Дядь-Лёха
Самсонов родился, рос, учился, влюблялся и работал в Москве. Как-то в его жизни нарисовался сосед по даче – Сашка Черкасов – советник президента по негорючим полезным ископаемым. Предложил смотаться на Урал. Когда Алексей вернулся в Москву, понял, что в большом городе находиться уже не может. Жена начала ворчать, мать причитает: дача не для того, чтобы жить там круглый год. Самсонов стукнул по столу. Он сменил состоявшуюся столичную жизнь на жизнь в заброшенной деревне. Семейство восстало. С женой развелись, квартиру разменял, купил матери с дочкой жилплощадь, а себе – домик в полудиком селении. И дядь-Лёха об этом не очень-то жалеет.
Кимрынаши
– Кимры – захолустье. Заводы стоят. Раньше обрабатывали деревья, и оборонка сильная была, московские работали тут, с собой всё привозили, – ностальгируют местные.
Нигде жвачки в СССР не было, а сюда москвичи доставляли. Сейчас здесь, как и почти везде, два полуработающих завода, трудоспособное население на заработках. Народ приветливый. Но, если хорошенько пошарить по деревням, у каждого третьего есть огнестрельное оружие. А еще город – один из крупнейших наркоцентров России, правда, это уже в прошлом. Кимряки абсолютно уверены, что и их мэр наркоман. Не знают только, куда именно его возят прочищать – во Францию или в Германию.
По проселочным дорогам наяривают дедушки-велосипедисты со спущенными колесами (чтобы банки для солений не сильно тряслись в сумках) и ездят большие джипы с дачниками из Москвы. Столичный средний класс скупает здесь землю, чтобы сажать свои крыжовники. Вокруг Кимр много полуживых деревенек, друг от друга они все близко. Настолько, что собаки из разных населенных пунктов отвечают на лай своих сородичей-соседей. А вокруг – лес.
У дядь-Лёхи родственников в деревне Муравьево, куда он основательно и переехал, нет. В восьмидесятых годах он приезжал сюда по работе – строить лагерь для трудных подростков. Удобно, можно в Москву съездить – недалеко, да и знакомые рядом живут. Три года назад позвонил знакомому риелтору. Подобрали домик в полюбившемся районе.
Самсонов одет, как всегда, в военную форму и сапоги. Грубая, высохшая кожа, гладковыбритое лицо. Он постоянно курит «Искру» и временами разводит спирт для личного пользования. Всё остальное время отдает всевозможным подработкам.
Пора валить
Сильный и принципиальный столичный человек с головой просто уезжает, убегает в деревню. Но это совсем не похоже на бегство, скорее, демонстративное хлопанье дверью. Вполне по-мужски и в то же время по-детски. Либо всё, либо ничего. Акция гражданского неповиновения длиною в жизнь, акция, которая становится самой жизнью.
– Жить в Москве стало очень некомфортно: пробки. Пожив в экспедициях последние годы, понял, что не переношу город. Решил купить что-нибудь себе в деревне. А начинал работать в оборонке. Офисный работник из меня никакой, хотя и работал начальником в компьютерной конторе. Это не мое. Никому не нужно наше поколение. Нас не учили воровать. И врать нас не учили. Даже если я найду себе работу в Москве, мной будет руководить какая-нибудь девка. В деревне мне комфортней. Меня никуда не тянет... К матери на день рождения я могу и на дачу съездить. У дочки тоже день рождения летом.
Дочь, кстати, учится в МГУ на психолога. Алексей Николаевич слабо понимает, где и чем будет заниматься его чадо.
– Мы-то как-то выросли без психологов. Это американское поветрие. Сколько видел американцев, все они жрали какие-то таблетки, – говорит Алексей.
А вообще Самсонов – авиационный техник. Объехал половину Союза. А за границу ни разу не ездил. Первую подписку давал, когда еще учился. А последняя кончается через несколько лет. Одиннадцать лет – до 1998 года – работал во Внуково. Позднее – в интернет-компании. Клиентами были Усманов, Медведев, Рыжков. Проводили им Интернет на Рублевку. Дом Николая Ивановича Рыжкова по сравнению с домами других рублевских жителей – хижина дяди Тома, как говорит Алексей. Про последнего премьера Союза он ничего не знал, но точно чувствовал, что мужик классный. Про Медведева и его дом Алексей много говорить не захотел.
– Юрист с айпадиком будет вечно второй. Ставить его руководителем нельзя. А вот попробуй Рыжкова нае***, который прошел весь путь от рабочего до директора завода, потом стал премьером. Наши только презентации в компьютере смотреть могут, – заявляет Алексей.
