«Доля правды»

Оценить
«Нет ничего худшего, чем маньяк – метры документов, табуны экспертов, споры, может или не может тот отвечать за свои поступки, – короче, мученье да и только». Так рассуждает прокурор Теодор Шацкий, главный герой романа Зигмунда Милошевского...

«Нет ничего худшего, чем маньяк – метры документов, табуны экспертов, споры, может или не может тот отвечать за свои поступки, – короче, мученье да и только». Так рассуждает прокурор Теодор Шацкий, главный герой романа Зигмунда Милошевского «Доля правды» (М., «Текст», 2014). Между тем для самих авторов детективов маньяк – это всегда подарок: если уж преступником является человек с тараканами в голове, любые несообразности его мотиваций можно списать на этих тараканов...

Почему, собственно, эта тема возникает в романе? Потому что убийства, совершённые неведомым злодеем, как будто не поддаются нормальной житейской логике и выглядят проявлением безумного эго человека с ножом. Однако это еще не самое неприятное. Главная проблема в том, что преступление, которое совершено в маленьком польском городке Сандомеже, по внешним проявлениям похоже на «ритуальное убийство» – то самое, которыми вот уже несколько веков подряд пугают польских обывателей, верящих в «кровавый навет». Начальница прокурора Шацкого еще в самом начале расследования понимает, что действия сыщиков может быть заранее затруднено общественным ажиотажем вокруг этого дела: «В Сандомеже, как нигде, живо предание о заклинании кровью, а польско-еврейские взаимоотношения принимают здесь разные формы – от мирного сосуществования до обвинений и кровавых погромов, последние антисемитские выступления случились тут сразу же после войны. Если кто-то, не дай Боже, произнесет «ритуальное убийство», нам крышка». Тем не менее слово произнесено, и дальнейшие события напоминают сход лавины. Ядовитые слухи множатся, пресса пускается во все тяжкие, и вот уже вновь ползут разговоры о пересмотре отношения к евреям, «к их роли в истории Польши и нынешней политике». Да, прокурор Шацкий знает свое дело и в конечном счете разоблачит злоумышленника. Но ему придется преодолевать препятствия, о которых он, профессионал сыска, даже не помышлял. Писатель Зигмунт Милошевский умеет придумать закрученный сюжет; хотя читатель с самого начала догадывается, что «еврейский след» инсценирован, однако личность убийцы почти до финала остается в тени. Автору важно не только понять, кто именно пролил кровь, но и почему преступнику так легко удалось пустить общественное мнение по ложному следу. Инсценировка почти удается: обыватель обманут «кровавым наветом» именно потому, что хочет быть обманут. Провокация – повод забыть о благопристойной терпимости: когда тонкая пленочка цивилизованности рвется, из прорех тотчас же сыплются фобии, одна страшнее другой...