Михаил Богатов: Делать стихи для поэтов

Это не первое наше интервью с доцентом кафедры теоретической и социальной философии СГУ Михаилом Богатовым. Мы говорили с ним два с половиной года назад о положении гуманитарного образования в современной России. В этот же раз – почти исключительно о поэзии, благо и повод есть – совсем недавно прошел фестиваль «Центр весны», собравший более полусотни авторов из Саратова и России. Богатов же девятый год этот фестиваль организует. Но начали мы все-таки с другого вопроса.

– Михаил, поздравлю вас с выходом «Имени Твоего», который стал первым вашим романом, изданным отдельной книгой. Я помню, на презентации вы говорили, что когда вас попросили написать синопсис, то вы удивились, какой в итоге бред получился. Можете сейчас вкратце поведать нашим читателям, о чем ваш роман?

– В двух словах – о поиске современными людьми на свой страх и риск Бога. Это люди, оставшиеся без всяких социальных гарантий, брошенные. Они читали, слышали, им навязывают, что есть Бог, церковь, религия, но у них нет того, что христиане называют практикой катехизации, то есть нет образа жизни уподобленного. И они стремятся освоить Бога. Один – вор, воевавший в Чечне, другой персонаж – девочка-отличница, девственница, ее сестра, напротив, отвязная, живет на полную катушку. Все понимают Бога по-своему. И в центре этих разных пониманий Бога оказывается священник, о бэкграунде которого мы не знаем. На него со всех сторон начинают сыпаться различные упования. Он же, уповая в свою очередь на то, что Бог неизъясним, понимает, что каждый из персонажей может быть прав, а они между собою несовместимы, и становится вместилищем этих разнонаправленных вещей. То, что происходит с отцом Дмитрием, становится главной канвой романа.

– Где можно его приобрести?

– Есть два способа. В Саратове, к сожалению, все книжные сети застолблены за «Эксмо» и «АСТ», книги же малых издательств сюда не попадают, поэтому есть только интернет. Поэтому я озабочен сейчас тем, чтобы роман появился в магазинах ozon.ru и labirint.ru. Наконец, я буду у издателя запрашивать экземпляры для тех, кто обратится за романом ко мне. В Москве и Санкт-Петербурге книга продается в различных магазинах. Это типичная проблема для Саратова. Часто книги выходят маленькими тиражами, если это не признанная классика. Здесь мы сталкиваемся напрямую с проблемой: авторы, не проверенные сроком и коммерцией, не попадают в наш регион, что хорошо характеризует его книготорговую культуру. При этом жители Саратова готовы для более высокой политики книготорговли. Мне студенты называют таких авторов, которых не продают в Саратове, и они на свой страх и риск обходят эти сети.

– Наше интервью выйдет 19 мая, то есть спустя месяц после поэтического фестиваля «Центр весны». Как изменилось ваше восприятие мероприятия за месяц?

– Фестивальный ажиотаж, который проявляется со стороны местной публики, спадает. Мы ждем исчезнувших людей в следующем году. Я вижу по ближайшим друзьям-соорганизаторам, что запал не иссяк, для нас фестиваль в каком-то смысле не закончился, и каждый для этого прилагает усилия. Наконец, есть промежуточное звено – «Литературная среда» (ежемесячное мероприятие, на котором читаются стихи современных поэтов. – Прим. авт.), которая по контрасту с фестивалем была чрезвычайно малочисленна. Если на «Центре весны» яблоку негде было упасть, то на «Литературной среде» были полупустые столики. Мероприятие для большинства людей является уникальным событием, единственным в своем роде. Но мы совсем не против. Главное, чтобы в нас не пропадал элемент горения, чтобы мы хотели писать и читать в этом городе до тех пор, пока не приедут другие люди и не убедятся, что мы здесь не мертвы.

– Людей привлекает слово «фестиваль»?

– Не знаю. Но социальная активность в соцсетях в это время чрезвычайно возрастает по сравнению с другими мероприятиями, хотя теги, казалось бы, те же. Это какая-то мистериальная вещь. Раз в году в Саратове кто-то обязательно должен организовывать крупное литературное мероприятие. Нам повезло, что это наш фестиваль. Я могу представить себе, что кто-то организует другое крупное мероприятие, которое переманит всех наших людей. Это было бы любопытно, но почти за десять лет такого не случилось.

