Раввин Саратова Михаэль Фрумин:
Торжественная церемония открытия еврейского общинного центра «Бейт Шимшон», который станет одним из крупнейших в России, прошла в Саратове 6 сентября. За несколько дней до открытия мы побеседовали с раввином Михаэлем Фруминым.
– Рав Михаэль, с момента принятия решения о строительстве нового здания синагоги и общинного центра прошло около девяти лет. Строительство затянулось. В чем вы видите причины?
– На этот вопрос у меня есть два ответа. Когда царь Шломо (Соломон) строил храм, он строил его по готовому проекту, и все необходимые материалы были собраны его отцом Давидом. Поскольку Давид воевал, на нем была кровь, ему Всевышний запретил строить храм, и храм после его смерти построил Соломон. Хотя всё было подготовлено, строительство длилось четырнадцать лет. Я понимаю, что наши скромные силы здесь, в Саратове, никак не могут сравниться с мудростью, энергией и помощниками царя Соломона. Вместе с недоделками, я думаю, и у нас как раз четырнадцать лет получится.
И второй ответ. Есть такой анекдот. Во время революции к старенькому еврею приходят матросы с экспроприацией. Говорят: мы строим коммунизм, нам нужны деньги. «Надо с женой посоветоваться, – отвечает он. – Сара! Пришли господа матросы, они строят коммунизм, им нужны деньги». Сара отвечает: «Нет денег, так нечего строить!»
Мы знали этот анекдот, и мы начали строить без денег, без нормального проекта. У нас не было ничего, кроме желания построить и осознания этой необходимости. Это неправильно, но это сработало.
– Откуда же в итоге появился, для начала, проект?
– В итоге это сублимация нескольких проектов. И, как я понимаю, он до сих пор претерпевает некоторые изменения. Как в известной шутке, что ремонт нельзя закончить, его можно только прекратить.
– В саратовской политической сфере и прессе обсуждалась тема возможности или невозможности частичного финансирования строительства синагоги бюджетными средствами. Как вы относились к этой дискуссии? И удалось ли получить хоть какое-то финансирование из бюджета?
– Во-первых, мы не поднимали этот вопрос никогда. Если бы в бюджете всё было хорошо, все социальные задачи были выполнены, не было больших дыр, тогда было бы правильно, разумно попросить средства. Но, поскольку наша ситуация далека от совершенства, я считаю, что как минимум неэтично просить деньги в бюджете, который не справляется со своими основными задачами. Это не должно быть дополнительной нагрузкой на плечи пенсионеров, учителей и бюджетников.
Сколько евреев, столько мнений. У нас здесь евреев порядка четырех тысяч, соответственно, четыре тысячи мнений – как минимум! Поэтому кто-то считает иначе. Насколько я знаю, мои коллеги из другой синагоги на улице Гоголя (в иудаизме есть частично различающиеся направления) этот вопрос так или иначе поднимали, именно это и послужило причиной обсуждения в прессе, и было очень много негатива. И насколько я помню, на тот момент денег не дали. Потом выделялись какие-то средства на этап проектирования, но это непроверенная информация – я вам не гарантирую, что это так было.
– Но это не вам.
– Не нам. У меня очень простой принцип: от власти надо держаться подальше – от любой власти. В любой стране (не в Израиле) еврею надо держаться от власти подальше. Самое главное что? Не трогают, не обижают, не ущемляют – слава Богу!
– Судя по тому, что на открытие были приглашены многие высокие гости – как из разных регионов России, так и из Израиля, – такое строительство – явление значительного масштаба.
– Открытие – это, безусловно, масштабное событие. Может быть, мы пока не совсем представляем его величины. А строительство еще не завершено.
– А где-то еще в российской провинции подобные центры строились в последние лет пятнадцать?
– Насколько мне известно, нет. Я знаю, что в Казани есть довольно большой общинный центр. Там очень хорошо организована жизнь еврейской общины. Но без ложной скромности должен сказать, что Саратов – это очень известный в еврейском мире город. Он постоянно дает очень серьезные кадры. Многие воспитанники нашей синагоги сейчас – известные раввины. Например, мой коллега рав Шимон Левин является заместителем главного раввина Москвы. Рав Мендель Агранович – очень известный раввин в Израиле. И таких примеров десятки. Нам есть чем гордиться.
Но я, когда смотрю на вещи, вижу в первую очередь не то, что хорошо, а то, что нужно исправить. А этого – вагон и маленькая тележка.
Этап строительства будет завершен не тогда, когда закончатся строительные и отделочные работы. А когда центр будет наполнен людьми, программами, проектами. И всё должно работать как часы.
– А подробнее: что здесь, как вы планируете, будет?
