Кодекс не лучше пожара

Оценить
Кодекс не лучше пожара
Фото Вера Салманова
Саратовским лесам могут навредить не только огонь и незаконные вырубки, но и непродуманные положения закона

В 25 районах области в связи с ростом пожарной опасности запрещено въезжать в лесные массивы на транспорте, проводить массовые мероприятия, разводить костры, сжигать мусор и сухую траву. В некоторых районах подобные меры уже действовали с конца апреля. По подсчетам областного министерства природных ресурсов, с начала года за нарушение правил пожарной безопасности в лесах к административной ответственности привлечены 23 человека, сумма штрафов составила 196,5 тысяч рублей.

Корреспонденты «Газеты недели» побывали в Вольском лесничестве и узнали, как здесь борются с угрозой пожаров, несознательными гражданами и парадоксами Лесного кодекса.

Музей пожарной техники

Во дворе Вольского лесхоза (несмотря на законодательное разделение, лесхоз и лесничество находятся в одном здании, как и прежде) стоит – опершись на два пенька, – пожарная машина. Красная краска выцвела от времени и стала оранжевой. «В прошлом году она еще как-то ездила, а в этом видите, – главный лесничий Вольского лесничества Сергей Яковлев указывает на «лысые» протекторы, – ГАИ не выпускает». Техника помоложе сейчас работает в лесу, но ее не слишком много. За восемь лет здесь получили один трактор и один лесопожарный УАЗ. К счастью, у вольчан есть договор на тушение пожаров с национальным парком «Хвалынский», у которого другой уровень финансирования и соответствующие технические возможности. Кроме того, начальник межрайонного противопожарного отряда – сын лесника, поэтому у вольского лесного хозяйства налажено сотрудничество с пожарными МЧС (так бывает не везде).

Сергей ЯковлевВ 2010 году здесь было 29 пожаров. С тех пор огонь на территорию гослесфонда не заходил. Тушением возгораний занимаются сотрудники лесхоза – рабочие пилорамы и лесорубы. «Но лес может гореть не только в рабочее время. Представьте: лесоруб, отработавший полную смену, должен опять подниматься по тревоге, возможно, рисковать своим здоровьем – его же надо за это материально поощрять, а за счет чего? Раньше на содержание штата выделялись бюджетные деньги, а теперь лесхоз должен сам зарабатывать. Если возгорание произошло не на территории гослесфонда, а на соседнем поле, бюджет это не оплачивает», – рассказывает Сергей Геннадиевич.

Как объясняет Яковлев, большую роль играет не столько техника для тушения (мощные вертолеты и самолеты-амфибии, которые любят показывать в теленовостях), сколько совершенно не зрелищная профилактика – уборка захламленности в лесах, встречные отжиги, просеки, по которым можно быстро добраться к месту происшествия. Но государство эти работы не финансирует.

Предполагается, что лесхоз будет выполнять их за счет собственной прибыли, полученной от заготовки леса. Но в Саратовской области древесина низкосортная, «в основном идет на дрова». Ее можно перерабатывать в деревоплиту или топливные пеллеты – на такую продукцию есть спрос даже за границей. Но лесхозу не дадут кредит на развитие переработки. Согласно Лесному кодексу, имущество находится не в собственности лесхоза, а в оперативном управлении, его нельзя предложить банку в залог. Когда-то в Вольске работал завод дубильных экстрактов – в Советском Союзе таких производств было очень немного. «Завод регулярно платил деньги, лесхозы были заинтересованы отправлять туда продукцию», – вспоминает Яковлев. Судьба предприятия оказалась типичной для отечественной промышленности: тяжелое экономическое положение, пожар и сдача оборудования в металлолом. Несколько лет назад областные власти заявили о неких инвесторах, желающих построить в Вольске завод по выпуску пеллет, но пока намерения ни к чему не привели. «Хотя сырьевая база у нас мощная – 54 тысячи гектаров Вольское лесничество и 32 тысячи Черкасское, можно привлечь Базарно-Карабулакское, Балтайское, Усовское, Новобурасское».

