«С вашим городом навечно связан»

«Роман Арбитман...» – «Вы меня ругали, я помню, всё запомнил!» – «Да и сейчас хвалить не буду... Я прочитал несколько ваших последних книг и выписал несколько фраз. (Зачитывает.) Эдуард Вениаминович, вам не кажется, что для великого русского писателя вы как-то не очень хорошо владеете великим русским языком?» – «А я плевать хотел на владение языком». Так 21 мая в «Коммерсанте» началась пресс-конференция с Эдуардом Лимоновым.

А еще Эдуард Вениаминович добавил: «Меня любят не за гладкость стиля. Я ее ненавижу и намеренно делаю шероховатые занозы. Но вы вольны меня оценивать как вам угодно. А мне дайте возможность быть таким, какой я есть».

Писатель и политик, кажется, пребывал в приятном настроении и даже шутил, не без сарказма, впрочем, по поводу пребывания в Саратове: «Я с вашим городом теперь навечно связан. Имею нахальство так думать, и город тоже никуда от этого не денется. На четвертом этаже третьего корпуса умер Вавилов, а я сидел на третьем этаже. Так что меня и город водой не разольешь».

Журналисты и сами возвращали Эдуарда Вениаминовича ко времени его пребывания в тюремном заключении в Саратове. Как он сказал, «никто меня не щадил, но и лишний раз по голове дать не пытались. Сидел хорошо, как все говорят. Это был 2003 год, у вас был губернатором Аяцков. Тогда еще губернаторы обладали какой-то самостоятельностью. Аяцков, помните, был строптивый мужик. Когда привезли нас, он сказал: «Москва нашими руками хочет расправиться с этими ребятами. А мы будем судить по закону и по совести». Это он сказал какому-то иностранному изданию, а здесь его услышали и не перегибали палку. Например, я считаю, что судья Матросов был справедлив. Но я свою вину, конечно, не признал [...]

Я никогда до тюрьмы не был в Саратове и за 33 года до суда написал строчки: «И сильный был в Саратове замучен, а после смерти тщательно изучен». Почему Саратов – не знаю. Когда нам начали навязывать суд здесь, мы всеми силами отбрыкивались и воевали за Москву, потому что там большее внимание со стороны СМИ, а тут нас упрячут с глаз долой. Когда я, возвращаясь из адвокатской, пришел в камеру, то вдруг с ужасом вспомнил это стихотворение. Думал: «Ну, всё, кранты, теперь замучают за это. После этого сутки ходил сам не свой».

Не обошли вниманием и украинский вопрос. Лимонов был принципиален: «Что такое независимость? Расписались и автоматически отделились? Государства так не образуются. Они должны себя в какой-то кризисный период отстоять и показать свою жизнеспособность. Украине послано испытание. И мы увидели, что государственности там нет, и она не ночевала. Многие отрицают украинский язык – это глупо, язык есть, страна есть, история есть, государственности нет. Пришел кризис, и они не справились. Украина трещит, и хребет ее государственности сломали на Майдане. Пришли люди, с которыми никто жить не хочет. А насильно мил не будешь».

О российской власти Лимонов прогнозируемо сказал, что ею не доволен: «Во внутренней политике это по-прежнему авторитарная власть: один человек на весь зал сидит и в ус не дует. И будет сидеть с еще большим правом, удовольствием, потому что народ поддерживает. Крым взяли – поддерживает, народ хочет и Восточную Украину, но не возьмут, на мой взгляд. Тем не менее власть упрочилась. Но должны ли мы говорить, что воссоединение Крыма с Россией – неправильно и несправедливо? Справедливо абсолютно. Люди хотят этого. Нельзя же быть вечно в оппозиции ко всему. Мне присоединение Крыма нравится – здесь я отказываюсь от всяких интеллектуальных глупостей, размышлений в духе: идет ли это во благо Путину? Потому что это идет во благо России. Но это не мешает мне говорить, что мы имеем тяжелую власть, политики внутренней у нас нет никакой».

Оппозицией, к слову, Эдуард Вениаминович недоволен: «Состояние очень плохое. Даже в 2010-м оно было получше, все старались выступать вместе, не было разгневанных масс, на которых сразу стали все претендовать. После этого произошла масса событий. В первую очередь, движение рассерженных горожан много раз предали. Имея возможность диктовать условия власти, зачем-то поперлись спрашивать разрешения. Думаю, власть смотрела на них как на очень глупых и слабых людей: у тебя сто тысяч человек, а ты идешь подавать в мэрию заявление! В результате все разгромлены: старая либеральная оппозиция в лице Немцова, Касьянова дискредитирована абсолютно. Следом за ним полностью дискредитированы новые лидеры – Навальный, Удальцов. Они в очень тяжелой ситуации находятся... Домашний арест – совершенно иезуитское изобретение. Никто не воспринимает это как тюрьму. Есть в этом что-то приземлено-бытовое. А героического нет. Но ведь как действенно: Удальцов сидит второй год, и от него ничего не слышно. Тихо, как в могиле. Наконец, исчезли цели, всё измельчало. Оппозицию разгромили. Но я абсолютно уверен, что это не навсегда. Видимо, надо вывести какой-то урок».

Не стоит, впрочем, думать, что весь разговор свёлся к политике. Так, на вопрос о происхождении псевдонима Лимонов неожиданно вспомнил о матери: «Мама моя, Раиса Федоровна Зыбина, всегда меня до самой смерти ругала: «Что ты, дурень, не взял нашу фамилию? Такая красивая русская фамилия, а придумал придурошную». Мама меня не одобряла. Даже старенькая, под 87 лет, говорила: «Всё такой же баламут, ребенка родил поздно». А потом: «Что вы как кролики: только одного родили, теперь второго». Матери всегда чего-то в тебе недостает...»