Ответственность или самоцензура?
Святой воды там гейзер, где прежде шел «Тангейзер».
Иван Давыдов
Страсти вокруг «Тангейзера» не утихают и по сей день. Несмотря на решение суда, который полностью снял с режиссера Тимофея Кулябина и директора театра Бориса Мездрича ответственность за постер, рассердивший представителей РПЦ, Мездрич все-таки был уволен при непосредственном участии министра культуры РФ Владимира Мединского. А назначенный на его место Владимир Кехман тут же снял спектакль с репертуара. Это можно трактовать как недвусмысленный посыл всему театральному сообществу России: действовать строго в рамках политики «духовных скреп». Означает ли это, что театры ждет очередной период цензуры и пересмотра репертуарных планов?
Как к ситуации относятся сотрудники театров и театралы? Как они восприняли этот посыл? Готовы ли они пересматривать репертуары и ограничивать себя в реализации творческих планов?
Ольга Харитонова, заведующая литературной частью театра драмы им. Слонова:
В ЗДОРОВОМ ОБЩЕСТВЕ ТАКИЕ ОГРАНИЧЕНИЯ СУЩЕСТВОВАТЬ НЕ МОГУТ
– Я много лет знаю Бориса Михайловича Мездрича. Это компетентный руководитель и талантливый человек. Его потеря как директора для новосибирского театра огромна.
Надеюсь, что здравый смысл все-таки восторжествует. И люди будут понимать, что искусство – это территория свободы. И искусственное ограничение свободы, я полагаю, явление временное. Поскольку в здоровом обществе такие ограничения существовать не могут. Надо понимать, что всегда существует личная ответственность художника перед зрителем. Но как только личная ответственность заменяется самоцензурой, творчество заканчивается.
У нас в театре пока нет оснований для того, чтобы пересматривать репертуар и репертуарные планы. Пока нет. Я понимаю, что «крамолу» при желании можно найти везде. Я надеюсь, что наш театр в такую ситуацию не попадет.
Александр Удалов, директор саратовского театра кукол «Теремок»:
ПРОВОКАЦИЯМИ РЕЖИССЕРЫ ЗАРАБАТЫВАЮТ СЕБЕ СКАНДАЛЬНУЮ СЛАВУ
– Мне сложно оценить ситуацию, поскольку я не видел постановку. Да и практически никто ее не видел – ни те, кто за, ни те, кто против. На спектакле побывало не так много народу. Все остальные просто не знают сути вопроса. Тем не менее, митинги собрали все обе стороны.
Что касается нашего театра, я не думаю, что нам как-то придется менять репертуарную политику. У нас есть художественный совет (такой совет есть в каждом театре, и он действует с самого начала работы), на котором режиссер-постановщик объясняет, что он собирается ставить, с какими композиторами, художниками, и как далее он собирается работать, что из себя в конечном итоге спектакль будет представлять. Мы не касаемся в своей работе провокативных тем и сюжетов. Специфика нашего театра подразумевает работу на детскую и подростковую аудиторию. Мы говорим с нашим зрителем о вечных ценностях – доброте, дружбе, сострадании. Провокации нашему зрителю неинтересны и непонятны. И нам, соответственно, такие постановки не нужны. На мой взгляд, режиссеры, которые идут на провокации, зарабатывают себе скандальную славу.
Татьяна Зорина, директор международного телекинофестиваля документальной мелодрамы «Саратовские страдания», театрал:
РАЗРЫВ МЕЖДУ ОБЫВАТЕЛЬСКИМ СОЗНАНИЕМ И УРОВНЕМ ИСКУССТВА СЕГОДНЯ ОГРОМЕН
– Действия Русской православной церкви я обсуждать не берусь. Насколько мне известно, никто из представителей РПЦ не подавал заявлений в силовые структуры. Вопрос, конечно, в верующих. Как сказал журналист Максим Шевченко на «Эхе Москвы» (а он относит себя к воцерковленным православным), странно, что в то время, когда идет Великий пост, именно эти проблемы занимают истинно верующих. Конечно, хорошо, когда люди имеют возможность собраться и выразить свое мнение, и с этим мнением будут считаться. Другой вопрос – как именно с ним считаются.
Что касается «Тангейзера», сам спектакль я обсуждать не могу – я его не видела. Но из своего достаточно большого театрального опыта могу сказать, что иногда у нас наступают периоды, когда мнение обывателей начинает слегка расходиться с мнением деятелей искусства. Чаще всего это связано с неграмотностью и с непониманием языка искусства, который имеет свои законы. Театр начинался с площадей, но вслед за мировым процессом обрел признаки искусства элитарного. Чтобы обсуждать его не на уровне эмоций, а на уровне слов, надо понимать в том числе и контекст мировой культуры.
Эпатаж – это тоже способ разговора. Обсуждать можно уместность или неуместность эпатажа в каждой конкретной постановке. Не всякая художественная комиссия может оценить его нужность – я много их в своей жизни видела, и с мнением далеко не всех из них была согласна.
Речь идет об уважении художником зрителя и об уважении зрителя к праву художника на творческий поиск. Но, к сожалению, разрыв между обывательским сознанием и уровнем искусства сегодня огромен.
Ренат Мухамедьяров, директор Саратовского государственного театра оперы и балета:
ВМЕШАТЕЛЬСТВО В ТВОРЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС ДОЛЖНО БЫТЬ МИНИМАЛЬНЫМ
– Когда эта ситуация только начала разворачиваться, было составлено письмо на имя министра культуры о том, что не стоит пока торопиться с выводами. Но театр этот федерального подчинения, и министр вынес то решение, которое вынес.
Конечно, мы все – и административный корпус, и творческая группа театра – хотели бы, чтобы вмешательство в творческий процесс было минимальным. Насколько я знаю, Борис Михайлович Мездрич был готов разговаривать со всеми структурами, которые предъявляли ему претензии. Может быть, путем переговоров удалось бы придти к консенсусу, но, увы, другая сторона решила действовать силовым путем – через прокуратуру и суды.
Обидно и больно ощущать, что такие вещи имеют место. Надеюсь, что этот случай уникальный. И не стоит, как любят это делать, распространять ситуацию на все театры. Думаю, что каждый театр в России не ощутит на себе ничего подобного, и все будут работать в силу своих художественных возможностей.