Потеряли людей

Вольский лесничий родился в Саратове, окончил школу с углубленным изучением французского языка, мечтал поступить в медицинский институт. Но мама, как вспоминает Сергей Геннадиевич, пошла к ректору и сказала: «Через мой труп». Она отработала сорок лет операционной сестрой в институте травматологии и считала медицинскую профессию слишком тяжелой.

Яковлев закончил лесохозяйственный факультет, работал в областном управлении лесами. Перспективного специалиста пригласили в Черкасский лесхоз, бывший тогда в числе отстающих. «Ребенку было два с половиной года. Жена у меня сугубо городская. Вместе учились корову доить. Топили печку дровами. Тяжело было, зарплату по шесть-восемь месяцев не платили», – вспоминает Яковлев. Семь лет назад он стал главным лесничим Вольского лесничества, «с 23 января 2008 года ни одного отпуска полноценно не отгулял, и даже ни одного больничного».

Несмотря на постоянную работу на свежем воздухе, профессия лесничего не так полезна для здоровья, как может показаться: «Одни стрессы!» Пожалуй, больше всего переживаний ему доставляет Лесной кодекс. Согласно документу, принятому в 2006 году, из лесхоза выделились лесничество и лесной инспектор. Лесничество готовит техническое задание в пределах выделенного финансирования, лесхоз его исполняет – прокладывает минерализованные полосы, устанавливает аншлаги и баннеры, содержит пожарные водоемы и лесные дороги, сажает новый лес и проводит рубки ухода. За это лесхозу предоставляются договоры на заготовку леса – это сплошные санитарные рубки и рубки реконструкции. «После уплаты налогов и отчислений в Пенсионный фонд остаются копейки, которые идут на нищенскую зарплату, ГСМ и запчасти, так как техника имеет большой износ», – говорит Яковлев.

«Раньше квартальный отчет умещался на четырех страницах, люди были постоянно в лесу, занимались лесом, а теперь мы превратились в статистиков, главное – бумага», – горячится лесничий. Каждые десять лет нужно оформлять материалы лесоустройства – должна получиться целая книга, в которой указано, что где растет, в каком состоянии, какие виды работ нужны. Это дорогое обследование: «Должна приехать экспедиция и отработать каждый квартал по 100 гектаров». Последний раз лесоустройство проводилось в 1995 году, то есть сегодня лесничий вынужден работать фактически вслепую.

Как говорит Яковлев, технику и здания в лесном хозяйстве еще как-то удается сохранять, но «людей мы потеряли». Двадцать лет назад в Вольском лесхозе работали полтора десятка лесничих, инженеров, мастеров леса и 46 лесников. «За каждым был закреплен обход – 800–1000 гектаров. Как минимум два раза в неделю лесник осматривал свою территорию, в пожароопасный период – каждый день», – говорит Сергей Геннадиевич. Теперь вместо лесников, уволенных по Лесному кодексу, на вышке сотового оператора стоят видеокамеры. По словам Яковлева, уже несколько раз система отказывала – то обесточка, то влага попала. «Камера на пожар не побежит. Лесник при возгорании мог через 10–15 минут быть на месте. Очаг в пять квадратных метров можно ветками захлопать».

«После 2010 года мы надеялись, что вернут лесоохрану. Вместо этого прошло еще сокращение: из пятнадцати человек в лесничестве остались одиннадцать, из них три пенсионера – 62, 65 и 67 лет», – говорит собеседник.

С 2008 года Яковлев ведет занятия в двух школьных лесничествах Вольска. «Дети занимаются с большим интересом, но после окончания школы выбирают другую профессию. Когда-то на лесохозяйственном факультете конкурс был четыре человека на место. Сейчас молодые люди туда не идут, узнав о будущей зарплате. Мне вверено больше 54 тысяч гектаров леса, моя зарплата – 14 тысяч рублей с небольшим, с учетом выслуги лет и надбавки за ведомственный знак отличия. Выпускника вуза, даже придя на должность главного лесничего, будет получать чистый оклад – около 8 тысяч».

Сергей Геннадиевич мечтал, чтобы его старшая дочь поступила на лесохозяйственный факультет, но, оценив перспективы, она решила учиться на фармацевта.

