«Дети Хурина»

Смерть автора – не помеха для выхода его новых произведений. Если издательский конвейер запущен при жизни писателя, обычно он долго не останавливается (пример тому «посмертные» романы Жюля Верна, Роберта Ладлэма или, если брать примеры из нынешней российской реальности, Фридриха Незнанского и Николая Леонова).

Впрочем, в данном случае причина появления на прилавках этой книги – не только коммерция: существует много людей, для которых Джон Рональд Руэл Толкин не просто писатель, но и гуру, властитель дум, творец миров. Хотя создатель «Властелина колец» и «Хоббита» ушел из жизни еще в 1973 году, его «Сильмариллион» был благополучно выпущен через четыре года после его кончины, а «Дети Хурина» (перевод выпущен у нас московским «АСТ») – вторая из посмертных книг – и вовсе увидела свет на родине автора только в 2007 году.

Кристофер, сын профессора, главный его наследник, толкователь и публикатор, сообщил, что Толкин-старший работал над этим сочинением давно, еще с 1918 года, постоянно возвращался к нему, однако так и не завершил работы. Сыну потребовалось три с половиной десятилетия, чтобы наконец расшифровать все черновики отца, свести воедино, подредактировать, кое-что дописать от себя, чтобы получилось более-менее связное и логически непротиворечивое повествование. Те читатели, кто надеялся найти здесь полюбившихся персонажей из мира Средиземья, будут, пожалуй, несколько разочарованы: действие происходит в Древние Дни, то есть за тысячи лет до рождения Фродо и компании. В роли главного злодея (в которой позднее отличился Саурон) выступает еще почти доисторический Моргот. Именно проклятье Моргота, обрушившееся на плененного Хурина, в итоге предопределяет будущее его детей – сына Турина и дочери Ниэнор. «Исполненный гордыни, но не чуждый милосердия» Турин чередуют поступки героические с опасно-безрассудными. Он убивает врагов осознанно, а друзей – по оплошности. Сколько бы подвигов ни совершил Турин, сколько бы ошибок ни наделал, рок всё равно окажется сильнее человека. Если бы герой чуть меньше верил в судьбу и чуть сильнее пытался ее перебороть, трагического финала, быть может, удалось бы избежать. Но толкиновский эпос (как, впрочем, и греческие трагедии и скандинавские мифы) не знает понятия «хеппи-энд».