Крепки, как скотч-виски

Итак, давняя мечта вольнолюбивых шотландцев – самостоятельность, независимость от Лондона – опять не сбылась. Референдум, который так долго готовили, на результаты которого так надеялись, обманул ожидания сторонников отделения от Англии.

Но пока не были известны окончательные результаты – а предварительные данные по ходу голосования говорили, что всё висит на волоске, – шотландцы заставили изрядно понервничать лондонских политиков, в том числе и премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона. Только утром, когда стало известно, что за независимость проголосовало около 45 процентов, а против около 55, Кэмерон мог вздохнуть с облегчением. «Не может быть никаких споров, никакого повторного голосования – мы услышали волю шотландского народа», – сказал он.

Шотландский же премьер Алекс Салмонд, признав поражение, подал в отставку, но заявил: «В последние недели мы наблюдали панический страх огромных масштабов. И речь не о попытках посеять панику среди шотландцев. Я говорю о паническом страхе в сердцах вестминстерского истеблишмента, осознавшего то массовое движение, которое поднялось в Шотландии».

Действительно, 45 процентов – немалая доля, а в абсолютном выражении это 1 миллион 600 тысяч человек. Есть над чем задуматься британскому премьеру. Во всяком случае правительство Соединенного Королевства уже начало обсуждать, какие дополнительные полномочия следует предоставить Шотландии.

Что же нам – огорчаться за вольнолюбивых шотландцев (Роб Рой и всё такое прочее) или же порадоваться тому, что государство – хотя и не наше – сохранило целостность? Британцы, думаю, сами разберутся, как им быть дальше, чему радоваться и чему огорчаться. Тем более что тема эта совсем не нова. Ей уже не одно столетие. Да и непосредственная подготовка нынешней ситуации началась несколько десятилетий назад.

А на континенте – нигде

Настоящий шотландский берет – из классического тартана, клетчатой шерстяной ткани, с помпоном, да еще и с подшитыми сзади рыжими космами маскарадного парика в придачу! Замечательная вещь! Покупая берет в одном из сувенирных магазинчиков Эдинбурга, я расплатился купюрой в двадцать фунтов стерлингов с изображением королевы Елизаветы и получил на сдачу незнакомую мне пятифунтовую бумажку с портретом Роберта Бёрнса. А вместо привычного уже Bank of England стояло Clydesdale bank. На оборотной стороне пятерки красовалась... мышь. Та самая, полевая, «гнездо которой разорено моим плугом».

– Шотландская валюта, – объяснил наш сопровождающий, чиновник Foreign & Commonwealth Office – министерства иностранных дел и по делам Содружества Великобритании.

– Где же она имеет хождение? Только в Шотландии?

– Нет, почему же! Здесь, в пределах United Kingdom, Соединенного Королевства, у вас ее примут повсюду. А вот на континенте – нигде.

До сих пор жалею, что почему-то не догадался сохранить эту пятерку на память. Но зато, разменяв ее в другой «лавке древностей», уже в Лондоне, приобрел вместе с очередным сувениром и ценную информацию. Молоденькая продавщица с недоумением смотрела на Бёрнса. Такие деньги она явно видела впервые. После минутного колебания вызвала подмогу. Явившийся продавец постарше – или, может быть, хозяин – внимательно рассмотрел купюру, после чего утвердительно кивнул головой. Мой вывод, может быть, слишком скоропалительный, был таким: не всякий простой житель Лондона осведомлен о том, какие формы принимает шотландское стремление к независимости.

Это происходило в конце октября – начале ноября 2000 года, когда группа журналистов из нескольких стран (Австрии, Индии, Испании, Латвии, Пакистана, России) по приглашению Foreign Office посетила Великобританию специально для ознакомления с программой децентрализации власти. Министерство было заинтересовано в распространении и популяризации британского опыта.

В Лондон мы прибыли – понятно, разными авиарейсами – в весьма неблагоприятную даже для Британии погоду. Шторм помешал многим морским судам войти в устье Темзы и попасть в лондонский порт, сотни деревьев были сломаны ветром по всей стране. Но к нашему прибытию стихия уже успокаивалась и не помешала нам двигаться по программе и по маршруту: Лондон – Кардифф (столица Уэльса) – Эдинбург (столица Шотландии) – снова Лондон. Мы встречались с сотрудниками британского внешнеполитического ведомства, членами законодательных собраний Уэльса и Шотландии. С шотландскими парламентариями даже ужинали в одном из эдинбургских ресторанчиков – очень запросто эти парламентарии с нами общались. Но в любой даже неформальной обстановке говорили о главном, о сути дела.

«Деволюция» и «контрдеволюция»

Некогда Англия была в числе первых «изобретателей» революции. И памятник Оливеру Кромвелю стоит теперь в Лондоне у самого здания парламента, хотя и был Кромвель цареубийцей.

Двумя столетиями позже Великобритания в лице Чарлза Дарвина заразила мир идеей эволюции.

И наконец, в самом конце XX века Великобритания увлеклась новым «изобретением» – деволюцией. Прошу прощения за то, что употребляю в первозданном виде этот термин, не русифицировавшийся и не вошедший в наш язык. Означает он децентрализацию власти.

Основные положения программы децентрализации власти в Соединенном Королевстве были изложены в речи лорда-канцлера Ирвина (главного советника правительства по юридическим и конституционным вопросам) в 1998 году. Премьер-министр Тони Блэр назвал ее «самой крупной программой демократических перемен, которая когда-либо провозглашалась».

