«Левиафан»

Оценить
«Черчилль был никакой художник, посредственный историк, банальный писатель», «его Нобелевская премия по литературе стоит признания сталинских заслуг в языкознании...»

«Черчилль был никакой художник, посредственный историк, банальный писатель», «его Нобелевская премия по литературе стоит признания сталинских заслуг в языкознании...» Эти сентенции взяты из новой книги публицистики Максима Кантора «Левиафан» (М., «АСТ», 2014). Ну ладно, Черчилль посредственный и бездарный, а кто же яркий и великий? Для автора книги это очевидно: конечно, Сталин. Может быть, усатый генералиссимус и плавал в вопросах языкознания, но в остальном был, натурально, отцом и гением. Он, само собой, – «наиболее успешный правитель державы», у него «имелся строительный государственный социалистический план», «в отношении храбрости Сталина сомнений никаких нет» – равно как и в «полководческих талантах Сталина», «Сталин не хотел истребить собственный народ, но, напротив, желал народ спасти», поскольку «был действительно народным лидером»... Упс!

Примерно с таким же почтением автор книги, кстати, отзывается и о немецких нацистах. Палачи, конечно, изверги, но... «Идеология Третьего рейха была героической», «нацисты, собственно, собирались повторить попытку Ренессанса» и так далее. Есть – видимо, для равновесия – и перечень тех, кто плох абсолютно, без единого белого пятнышка: «Хрущев был негодяем», Солженицын – лжецом и клеветником, Гайдар – «адептом прогрессивного разбоя». Особого авторского неодобрения заслуживают деятели культуры, в числе которых Дмитрий Быков. Кантор упрекает в двуличии и классиков, которые не любили Сталина и при этом перед ним прогибались. В этом списке – и Ахматова, и Пастернак, и Мандельштам, и Булгаков, и обо всех автор книги отзывается довольно презрительно.

В книге Кантора полным-полно ляпов – от путаницы в цитате из того же Пастернака («историк» превратился в «историю») до грамматических ошибок в именах персонажей Булгакова (Араний вместо Афрания, Семплияров вместо Семплеярова и т. д.). Между делом Кантор сообщает читателю, что Пастернак от властей ничуточки не пострадал. Дескать, «никто на Бориса Леонидовича собак не спускал; его не били на пересылках, не жгли его книг. Просто исключили из Союза писателей...» Невольно вспоминаются строки из Галича: «До чего ж мы гордимся, сволочи, что он умер в своей постели!..»