Евгений Ясин: Крутимся вокруг нуля
Евгения Ясина знают все современные российские экономисты и журналисты. Потому что он учил, учит и будет учить всех желающих, как надо думать и говорить об экономике. В конце мая журналисты из регионов имели честь поздравить Евгения Григорьевича с 80-летием. Из Дагестана ему привезли настоящую бурку, свалянную таким способом, чтобы пуля не пробила войлок. С намёком, что не всем такой, всё по-своему понимающий, Ясин нравится. Но нас в тот день Ясин порадовал. «У меня где-то в глубине души есть ощущение, что Владимир Владимирович хапнул Крым, для того чтобы улучшить общественные настроения. Что-нибудь более сложное вряд ли было бы воспринято так эйфорически, как это событие», – сказал Евгений Григорьевич, начиная разговор с журналистами о неважном текущем состоянии российской экономики.
– Для того чтобы правильно оценивать сегодняшнюю ситуацию в экономике, нужно уметь оглянуться назад и в то же время заглянуть вперед. Иначе никак не получается видеть, что является неожиданностью, а что – закономерным явлением. Есть несколько обстоятельств, относящихся к нынешнему времени. Во-первых, это то, что в 2008–2009 годах был кризис во всем мире. Но у нас он был самым трудным, потому что глубина падения в 2009 году в 7,8 % от уровня 2008 года была самая большая именно у нас. В 2010–2011 годах было восстановление. Но до кризиса ВВП рос до 7 % в год, затем в 2009 году было снижение почти на 8 %, в 2010 году видим рост выше 4 %, а потом всё ниже и ниже. В 2014 году у нас были разные колебания, но мы крутимся вокруг нуля. Для людей, которые воспитаны на культе темпов, это очень сложное ощущение состояния приближающейся беды. И в целом состояние экономики у нас неудовлетворительное по всем критериям. Но в последнее время говорят о том, что и в Америке ситуация опять начала ухудшаться. Затяжной мировой экономический кризис связан, на мой взгляд, с тем, что с 1973 года начался процесс перехода от индустриальной экономики к экономике инновационной. Индустриальная экономика 200 лет строилась на том, что благодаря науке и технике осваивались всё новые и новые месторождения полезных ископаемых. На этих минеральных ресурсах возникали и быстро развивались новые отрасли.
В 1973 году цены на нефть повысились в три раза за один год. В 1979 году рост цен на нефть был в 10 раз по сравнению с 1972 годом. Возник ОПЕК, который взял под контроль продажу нефти, стал регулировать ее предложение, и нефть резко подорожала. Это вызвало определенные кризисные явления на Западе, переориентацию на топливосберегающие технологии. При этом стало выясняться, что если у вас нет, как прежде, дешевых ресурсов, дешевых полезных ископаемых, трудовых ресурсов, то вы теряете источники по увеличению темпов экономического роста и должны переходить на другие. Главным источником экономического роста становятся инновации, изобретения, реализация научных открытий и технологий, основанных на новых знаниях.
В 70-е годы директор федеральной резервной системы США замечательный экономист Пол Уолкер пошел на то, что поднял учетную ставку от 1 до 6 %. И при этом экономика начала расти. С одной стороны, кредиты под 6 % годовых окупать было довольно трудно, но зато в Америку потянулись большие капиталы. И это привело к тому, что США вышли из того кризиса, который был связан с подорожанием нефти. Затем Пола Уолкера сменил новый герой – Алан Гринспен. В 2001 году он принял колоссальное решение снизить учетную ставку с 6 до 1 %. И после этого китайская экономика оказалась на втором месте в мире, и все стали прикидывать, когда китайцы обгонят США по объему ВВП. Решение Гринспена резко повысило темпы роста экономики и других развивающихся стран, среди которых находятся Индия, Бразилия, ЮАР и Россия. Дело в том, что деньги в результате решения Гринспена стали доступны, и наибольшую пользу из них извлекали развивающиеся страны, потому что они могли с применением заемных капиталов брать заемные технологии, применять дешевую рабочую силу и распространять продукцию своего экспорта на возрастающее количество стран.
Чтобы восстановить истинную картину в более полном виде, нужно сказать, что Китай с 1978 года начал либерализацию коммунистической экономики. В 1990 году произошла либерализация индийской экономики. В новых условиях дешевых и доступных кредитов Бразилия и другие латиноамериканские страны также двинулись вперед. И это продолжалось до 2008 года, пока в США не начался кризис, который продолжается и сейчас.