В России власть ставила иные задачи. 4 апреля 2001 года в «Российской газете» было опубликовано послание президента РФ Владимира Путина Федеральному собранию, озаглавленное «Не будет ни революций, ни контрреволюций». В преамбуле послания говорилось: «Мы поставили цель: выстроить четко работающую исполнительную вертикаль... <...> Сегодня уже можно сказать, период расползания государственности – позади. Дезинтеграция государства – о которой говорилось в предыдущем послании – остановлена».

То есть когда на Британских островах планировалась «деволюция», на российских просторах начинался процесс, который можно, несколько погрешив против русского языка, назвать «контрдеволюцией». Никакого оттенка осуждения я в этот термин не вношу. Действия российских властей были продиктованы логикой событий. Это было по сути явным, практически не замаскированным ответом на ельцинский призыв, провозглашенный им 6 августа 1990 года: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». Призыв, который обернулся «парадом автономий» в составе Российской Федерации и в результате поставил саму Федерацию в весьма шаткое положение. Здравые пессимисты говорили – и не без оснований – об угрозе распада страны.

В Великобритании в то же самое время планировалось широкое делегирование властных полномочий Уэльсу и Шотландии. При этом подчеркивалось, что Соединенное Королевство – союзное государство, таким было, таким должно и остаться. Отдельного английского парламента не появится, такой административной единицы как Англия не возникнет, ее интересы будут по-прежнему представлять британские министерства.

Вообще в самом министерстве иностранных дел и по делам содружества о децентрализации нам говорили довольно сдержанно, не преувеличивая ту самостоятельность, которую должны были приобрести части королевства. В Уэльсе и Шотландии настроения были более радужными и решительными. К самостоятельности они шли долго, настойчиво и методично.

У каждого свой особый подход

Согласно закону 1998 года была учреждена Национальная ассамблея Уэльса, в ведение которой перешел обширный круг вопросов, относившийся до того к компетенции министра по делам Уэльса в британском правительстве.

Был написан «Первый стратегический план» Национальной ассамблеи. Первый секретарь ее Родри Морган объяснял, что ставится задача создания новой, «свежей» программы «Сделано в Уэльсе» для нового тысячелетия. Целью было преобразование экономики, формирование более справедливого общества, защита и очищение окружающей среды – для будущих поколений.

«Мы хотим, – говорили идеологи этого движения, – чтобы Уэльс был помнящим свою уникальную, неповторимую и сложную индивидуальность и преимущества двуязычия, и в то же время уверенно открытым вовне и принимающим новые культурные веяния».

Особое внимание уделялось активности в местных общинах, «где будет слышен и учтен голос населения».

На сайт Betterwales.com пришло более 17 тысяч откликов, предложений, пожеланий на опубликованную программу. «Работать так, как мы работаем обычно, недостаточно, – говорили энтузиасты. – Мы должны создать особый, уэльсский подход».

Свой подход искали и в Шотландии. Не будем вдаваться в историю трехсотлетнего союза с Англией, союза далеко не всегда и не во всем добровольного. Вспомним лишь Шотландский акт 1978 года, когда шотландцы голосовали за децентрализацию власти и образование Шотландской ассамблеи. Для этого требовались 40 процентов голосов всех избирателей, но набралось только 33 процента. Подвела явка! Из тех, кто пришел голосовать, 52 процента было «за». Но их голосов не хватило, предложение не прошло.

После этого лейбористское правительство ушло в отставку, пришедшие к власти консерваторы Акт 1978 года не поддерживали, опасаясь, что он приведет к распаду Соединенного Королевства. Взамен предлагали уступки масштабом поменьше в передаче Шотландии части административных полномочий. Но шотландцы продолжали добиваться большего, формируя Шотландскую конституционную Конвенцию. Первый же ее съезд принял Заявление о правах для Шотландии, а в итоговом докладе «Шотландский парламент, шотландское право» в 1995-м было сказано: «Этот доклад имеет практическую цель. Он заявляет: «вот что мы намерены делать», а не «вот чего бы мы не хотели». И на референдуме 11 сентября 1997 года 74,3 процента проголосовавших сказали «да» парламенту Шотландии.

Выборы в новый парламент Шотландии и Национальную ассамблею Уэльса прошли 6 мая 1999 года. 1 июля того же года первую сессию Шотландского парламента открыла королева Великобритании Елизавета.

В те времена, когда мы знакомились с процессом децентрализации власти в Соединенном Королевстве, шотландский парламент временно заседал в зале собраний Шотландской церкви в Эдинбурге. Но уже летом 1999 года началось строительство нового специального здания. Осенью 2000-го нам показали стройку, очертания будущего сооружения уже отчетливо вырисовывались над котлованом. Строили – Шотландия! – на месте бывшего пивного завода «Скоттиш энд Ньюкасл Бруэриз» по проекту известного барселонского архитектора Энрика Мираллеса. Строили быстро: осенью 2001 года парламент должен был переехать на новое место. Так оно и произошло.

Где вы, общины?

На какие же мысли наводит сопоставление британской «деволюции» и ее российской противоположности?

Британцы, особенно Вестминстер – правительство Соединенного Королевства, – как мне представляется, несколько ошеломлены. Разве, затевая «сверху» мягкую децентрализацию власти, они рассчитывали, что почти половина шотландцев этим не удовлетворится и захочет уйти?

Россияне же частью удовлетворены тем, что «парад суверенитетов» не удался, частью (в национальных субъектах Федерации) мечтают о его возобновлении. Но и те, и другие давно убедились, что созданная за полтора десятилетия вертикаль власти работает в основном сама на себя, на свое поддержание и сохранение. Местная муниципальная власть осталась безденежной, бессильной и бесправной.

А уж о том, как у нас «слышен и учтен голос населения», и говорить не приходится. Где вы, общины Уэльса?