– Ну, понятно, молельный зал. Но молитвы – не единственное, чем мы занимаемся. Мы еще постоянно углубляем свое образование, у нас есть постоянные уроки. Как один на один с учителем, так и в группе и по скайпу. У нас есть благотворительная столовая, мы кормим людей, которым, может быть, тяжело готовить по каким-то причинам или средств не хватает. В общинный центр «Бейт Шимшон» переедет с улицы Университетской еврейское агентство в России «Сохнут». Впервые откроется в Саратове и будет располагаться в наших помещениях крупнейшая молодёжная еврейская организация «Гилель». Это всемирное студенческое движение, способствующее возрождению еврейской жизни – ознакомлению с историей, культурой и традициями еврейского народа.
У нас несколько лет функционирует семейный еврейский центр «Хаманит», но мы ютились по съемным помещениям. Сейчас, надеюсь, это будет значительно более эффективно.
И для детей, и для их родителей мы предлагаем целый ряд услуг – как еврейской традиционной направленности, так и не еврейской. Например, есть театр, студия актерского мастерства, изобразительная студия.
Есть для женщин специальные курсы, хобби-клуб, как его еще называют. Женщины собираются и делают из подручных материалов для себя украшения. А в процессе работы рассказывают о своей жизни, о той Торе, которую для женщин обычно преподают. Женщины обычно вглубь не идут, у них своя ниша в изучении Торы. Тем не менее, они с очень большим вниманием к этому относятся, и это не может не влиять на их мужей. Ведь обычно муж – голова, а женщина – шея. Куда женщина повернула, туда муж и будет смотреть. Поэтому, чтобы получить какого-то папу, мне нужно взять сначала его ребенка, создать для него условия, чтобы он хотел, бежал, рвался сюда. Соответственно, мама будет с ним – она обычно ближе к ребенку, чем папа. А когда мама будет здесь... Это я вам секреты выдаю! Она начинает проникаться атмосферой традиционного еврейства и автоматически влияет на мужа. И муж тогда тоже мой.
Есть очень много путей, у каждого свой путь к Всевышнему – у кого-то прямой, у кого-то более извилистый.
– В православные храмы в наше время многие приходят, не зная подробностей обряда и молитв, но люди тянутся к церкви – кто от всей души, кто по семейной традиции, кто-то просто по возникшей моде. А как приходят в синагогу?
– Тоже по-разному. Есть люди, которые очень серьезно к этому относятся, другие относятся с большой душой, но пока не готовы что-то делать. Есть люди, которые появляются крайне редко, из любопытства. Есть такие, которым не очень интересны молитвы и учеба, им просто приятно пообщаться со своими. Это тоже путь! Если человек будет здесь, в этой атмосфере, то постепенно, с Божьей помощью, он начнет интересоваться более глубоко теми вещами, о которых не задумывался. Всё будет так, как должно быть.
– А простому прохожему из любопытства можно зайти, посмотреть?
– Если он адекватный, то милости просим. Просто бывает здоровое любопытство, а бывает нездоровое. Мы очень щепетильно относимся к вопросам безопасности, поэтому любой новый человек сразу привлекает пристальное внимание.
Однажды на улице ко мне подошел человек, попросил разрешения обратиться и сказал, что его ребенку очень интересно прийти в синагогу, посмотреть, как там всё устроено, что там происходит. Я сказал: пожалуйста. Не знаю, еврей он или не еврей. Я вижу, что это адекватный человек, воспитанный. Пусть он придет с ребенком – неважно, ребенок еврей или нет. Если он не еврей, значит, он придет, увидит, что никто здесь не кусается, кровь не пьет, как многие рассказывают, увидит, что здесь адекватные люди с чувством юмора, и будет потом рассказывать в своем окружении: да нет, и с ними можно иметь дело.
– Кстати, наверное, мормоны, эти «старейшины смиты», на улице к вам не подходят, видя вашу характерную внешность?
– Было такое, когда моя борода была чуть покороче. Ко мне подошли два молодых человека и на ломаном русском предложили поговорить о Боге. Я им сказал, что об этом говорю с другими людьми, а с ними у меня нет интереса разговаривать. Они меня услышали.
– А в принципе как вы относитесь к появлению таких миссионеров?
– Очень положительно. Если вменяемый, культурный, чисто одетый человек говорит правильные вещи, если он может так или иначе положительно повлиять на человека, это плюс тому городу, где я живу. Люди вокруг меня могут стать от этого лучше. Преуспеет он в этом или не преуспеет? Не знаю. Он делает то, что считает нужным, никак не нарушая свободу выбора другого человека.
Никто же не спорит о том, что Всевышний един. Просто у всех есть свои представления о том, что нужно делать для того, чтобы быть богоугодным человеком.
– Приходилось ли в процессе строительства сталкиваться с каким-то сопротивлением – скажем, националистических организаций или отдельных персон?