Имение
– Ну, смотри, вот тот участок бизнесмена, тот дизайнер, там Миша-гэбэшник, – Самсонов показывает свои обширные владения. – Галя, Вася, Никитишна – это дачники, они еще в семидесятых годах себе участки купили. Я считаю, надо скорее разогнать все эти офисы. И в деревню! Я сюда переехал в позапрошлом году. Даже перезимовал. Зимой здесь прекрасно, никого нет. Чистота.
– Смотри, а он тебя нормально воспринимает. На тех, кто не нравится, рычит, причем сильно, – радостно говорит дядя-Лёха.
У ворот на небольшой цепи обходит свою территорию серый волчара. Его мама – степная волчица из-под Волгограда, а папа – хаски. Алексей всегда хотел купить овчарку. Взял сразу двух щенят – Аргуса и Анчара. Имена придумывать не пришлось, собаки породистые и с родословной. Сейчас псам чуть больше года. Вороная шерсть, язык нараспашку, при малейшей непонятной ситуации – в лай.
На поводке за домом у небольшой летней кибитки играется Ежина. За кузнечиками и прочими пока ей не известными существами она бегает уже больше недели. Ежина – чистокровная волчица из Брянской области. Девочке уже исполнилось два с половиной месяца. Спит дома вместе с хозяином и всегда голову кладет на хвост к Анчару – он ее покровитель.
До зрелого возраста у Алексея никогда не было своей собаки. В детстве гулял с дедушкиным псом и очень этим гордился. Когда дядя Леша стал работать в аэропорту, принес домой овчарку. Был большой скандал, жена в шоке, но вскоре щенка очень полюбили и считали полноценным членом семьи. Тем не менее, из-за него он развелся и женился во второй раз на своей соседке.
– Пригласил на чай. Ну, в результате таких чаепитий родилась дочка. И прожили мы вместе двадцать лет.
Во дворе у дядь-Лёхи три УАЗа. Один – старый зеленый, за который раньше чистил гаражи ФСБ. На него получилось оформить документы, забрал себе. Следующий автомобиль – фургон повышенной проходимости, а также «Патриот» с магнитолой и записями «Любэ», Боярского, Кобзона и «Машины времени».
Во дворе раскиданы ржавые запчасти, кое-где крапива. Холостяцкое раздолье. Но недавно и здесь была хозяйка. В жизни Алексея появилась девятнадцатилетняя девушка, которая хотела побыть, как говорит Самсонов, «женой декабриста» и ощутить на себе, что такое деревенский быт. На год старше его дочери. Как и дочь, тоже будущий психолог. Каждый день Алексей возил ее рано утром на остановку и встречал поздно вечером.
– Познакомились случайно на дне рождения одной приятельницы. Может быть, она хотела новых ощущений, может, интересно было со мной общаться. Я как-то особо не задавался таким вопросом. «Хочу, и всё», – говорит. Примерно на полгода ее хватило... В деревенском доме по сравнению с московским жить сложно. Надо печку топить два раза в день. Еду надо готовить как-то. Может, ей скучновато стало тогда от городской жизни, новых ощущений захотелось...
Она уехала четыре месяца назад. Дядь-Лёхе пока не надоело быть одному, да и целенаправленно заниматься поиском спутницы не хочет. Как говорит, суждено, значит, будет.
Дом
Крепкий кирпичный редут. Внутри мало света, запыленная мебель, в комнатах дымно. Остатки строительных материалов, доски, книги, по полу раскиданы бутылки. По крутым ступенькам, не разуваясь, проходим в коридор. На столе переполненная пепельница, засаленный чайник и рация. Алексей увлекается радиосканером. Это не общедоступное радио. На нем можно прослушивать переговоры летчиков. Он и прослушивает.
У Самсонова целый шкаф с книжками, в последнее время читает много. Сам книги их не покупает уже лет семь. Все держит на планшетнике. Ему «однохренственно – с бумаги или с планшета». Тэйлор, Шверник, Черчилль, Жуков, Шахурин, книги по альтернативной истории, технологиям. Он точно знает, что история техники неотделима от истории страны. Читает десять заповедей и моральный кодекс строителей коммунизма. Советует почитать биографию Гитлера и Иисуса Христа.
– Коммунизм писался с десяти заповедей. Только без поповщины. Хотя я, скорее, агностик. Может, какая-нибудь высшая сила и существует. К церквям и к верующим отношусь спокойно. Невозможно доказать существование бога, и его отсутствие тоже доказать нельзя. Сама по себе церковь возродить ничего не может. Это фанатизм новообращенных, – говорит дядь-Лёха.