Кризис как бы положил конец позитивным сдвигам, которые были связаны с решением Алана Гринспена. Можно ли сказать, что это угрожает мировой экономике крахом? Нет. Теперь просто процесс роста мировой экономики будет долго идти со скоростью примерно 2 %. Это та скорость, с которой идет продвижение технологической границы. Технологической границей называется кривая самых высоких технологических возможностей в различных отраслях. Вы продвигаетесь вперед за счет технического прогресса. И главным образом это движение идет от США, от Германии, Англии, Франции, Италии, Японии и Южной Кореи.
– В каком положении находится наша страна?
– Весь послевоенный период, с начала 50-х годов, мы были второй державой в мире. Это был в каком-то смысле результат Второй мировой войны, но потом были другие факторы – развитие оборонной промышленности, космоса. В 70-х годах мы начали отставать, и этот процесс закончился тогда, когда мы попытались ускорить темпы роста посредством либерализации советской экономики. Это были перестройка, реформы, предпринятые Горбачевым, которые имели целый ряд последствий.
В 1986 году, как уверял Егор Тимурович Гайдар, был сговор между США и Саудовской Аравией, в результате которого вдвое упали цены на нефть. У нас образовался 20-процентный дефицит бюджета. Стало ясно, что мы поспевать за событиями не сможем, имея социалистическую плановую экономику с натуральным планированием, централизованным распределением ресурсов и так далее. Уже другое правительство России во главе с Ельциным приступило к осуществлению рыночных реформ. И до 1998 года шел трансформационный кризис, в течение которого наше хозяйство приспосабливалось к изменившимся условиям.
После 1998 года, когда на рынке установилась более справедливая оценка рубля, начался подъем, который продолжался до 2008 года. Я бы его разделил на два этапа. Один этап – до 2003 года, когда инфляция снизилась с 900 % до 11 %. В это время экономика довольно сильно продвигалась вперед за счет новых правил игры, за счет рыночных реформ и за счет повышения использования мощностей, которые остались от прежних времен. Затем примерно в 2003-м году произошло повышение цен на нефть. В 1998 году они были 12 и 8 долларов за баррель, а тут достигли 27. После этого цены на нефть стали расти на 12–15 % каждый год до 2008 года. Это давало каждый год крупное приращение свободных денежных ресурсов в валюте, потому что главным покупателем была заграница. Мы пошли резко вверх. Уровень жизни населения рос еще быстрее.
Но когда нарисовались более благоприятные условия для развития нашей экономики, встал вопрос: кто будет выгодоприобретателем от роста спроса на нефть и газ, на продукты черной и цветной металлургии? Два класса претендовали на эти результаты – бизнес и бюрократия. Конфликт интересов закончился выдворением за рубеж Березовского и Гусинского, арестом Ходорковского. Результатом этого стало снижение деловой активности и опасения бизнеса по поводу того, стоит ли дальше реконструировать экономику, вкладывать капиталы и прочее. Но это снижение было компенсировано ростом цен на нефть и газ, увеличением доли государства в ведении российской экономики, повышением роли компаний, которые имели тесные дружеские отношения с верхними слоями бюрократии.
Почему произошло снижение темпов роста сейчас, в посткризисном периоде, начиная с середины 2012 года? Пока мы не имеем особых объяснений, кроме одного: у нас довольно значительный отток капитала, а инициатива со стороны бизнеса недостаточна. В значительной степени двигателем российской экономики является сейчас высшая бюрократия, но добиваться высоких показателей экономического роста без постоянного потока свободных доходов от экспорта нефти и газа она не может. Это новое явление. Мы попали сейчас в такое положение, что если в 2000–2008 годах мы имели темпы роста 6–7,5 % (тогда когда западные страны имели 1,3 %), то теперь они поднялись до 2,5 %, а у нас – 1,3 %. Два процента роста для них означает, что они усваивают достижения технического прогресса. Мы для того, чтобы войти в высшую лигу мирового технологического развития (а мы никогда в ней не были), должны приложить огромные усилия.
– Вы верите в то, что мы можем стать страной с инновационной экономикой?