– Кстати, о десятилетии. В этом году любопытная ситуация: нынешний фестиваль – предъюбилейный и прошел в Год литературы, что само по себе отдельная тема, так как среагировали наши...

– Никак (смеется).

– ... да, а в следующем году будет юбилейный – десятый фестиваль. Каковы его перспективы?

– Я говорил, что в римской десятке – «X» – есть в определенном смысле крест. На самом деле у меня были очень амбициозные планы на девятый фестиваль, но я не успел их осуществить, так как в условиях безденежья приходится идти окольными путями. Например, я хотел привезти Леонида Федорова (лидер группы «АукцЫон». – Прим. авт.) с условием бесплатного входа. Леонид Федоров много перепевает поэтов, и я хочу пригласить его в этом качестве – певца поэтов и певца-поэта, благо у нашего фестиваля хороший бэкграунд: участие Ольги Седаковой, Сергея Шестакова, неоднократный приезд Дмитрия Кузьмина и других.

Чем наша площадка интересней многих других? Тем, что в ней, как на нейтральной территории, сходились люди, которые не сходятся в других местах. И они как-то здесь уживались и даже дружились. Так что Саратов, получается, город-миротворец, город, вселяющий надежды. Здесь знакомились москвичи, не знавшие прежде друг друга. У нас достаточно мистическое место в этом плане, поэтому, может, и получатся какие-то дорогостоящие проекты, денег на которые у нас нет. Получатся просто потому, что мы здесь.

– Чем еще принципиально отличается «Центр весны» от других фестивалей?

– Андрей Пермяков, завсегдатай разных подобных мероприятий, неожиданно для меня в этом году сказал, что наш фестиваль – самый лучший. В Московском регионе практически закончилось финансирование фестивалей, кроме, как я понимаю, фестиваля верлибра Юрия Орлицкого. Вологда подхватывает «М-8», в регионах проходят «Стрелка», «Нижегородская волна», с недавних пор, правда, с запозданием, подключился Тольятти, застав хвост кометы фестивального движения, поэтому усилия его организатора Сергея Сумина – инициатива вдвойне. Мы понимаем, что фестиваль – это наше дело, мы уже, к сожалению или к счастью, не ждем помощи. Нижний Новгород стремится объединить Поволжье, но, в силу географической близости к Москве, он ее, тоскующую по фестивалям, сильно притягивает. «Центр весны» же является крупнейшим региональным поволжским фестивалем без учета близости к Москве.

Второе отличие заключается в том, что странным образом не филологи, а философы являются инициаторами мероприятия. Отсюда интерпретационное и рефлексирующее понимание поэзии. То, как здесь говорят, слушают и пишут о ней, отличается от того, как это делают в других регионах. Я против того, чтобы приписывать региональность стихотворчеству, но в общем мире поэзии мы действительно задаем какую-то свою линию. Я не хочу думать об этом, поскольку все находится на стадии развития, и я вижу те линии, которые стоит поощрять, а какие являются непродуктивными. Например, сетевая поэзия в Саратове непродуктивна, потому что она непродуктивна вообще.

– Изолированность для региональной поэзии – плохо или хорошо? И вообще, возможно ли сейчас появление поэтических школ – в условиях глобализации и возможности выхода в интернет практически у любого желающего?

– Я бы хотел повернуть вопрос в другую плоскость. Есть поэзия для потребителей и производителей. Есть школы, которые производят качественный потребляемый продукт, а есть школы, которые производят продукт, заставляющий других производить. В таком случае принципы региональности и глобальности отключаются.

Данила Давыдов (московский писатель, литературный критик, литературовед. – Прим. авт.) говорил о метафизичности саратовских поэтов. То, что мы здесь производим, нельзя с ходу потреблять. Конечный пользователь может с этим и не справиться. А для думающего поэта, стремящегося разобраться в механизмах поэзии, мы можем оказаться полезны. Мы настроены больше на производителей, и это тоже одна из особенностей «Центра весны». Поэтому у нас никогда не будет коммерческих проектов. Мы не собираемся делать деньги, мы собираемся делать стихи. Делать стихи для поэтов.

-– Мне бы хотелось вернуться к прозвучавшей теме сетевой поэзии. То, что творится сегодня в ней...

– Там ужас творится.

– То есть вы однозначно негативно трактуете это явление?

