«Иосиф Бродский. Вечный скиталец»
Книга Александра Боброва «Иосиф Бродский. Вечный скиталец» (М., «Алгоритм», 2014) написана с такой неприязнью в ее заглавному герою, что вполне может соперничать с «Анти-Ахматовой» и прочими сочинениями в подобном «разоблачительном» жанре.
Автор желает донести до читателя несколько простых мыслей. Во-первых, Бродский как поэт – «дутая величина». Во-вторых, Бродский как человек отвратителен. В-третьих, по-иному и быть не может, поскольку «рыжий Иося» – еврей, и ему в принципе не могут быть присущи «истинно русская теплота и душевность». Невольно вспоминаешь, что у другого поэта-Иосифа, Уткина, в «Повести о рыжем Мотэле» у главного персонажа был кармический двойник, инспектор по фaмилии Бобров. Пока рыжий портной был голоден, беден и безвестен, Бобров каждый день жрал курицу, третировал «маленьких людей» и наслаждался жизнью. Потом случился 1917 год, и рыжий бедняк стал начальником, а разжалованный инспектор был вынужден пойти к нему простым помощником. За кадром поэмы оставалась дальнейшая судьба этого тандема: скорее всего, после смерти Мотэле инспектор попытался бы пнуть того, кто был удачливее и талантливее, а себя выставить в наилучшем свете.
Примерно то же происходит и в рецензируемой книге: сперва Бродский – изгнанник, а Бобров – хоть и небольшая, но литературная «номенклатура» («Валентин Распутин пригласил меня на знаменитый фестиваль», «мне как председателю жюри» и т. д.). Затем Бродский-нобелиат обретает статус живого классика, а Бобров теряется в дурной бесконечности. Теперь, когда Бродский мертв, Бобров желает взять реванш и поквитаться с человеком, едва ли знавшим вообще о существовании в природе поэта Боброва. Две трети книги занято закавыченными цитатами из других авторов, на оставшую треть приходятся личные бобровские инвективы в адрес своего героя и постоянные повторы. Скажем, на страницах 9 и 10 обширная цитата из Н. Коняева (о Рубцове) с комментарием Боброва: мол, Бродский стал «героем либерального истеблишмента, любимцем ТВ», а Рубцов – «просто самым издаваемым и любимым народным поэтом». На странице 326 – то же самое: вновь Коняева цитата, снова «либеральный истеблишмент» и далее по тексту. Или, допустим, на странице 17 Бобров вспоминает о том, что сказал о Пушкине «почетный старец» Лихачев, и через сорок страниц – опять те же слова: Пушкин, «почетный старец», и то, что Бродский выразил «англо– и еврейско-американский» национальный идеал. С такой методикой в книге Боброва могло быть не 300 страниц, а в десять раз больше...