– Инновации делятся на две категории. Когда вы усваиваете достижения и технологии и повышаете производительность, это позитивное движение. Но если мы только усваиваем то, что создано другими, то это означает инновации для себя. А есть инновации для рынка – это когда мы сами делаем инновации, предлагаем их на рынке, и наше предложение имеет спрос. Главный класс, который держит инструменты воздействия на экономику, у нас бюрократия. Но чиновники не годятся для модернизации экономики. Достижение Гайдара состоит в том, мы могли какое-то время использовать силу вновь родившегося предпринимательского класса. Теперь для того, чтобы снова либерализировать российскую экономику, мы должны провести правовую реформу, которая передает верховенство праву вместо решения начальства. Другой сценарий развития событий заключается в том, что берет верх консервативное начало, и существующая бюрократия укрепляет свою власть посредством усиления регулирования и различного рода преследований за нарушение установленных ими правил. Этот процесс мы и наблюдаем.
– Санкции, которые введены и которыми нам еще грозят, окажут влияние на нашу экономику?
– Я считаю, что в краткосрочном периоде они большого влияния на нашу экономику не окажут. Но с точки зрения нашего участия в овладении искусством создавать инновации для рынка – окажут. Потому что побеждать на рынке можно только в том случае, если вы постоянно находитесь во взаимоотношениях и в конкуренции с его самыми передовыми игроками.
– Ваш прогноз развития единого экономического пространства, в которое объединились Казахстан, Белоруссия, Россия?
– У меня есть знакомая продавщица из Киргизии, которая мне каждый раз при встрече задает вопрос: «Когда же Киргизия опять войдет в Советский Союз?» В принципе ничего плохого в Таможенном союзе нет. Но когда мы вспоминаем о том, что во всех этих странах один и тот же политический режим, то понимаем, что мы будем вечно находиться в таком положении: кто-то всё время будет недоволен, будет вмешиваться и как-то регулировать эти процессы. Я недавно был в Астане на встрече. Там представители казахской стороны очень сильно напирали на то, что сейчас сотрудничество с Россией стало невыгодным. Потому что российские бизнесмены получили слишком большие возможности для того, чтобы влиять на цены, на валюту и так далее. Поэтому я ничего против не имею, но ожидать, что это даст какие-то большие результаты, не могу. Потому что только свободные рыночные отношения могут способствовать установлению здоровых союзов.
– В связи с крымскими событиями у наших соседей стали возникать новые блоки, в том числе и экономические. Как выглядит экономика бывших союзных республик, насколько они самостоятельны, и будет ли Россия поглощать слабые страны экономически?
– Самостоятельны из всех стран бывшего СССР три республики Прибалтики, Грузия и Украина. Азербайджан самостоятелен по той причине, что он добывает нефть. Из среднеазиатских республик от нас не зависит Туркмения. Означает ли это, что мы каким-то образом контролируем всех остальных? Нет. Контроль состоит в том, что мы приплачиваем.
– После заключения долгосрочного газового контракта с Китаем появились ожидания, что Китай станет нашим инвестором. Заговорили о замещении западных платежных систем на китайскую. Насколько, по-вашему, Китай как долговременный партнер комфортен и перспективен?
– Я считаю развитие российско-китайских экономических отношений перспективным. Я не вижу ничего опасного при условии, что государство не берет на себя слишком больших полномочий. Как раз именно это и предполагается. Одним из главных инициаторов с нашей стороны выступает Сечин, который хочет туда продавать нефть, Миллер, который хочет продавать газ. Мы беспокоимся, будет ли Европа приобретать наши углеводороды, и вполне возможно, что наша политика на сегодняшний день правильная. Но надо иметь в виду одно обстоятельство: Китай – страна более отсталая, чем Россия. Несмотря на то что он очень быстро развивается, что есть многочисленные примеры того, что они нас опережают, но, как правило, высокотехнологичные компании там с корнями в Гонконге. А Китай создавать инновации на уровне мировых стандартов не может и, я думаю, не сможет, пока там рычаги управления находятся в руках КПК.
– Владимир Путин провозгласил курс на развитие российского производства. Как вы думаете, получится?
– Я хочу напомнить самый положительный опыт, который у нас в этом отношении был. Это реформы во времена Александра III, когда Витте занимался стимулированием российской экономики. Причем у него был сбалансированный бюджет, а развитие отечественной индустрии он связывал с привлечением иностранных капиталов и иностранных специалистов.