– Нет-нет, есть один позитивный момент. Сетевая поэзия бьет всегда в одно место – по самой кромке непосредственного восприятия, по нервам. За что мы должны быть благодарны этим авторам? За то, что они так используют этот ресурс, что после них заниматься им уже не стоит. Сетевая поэзия отвлекает множество людей, не готовых к вниманию и трудолюбию, но способных воспринимать. Я им благодарен за то, что они привлекают эту публику и отвлекают ее от того, с чем нам пришлось бы долго разбираться, объяснять. Я воспринимаю это как сериал: от серии к серии интересней.

– В романе Константина Вагинова «Козлиная песнь» был такой персонаж – Костя Ротиков, который коллекционировал творчество очевидных графоманов...

– Как Данила Давыдов. Все выкидывают книги, которые графоманы приносят почитать приезжим, а Данила собирает и везет домой.

– ...и тоже занимался этим всерьез. Какое у вас отношение к графоманам? Пусть цветут все цветы, но нюхать их не будем?

– Я понимаю интерес и Данилы, и Кости Ротикова, но для меня интерес к графомании находится в плоскости социологии. Как говорил Дмитрий Кузьмин, это почва, только при наличии которой мы выделяем качественное. Но мы должны в уме держать и цветы (лучшее) и землю, что удобряет их. Я понимаю этот взгляд, но не разделяю, потому что кто мешает мне сконцентрироваться только на цветах? У меня немецко-романтическая установка на этот счет, я считаю, что мы должны стремиться к лучшему всегда. Именно лучшее бросает нам вызов, а не графомания.

Хотя и Данила Давыдов уникален. Он перелопачивает тысячи стихов, находит там приемы, делает находки, о которых и авторы не догадывались, думая, что пишут нормальные стихи. Это, конечно, не аргумент в пользу графомании, а аргумент в пользу того, что у графомании есть Данила Давыдов. Потому что если у графомании не будет Давыдова, она развалится. А Данила Давыдов – это цветок. Цветок, смотрящий лепестками в землю. А можно смотреть на небо, можно – набок. Я же считаю, что величайшие достижения надо воспринимать как вызов, как ресурс для того, чтобы ты либо писал тексты и соревновался с ними, либо вообще не писал.

– Есть ли в Саратове поэтическая школа и как давно она существует? Люди, надеюсь, знают о Чернышевском, Федине, но это прозаики. Едва ли кто в курсе, что был, например, такой поэт – Лев Гумилевский.

– На этот вопрос можно ответить и «да», и «нет».

Почему «да»? Потому что наш город, несмотря на купеческую суть, всегда был очень образованным. Дюма-отец, выписывавший в свой дневник лучших поэтов, в том числе оставил запись и стихотворения одной нашей девушки. К сожалению, не сохранился оригинал, остается только перевод с французского. И это очень серьезный текст. В общем, у нас здесь всегда что-то было.

Почему «нет»? Потому что, начиная с университета, у нас нет практики трибьюта, как в Германии, когда ты не просто изучаешь тему, но и всех тех, кто занимался этим до тебя. Это как пузыри на болоте: что-то покипит, потом ряской затянется. А болото очень интересное. Но кто пропузырит насчет предыдущих пузырей? Этот механизм, к сожалению, не запускается в Саратове. Отчасти я вижу в этом продуктивный момент: город находится в ожидании рождения (хотя на самом деле много умирало и рождалось до нас). И это ожидание убивает наше взросление, осознание самих себя. Может быть, наша традиция состоит в том, что мы из поколения в поколение передаем интерес к интеллектуальным достижениям, но не интересуемся своей историей и всегда заточены под новое? Это странная схема, но более точного варианта я не найду.

– Вы стали первым лектором площадки «Свободная среда», организуемой нашим коллегой Артемом Земцовым. Как вы считаете, в Саратове сейчас наблюдается интерес к публичным лекциям?

– Я стараюсь не смотреть на саратовский контекст. Поэтому меня искренне удивило большое количество слушателей. Но у нас много вузов и много студентов, поэтому на публичные лекции в любой момент можно завлечь большое количество людей. Другое дело, что не факт, что эти люди будут знать, кто такой Михайлин или Гнутов. Мне кажется, в Саратове работает принцип «сегодня – все новое, а завтра – вообще ничего». В нашем городе может быть примерно две дюжины людей общероссийского масштаба, заслуживающие внимания, в принципе. У нас есть люди, заслуживающие внимания, и мы должны об этом помнить. Пока мы помним, мы растем и становимся лучше. А Саратов позволяет каждый раз придумывать себя по-новому.