На Черной горе

В урочище Черная гора работники Вольского и Черкасского лесхозов установили памятный камень, посвященный заслуженному лесоводу РФ Станиславу Григорьевичу Дубровскому (когда-то он был директором этих лесхозов). «Станислав Григорьевич отстоял этот участок, который хотели отдать под городское кладбище, под его руководством здесь был заложен крупный лесной массив», – рассказывает Яковлев.

Спрашиваю, сколько нового леса сейчас сажают. «Я вам только две цифры назову. В 2008 году было 100 гектаров, в 2015-м – 45». Чтобы посаженное росло правильно, нужно регулярно проводить «рубки ухода», удаляя кустарники, лишние ветки, сухостой, больные растения и т. д. «Мы сажаем 4100 растений на гектар, к 60-летнему возрасту из них должно остаться 800, чтобы получить вот такую сосну, – Сергей Геннадиевич широко соединяет руки, – иначе насаждение получается загущенным, и деревья угнетают друг друга». Государство на эти цели денег не выделяет, а за свой счет лесхозу проводить такие рубки невыгодно: полученную древесину низкого качества никому не продашь.

Лес нужно защищать от вредных насекомых и болезней. «Даже в 1990-х, хотя было тяжелое время, по области обрабатывали 35–40 тысяч гектаров в год. Сейчас процедура получения финансирования настолько затянута, что популяция успевает затухнуть естественным образом – потому что на пострадавшем участке насекомые все скушали».

Начинается с «укропа»

Одной из целей Лесного кодекса называли привлечение в лес инвестора. Участки берут в аренду, но, по впечатлениям Яковлева, бизнесмены хотят получить прибыль здесь и сейчас. «Спрашивает меня один такой: а когда леса отдадут в частную собственность? Я, говорит, всё порублю. Я ему говорю: так пустыня же получится, у тебя же внуки, что они будут делать? Отвечает: внуки пусть сами о себе думают».

Вдоль трассы лесничество оборудует специальные места отдыха. Одна из таких беседок исписана черным маркером: неизвестный отдыхающий, обращаясь к последующим гостям леса, напоминает о необходимости убирать за собой мусор и тушить костер, некоторые строки сложены в стихи. «В прошлом году на этом месте была компания на двух машинах, жарили шашлыки. Люди вроде нормальные, я им вежливо объясняю: возьмите лопатку и вскопайте вокруг костра полосу шириной полметра. Один из них оказался пьяный, начал ругаться, чуть до рукоприкладства не дошло, – вспоминает Сергей Геннадиевич. – В 2010 году, когда по всей России объявили чрезвычайную ситуацию, в поселке Сенной проезжаю вдоль Терешки, вижу – шашлыки. Я начал объяснять, в ответ один из присутствующих достает удостоверение полковника полиции. Я его стал стыдить: это вы, будучи в таком звании, должны мне законы разъяснять, а не я вам».

Сегодня любимой темой в обществе стал подъем патриотизма. Как говорит Сергей Геннадиевич, «беречь лес – это и значит любить родину».

В прошлом году в Вольском лесничестве был случай незаконной вырубки: как сказано в уголовном деле, уничтожено 39 кубометров сосновых насаждений на сумму 831,4 тысячи рублей. Сергей Геннадиевич поясняет: «Это 32 дерева – столетние корабельные сосны. Участковый лесничий – Серяева Мария Егоровна, она больше 40 лет работает, – плакала». Полицейских из следственной группы Яковлев повез в питомник, чтобы они увидели сеянцы сосны: «Сеянец величиной с веточку укропа. Вот начиная с этого «укропа», дерево росло сто лет. А он за полтора дня все выпилил». Подозреваемого нашли почти сразу, но, как говорит Сергей Геннадиевич, Лесной кодекс написан так, что наказать с его помощью браконьера очень сложно. «К счастью, женщина-следователь оказалась упорной. Шесть месяцев мы с ней без выходных сидели над этим кодексом, четыре раза выезжали в Саратов на экспертизу». В марте нынешнего года состоялся суд. Браконьер (ранее судимый за незаконное использование оружия и причинение тяжкого вреда здоровью людей) получил два года условно.

Кодекс не лучше пожара