На другой стене между двумя окнами висит новенький портрет Сталина. Коллеги подарили лет пять назад, когда Алексей подробно поведал о своих политических убеждениях.
– Почему у Виссарионыча получилось, а? Он хотел сделать мир лучше! Спроси девяносто процентов народа, девяносто будет за возвращение Сталина! А эти десять процентов с Болотной площади остались пристроенными просто. Да, где-то могло не быть кожаных ботинок или туалетной бумаги, но минимальный набор продуктов – список № 1 – был в любой деревне. При Виссарионыче через десять лет после войны запустили первый спутник. А сейчас что? Для меня идеально вообще Сталин. Это мой красный император! В России демократия не прокатывает, понимаешь...
За чаем, вместо которого он хотел предложить спирт, дядь-Лёха объясняет, как и где найди собрание сочинений Сталина.
В либералов он не верит и никогда их идеями не обольщался. Самсонов хорошо помнит, как всё начиналось: потихонечку стали посмеиваться над Матросовым, Зоей Космодемьянской и Лениным. Потом на фоне этого решили провести референдум. Если бы люди знали, к чему это всё придет, то Алексей вместе со всеми пошел бы разносить Белый дом.
Своих трех дедов матерящимися Алексей помнил лишь однажды, когда брат матери, ярый шестидесятник, что-то начал про Сталина рассказывать: культ личности, репрессии. На диссиденствующего наперли – слесарь, дипломат и авиаконструктор. Добили авторитетом. Алексей утверждает, что «вся вот эта херня про репрессии началась при Горбатом».
– Пишут: миллионы зэков на Колыме... Как туда эти миллионы завезли?! В навигацию ходило два парохода. Восемь рейсов в навигацию! Сколько можно туда народу напихать? Если все сидели, а кто воевал-то, кто работал на заводах? Сейчас в Интернете пишут на форумах про Советский Союз что-то невнятное. Такое ощущение, что было три или четыре Союза... Мои родственники очень любили Сталина и Берию тоже.
Современное поколение, по словам Алексея, забывает о такой важной вещи, как идеологический фронт. Самсонов утверждает, что у Познера есть военно-учетная специальность – специалист по разложению войск противника.
– Нужна идеология, которая обеспечит построение коммунизма. Никакого глобализма, никаких общечеловеческих ценностей. Всю эту ювенальную юстицию на хрен. А что эта оппозиция... Как можно к этой оппозиции относиться серьезно? На митинги вышел народ, который не может ничего делать. Он ничего не производит. Ну, скинули они Путина, Медведева... Кто вместо них?
Понимаешь, я чувствовал себя гражданином своей страны. Меня никто не заставлял ходить в строю. Я жил, работал, учился, за девушками ухаживал, в походы ходил, самолетики строил, на рыбалку ездил. Сейчас я гражданин ни пойми чего. Я никому не нужен. Стараюсь помогать окружающим для самоуспокоения. Собаками занимаюсь, по дому работаю. Подрабатываю, кому-то что-то построить могу. На жизнь без роскошеств как-то хватает. Если совсем припечет, пойду на завод.
Вот я здоровый сорокашестилетний мужик. Мне либо устраиваться на аэродром и за десять тысяч выпускать неисправные самолеты, на которых учат летать тех, у кого деньги есть, либо сидеть вот так... Никому я не нужен. Раньше сближала общая работа, люди вместе были. А сейчас, кто рядом живет, тот того и знает. С ноября я здесь буду один. Мне не скучно, я человек самодостаточный – у меня целый станочный парк. Куча идей. Мне интересно не столько летать, сколько строить самолеты. Потом можно пойти зайцев пострелять из арбалета. Браконьерство, конечно, но можно. Лесник до меня еще не добирался. Зайцы тут считаются вредителями, поэтому... Сколько живу, даже участкового местного не видел. Знаю, как его зовут, телефон есть, но самого его не видел ни разу. Хотя правильно – что ко мне заходить, не буяню же, – говорит дядь-Лёха.
* * *
Алексей любит выходить из дома – и чтобы сразу природа. В город он выбирается всё реже. Точно знает, что в Муравьево лучше, чем в Москве: «время мегаполисов прошло». Его друзья – чисто городские жители – тоже хотят перебираться за город. А пока соседи приносят Самсонову между делом всякие продукты – хотят задобрить его и его псов, чтобы присматривали за участками, когда все разъедутся на зиму.