Но с другой стороны, ценой огромных жертв неповоротливую плановую экономику СССР удалось в кратчайшие сроки перевести на рыночные рельсы. В итоге люди получили возможность легально заниматься бизнесом, появились частные предприятия, банки.

Егор Гайдар, который пробыл у руля не так уж и долго, потом писал, что эффект реформ должен был стать очевидным к 2005 году. Но эти реформы так и не были доведены до конца.

Владимир Видро, директор Школы бизнеса «Диполь»:

У ЭТОГО «МОЖНО ВСЁ» БЫЛИ ТЕМНАЯ И СВЕТЛАЯ СТОРОНЫ

Я хорошо понимаю людей, которые видели в 90-х годах в основном криминальную сторону жизни. Это была реальность многим данная в ощущениях. Но была и другая сторона – открывшиеся возможности. Многие её не заметили потому, что по разным причинам не смогли воспользоваться ими в достаточной мере.

В начале 90-х практически все мы были работниками заводов и институтов. Когда экономика рухнула, люди сразу разделились на тех, кто остался на заводах (благодаря их работе промышленность есть и сегодня), и тех, кто ушел (благодаря им сегодня у нас есть бизнес и новые отрасли). Трудно было и там, и там. Но для тех, кто ушел (по своей или не своей воле), открылось то, чего никогда не было раньше – можно всё сделать самому! У этого «можно всё» была и темная сторона – криминал и бедность, а также светлая сторона – инициативы, заработки, карьеры, бизнесы, гранты, поездки по всему миру, надежды всё самим построить хорошо. Огромное количество людей состоялось благодаря этому времени, а страна, казалось, обновилась. Я и сейчас верю, что обновление неизбежно, а сегодняшнее состояние умов временно.

Если сравнивать с сегодняшним временем, то ощущение обратное – ничего нельзя, а криминал и бедность (другие, чем в 90-х) все равно есть.

Михаил Волков, бизнесмен, член Общественной палаты Саратовской области:

КОНКУРЕНЦИЯ ОТСУТСТВОВАЛА КАК КЛАСС

Конечно, в девяностые было больше возможностей для бизнеса, даже несмотря на то, что ресурсов не хватало. В банках, например, невозможно было взять кредит. При этом конкуренция отсутствовала в любой отрасли. Просто бери и занимайся чем захочешь. Кроме того, отсутствовала жесткая нормативная база, а значит, было больше предпринимательской свободы.

Окупаемость проектов в девяностые была выше, поскольку практически каждый бизнес-проект связан с помещением, а стоимость недвижимости росла очень быстро. Сейчас этот фактор нивелировался полностью. Раньше можно было окупать проекты за два года, сегодня они окупаются за 10–20 лет.

Но было намного сложнее в том плане, что криминал был просто на каждом шагу. Не знаю ни одного бизнесмена, который за годы своей работы не столкнулся бы с «крышей», с уголовниками, «стрелками», «разборками».

Люди от власти не только бизнес не защищали, они еще и активно в крышевании участвовали.

Импульс девяностых

Культурное развитие страны начиная с 90-х годов тоже оценивается противоречиво. Отказ от государственной идеологии, обретение свободы творчества шли вместе с сокращением государственного финансирования образования, науки и учреждений культуры, разрушением интеллектуальной среды.

Владимир Хасин, доцент кафедры отечественной истории в новейшее время СГУ им. Н. Г. Чернышевского:

ОТ ПОЖАРА СТРАСТЕЙ, ЭМОЦИЙ И ПОИСКА – К СТАБИЛЬНОЙ «СТАТИЧНОСТИ»

Мне достаточно сложно быть объективным, потому как первое знакомство со всеми нюансами как науки, так и образовательных технологий пришлись именно на эти неспокойные годы.

Полноценная научная жизнь строится на многоплановой кооперации, сотрудничестве, поиске совместных оптимальных решений. Советское образование и наука, при всем ностальгическом пафосе сегодня, всё же имели как положительные, так и отрицательные черты. Говоря об истории, образовательный процесс строился на глубоком, планомерном изучении фактического материала, не всегда нужного, но крайне полезного. Основной проблемой было практически полное отсутствие широчайшей междисциплинарной методологии и абсолютная замкнутость науки и образования, их оторванность от мировых реалий и развития. Прокрустово ложе формационной марксистской теории оставляло за бортом огромное количество аналогий, аллюзий, конструируя историческое поле в ущерб реконструкции и пониманию динамики развития общества.

В девяностые годы на отлаженную годами базу обрушилась волна разнообразного методологического инструментария – от исторической психологии до постмодернистских изысков. Это взорвало тихое и традиционное гуманитарное пространство. «Запад» с его развитой методологической школой открыл нам всю многоплановость исторических суждений. То, что вчера было аксиомой, становилось заблуждением. Конечно же, были перехлесты и откровенный бред, за что иногда сегодня стыдно. Но путем проб и ошибок постепенно формировалось некое крайне интересное новое историческое поле. Наука вышла из статичного и накопительного состояния и стремительно стала динамичным постоянно изменяющимся феноменом общественной жизни.