– Таких фактов я не замечал. Нет, бывали какие-то бытовые вещи. Мы же среди людей живем. Жителям одного дома помешали, жителям другого дома помешали... Безусловно, мы создавали людям неудобства, но они достаточно корректно реагировали, приходили к нам, объясняли, мы искали компромисс и, как правило, его находили. Я не считаю, что это является противодействием строительству.
– Вообще есть ли недруги у еврейской общины? Недруги, которые проявляют себя?
– Каких-то явных попыток, поползновений за последние несколько лет я не отслеживал.
– А следите ли вы за дискуссиями в местной прессе? Вот, например, бурное обсуждение на сайте «Общественного мнения» вызвала публикация Александра Крутова «Кто растаскивает нашу общую Победу по национальным квартирам?» – о том, как евреи получали награды во время Великой Отечественной войны...
– Слежу. Приходится. Не могу сказать, что это добавляет мне настроения, но слежу. Я не увидел, что это какой-то антиеврейский заговор. Думаю, что это заказ. Даже не против евреев, а против конкретного человека, который там упоминается. Я могу ошибаться, но это мое мнение.
«Общественное мнение» подпортило себе этим репутацию, безусловно. Они будут вынуждены впредь думать, что писать и как писать, что не писать. Или это будет просто другое издание, если они будут продолжать в том же духе.
– Расскажите, пожалуйста, о человеке, именем которого, к сожалению, посмертно, назван центр, – о Шимшоне Гафановиче.
– Он был большим человеком. Большим физически, большим душевно, с большим сердцем. У него было невероятно большое терпение, и он вникал в проблемы всех еврейских организаций, которые есть на территории Саратова. Делал это предельно корректно, понимая, что есть человеческий фактор и, может быть, можно организовать дело эффективнее с точки зрения бизнеса, но при этом пострадает какой-то конкретный человек.
Знаете, большого человека обнимать приятно. Мне всегда было очень приятно его обнимать. Очень жаль, что его с нами нет.
– А кто он был по роду занятий?
– Строитель. Хороший строитель.
Однажды я ему предложил: давай я тебя научу ивриту. Он сказал: да что ты, я даже букв не знаю. Я говорю: да это несложно. «Выделишь час в день?» – «Да».
На четвертый раз он начал читать. Способный, талантливый человек. И достаток не испортил его. Ведь бывает такое. А он остался таким же открытым, искренним, честным человеком, каким был раньше.
– Давайте вернемся к строительству. Во что это обошлось, если не секрет?
– Это не секрет. Порядка двух миллионов долларов. Но я так понимаю, что это еще не окончательная сумма. Думаю, что тысяч двести еще нужно будет вложить.
– Что же еще не сделано?
– Например, мы провели вентиляцию, а сам агрегат, который должен гонять воздух туда-сюда, еще не приобретен. Нет мебели. У нас есть неплохая гардеробная, но там нет ни одной вешалки, ни одной стойки. На заднем дворе нужно сделать хозяйственные пристройки.
Осенью у нас есть праздник Суккот (праздник кущей – шалашей). Хотим построить шалаш. Но сделать его как из конструктора: собрал, разобрал... Это всё нужно спроектировать, изготовить, где-то складировать, чтобы перед праздником достать и собрать.
Всё можно сделать, любую проблему решить. Знаете, если проблема решается с помощью денег, это не проблема, это расходы.
– А как собирались средства на строительство?
– Об этом можно книгу написать, я просто не умею. Тяжело собирались деньги. Есть несколько человек, которые давали, давали и давали. А есть люди, к которым я приходил, они обещали и не давали.
Очень сильно помог нам Российский еврейский конгресс. Его президент, Юрий Исаакович Каннер, выпускник нашего экономического института. Если бы не Каннер, если бы не РЕК, у нас шестого числа открытия бы не было.
– Каким вы видите свое будущее – в Саратове или за его пределами... Стремитесь ли к какому-то более высокому статусу?
– Мой статус достаточно велик, я, может быть, даже не вполне его заслуживаю. Есть над чем работать. Но вопрос я понял. Я мечтаю, что в свое время, как написано у нас в Талмуде, когда придет Избавление, все евреи со всеми синагогами переместятся на землю Израиля. Это нельзя принимать буквально, тем не менее, я говорю, как там написано. Как они там будут укомплектовываться, не понимаю. Но я мечтаю, что доживу до полного Избавления, и наш общинный центр – не само здание, камни – это еще ничто, главное, люди – все они будут со мной в отстроенном Иерусалиме, смогут принести обязательные жертвы в храме. Это будет эпоха просветления, когда ни для какого человека не будет вопроса, существует ли Всевышний. Это будет настолько очевидно, что у человека не будет никаких сомнений. И будет совершенно другая жизнь. Об этом надо мечтать не только мне. Всем надо мечтать.
Все от этого только выиграют, не будет победителей и побежденных. Даже природа некоторых вещей поменяется. Нам не совсем понятно это. Но это так. С Божьей помощью мы доживем до этого.