Морковка и некрасовская героиня
– Привет. Что у нас со слухами? Опять всё печально и слухов нет совсем?
– Привет. Печально. Но слухи есть. Немного, но есть.
– Тогда давай, выкладывай. Не томи.
– Говорят, что на минувшей неделе глава года Олег Грищенко ездил к солнцу в Москву, дабы решить свою дальнейшую судьбу.
– И что, решил?
– Тут есть варианты. Одни утверждают, что Олегу Васильевичу гарантировано место в Совете Федераций, другие утверждают, что перед ним повесили долгосрочную морковку в виде выборов в городскую думу. И без каких-либо гарантий.
– А в чем суть морковки? Провести в гордуму нужных людей? И за это последует заслуженная награда?
– Типа того. Причем первая часть более или менее понятна, а вот вторая – с наградой – не очень ясна. Но все ньюсмейкеры с печалью констатируют, что дела у Грищенко – не очень...
– Такое впечатление, что в области всё замечательно! Я тебе больше скажу, во всей стране дела не айс.
– Это да. Но я тебя переплюну, потому как, по слухам, неважно дела обстоят у самого солнца. Подставляют самые ближние, подножки ставят самые доверенные. Люли прилетают из самых неожиданных мест.
– Ой, ты мне уже сто пятьсот раз говорили про заход солнца. А он всё на небосклоне и светит всё сильнее. Говорят, он стал охраняемой персоной.
– То есть его охраняет ФСО?
– Именно.
– Я слышала эту историю. Но он не законник, а приказник.
– То есть?
– В соответствии с законом ФСО охраняет нескольких человек. Насколько я знаю, это президент, премьер, два спикера обеих палат. Может, председатель Верховного суда и еще кто-нибудь. А солнце наше охраняют по приказу, а такой приказ могут составить на любую персону более или менее высокого ранга.
– Пусть, но тебя или меня ведь ФСО не охраняет.
– Знаешь, и не надо. Кстати, о проблемах солнца. Говорят, в Саратов Ольга Баталина на чествование Табакова добиралась сама, не в свите солнца, а самостоятельно.
– Чего так? Не взяли?
– Врут, что Ольга Юрьевна чует конъюнктуру за версту. И в связи с этим позволила себе нелицеприятные высказывания в том смысле, что она и сама выживет. Без поддержки и протекции.
– Ну вот! Может, она зря так? Я слышала, что солнце планировало включить ее в партийный список от области паровозом. Вдруг обидится? Это не говоря уже о том, что неблагодарность – не самое хорошее качество.
– Ой, ты как маленькая. Поговори еще о порядочности и прочих моральных качествах. Это политика. Там другие критерии выживаемости.
– Это да. Что еще?
– Еще, говорят, что жена арестованного энгельсского прокурора, некто Анненкова, которая якобы долгое время утверждала, что она то ли одноклассница нашего солнца, то ли еще какое-то очень доверенное лицо, с солнцем даже лично не знакома. И родилась она не в нашей области и по возрасту совсем не подходит не только для одноклассницы, но и для диссертационного оппонента.
– То есть?
– То есть всё это был блеф. Какой дурак будет проверять столь приватную информацию? А вдруг всё это правда? Можно же нарваться.
– Я в восхищении! Ты представляешь, каким уровнем авантюризма надо обладать, чтобы у нас в области прикрываться такой фамилией!
– Не очень. И еще люди врут, что мозговым центром всех нелегитимных деяний прокурора была именно супруга. А он только послушным исполнителем.
– Вот это женщина! Коня на скаку, в избу горящую... Что еще?
– Еще врут, что господин Виткин открыл рынок в Комсомольском поселке.
– И что?
– То, что об этом узнали пострадавшие от его коммерции господа. И начали выяснять, что и откуда уши растут.
– Ничего не понимаю. И что дальше?
– Дальше выяснилось, что Виткин – исключительно управляющий. А рынок открыт на средства еще одного доброго человека, который тоже уже немного пострадал, но который об этом говорить не будет, потому как давно служит чиновником. И денег у него быть не может по определению. По крайней мере таких денег.
– Это всё?
– Напоследок анекдот. Как известно, инициатором установки мемориальной доски Булгакову была ОПа во главе с Ландо. Они деньги собирали, утверждали эскиз и так далее. Так вот, народ нынче шутит, что Александр Соломонович соревнуется с Вячеславом Викторовичем. Дескать, тот открыл памятник Табакову, а этот – доску Булгакову.
– Можно я не буду ничего комментировать?