Сегодня мы возвращаемся к стабильной «статичности». Происходит определенная институализация научного и образовательного пространства, как правило, в форме его бюрократизации. Нет того пожара страстей, эмоций и поиска. Это не всегда означает закосневшие истины, зачастую это и возможность более глубоких, менее эмоциональных и поверхностных оценок. Девяностые годы дали импульс, переместили многое на новый уровень.

Двухтысячные годы проходят под знаком рационального консерватизма, чуждого незапланированным метаниям. Сегодня, несмотря на внешнюю реформаторскую активность, больше похоже на семидесятые – первую половину восьмидесятых годов.

[кстати сказать] «Лебединое озеро»: прощай и здравствуй? СМИ как зеркало эпохи Уже конец восьмидесятых годов прошлого века был для журналистов благословением: гласность делала свое дело, в прессе стало меньше запретных тем, читатели и зрители жаждали новых мнений, новых голосов, новых точек зрения. В 1987 году на Центральном телевидении вышла в эфир программа «Взгляд», которая для советского общества стала революционной. Но до поражения ГКЧП СМИ все-таки оставались подконтрольными власти. Анна Мухина Путч августа 1991 года был последним в девяностых событием, когда вместо актуальных новостей гражданам страны демонстрировали балет «Лебединое озеро». Телевизионная блокада длилась с 18-го по 21 августа. Либерализация коснулась всего общества в целом. Журналистика получила мощнейший толчок в развитии. С каким интересом смотрели «Час пик» Владислава Листьева, программы старого НТВ – «Итоги» с Евгением Киселевым, ироничное «Итого» Виктора Шендеровича, чудесный энтэвэшный проект «Куклы», «Намедни» Леонида Парфенова, «Профессия «Репортер». Но «старое» НТВ прекратило свое существование в 2001 году, другие телевизионные каналы тоже попали под контроль государства, с начала нулевых постепенно зачищается независимая печатная пресса, а также интернет-СМИ, часть которых зародились в девяностые годы. В 90-е годы, несмотря на достаточно сложное время, бурно развивалась и региональная журналистика. Денис Лебедь, главный редактор ИА «Саринформ»: НЕ БЫЛО НИ ИНТЕРНЕТА, НИ ПРЕСС-СЛУЖБ, НО ТЕМЫ НОСИЛИСЬ В ВОЗДУХЕ Начало 90-х для российской журналистики было временем очень веселым. Запретных тем практически не существовало, новые профессиональные стандарты строились буквально на ходу. Новые газеты открывались буквально каждый месяц, и места на рынке хватало всем. Были среди них и откровенные однодневки – издатели не брезговали составлением дайджестов, перепечатками разного рода полезных советов и прочей ерундой. С эксклюзивной информацией работали не многие. Приходили к нам в редакцию люди и с почти дословно переписанными чужими текстами и даже с вырезками из других газет, заботливо наклеенными на листы бумаги. В еженедельнике областной организации Союза журналистов, где я начинал, эти номера не проходили. Да и вообще в тех редакциях, которые сидели в издательстве «Слово», у них шанса не было. Еще на пике популярности работала «Заря молодежи», высокую планку держали «Саратовские вести», появилась областная редакция «Комсомолки», очень сильная редакция была у «Саратова», ярко начала «Земля Саратовская». Не было ни интернета, ни пресс-служб с их рассылками, но темы буквально носились в воздухе. Коллеги знают: если держать глаза и уши открытыми, без новостей не останешься. В конце концов, садились за телефон и звонили диспетчерам пожарных частей, скорой помощи, дежурным райотделов милиции. Иногда удавалось добыть полную суточную сводку происшествий из какого-нибудь РОВД – это в 90-е был настоящий клондайк. Отношения с рекламодателями иногда строились довольно причудливо. Например, в начале 90-х коллега внезапно ввалился в кабинет с факсимильным аппаратом под мышкой. Для тех времен в редакциях они были роскошью: решили даже кабинет на сигнализацию поставить. Где взял? Шел по улице, увидел новую вывеску фирмы, которая торговала техникой, зашел и договорился по бартеру. Мы им рекламу, они нам – аппарат. Факс ему тут же вынесли, ни документов не спросили, ни каких-то письменных гарантий. В некоторых редакциях, бывало, и зарплату продуктами выдавали. Один мой знакомый дом себе построил на таких сделках, мне в 98-м свадебный стол организовали. Статус журналиста тогда был довольно высоким. Хотя больших денег эта работа не приносила никогда, но прессу уважали. Чиновники старались держаться от СМИ подальше, наращивать свое присутствие в прессе они начали, наверное, только во второй половине 90-х.