Голенькая бактерия спасет российскую почву

Самое любимое время года у российского крестьянина – апрель. Когда земля вот-вот будет готова для того, чтобы начать ее обрабатывать. Когда зуд в руках и волнение в душе. Хоть поторопиться, хоть протянуть с первым выходом в поле – плохо. Обычно после Пасхи – в самый раз, как говорят. Через неделю уже всё пойдет само собой. И выйдет как получится и как бог даст.

Накануне Пасхи мы высадились журналистским десантом на базе фермера Александра Жарикова неподалеку от села Невежкино. Официальным поводом стал семинар по требованиям Гостехнадзора. На него приехали к Жарикову окрестные фермеры. За обедом после официальных мероприятий говорили мужики спокойно и подробно о земле, о труде и о родине. Чтоб послушать такие разговоры, и приехали мы в Лысогорский район перед посевными работами.

Пять хозяйств, конечно, дотировать легче, чем сотни...

Пока все собирались, на огромном дворе базы разгружалась импортная сеялка. С виду ничего особенного. Зелененькая, блестящая. Только вот стоит она под 8 миллионов 300 тысяч рублей вместе с лизинговыми платежами. «Я и рад, и слезы», – говорит Жариков.

Через какое-то время еще одно откровение про суперфосфаты. Оказывается, вагон этих удобрений стоит 10 миллионов рублей.

– Ну и кто эти удобрения купит? – задает вопрос Иван Петрович Гресев.

– Ну-у, кто, если не мы, папа, – подсмеивается его сын Леонид, потому что 40 тонн аммофоса для весенней подкормки они купили.

Александр Жариков

Фермеры отец и сын Гресевы на жариковской базе – свои. Леня почти как брат, хотя услуги фермеры друг другу оказывают платные, а Ивану Петровичу от Жарикова всегда почет и уважение. Даже памятник обещал поставить патриарху фермерского движения не только в Лысогрском районе, но и во всей области. Место, правда, пока выбрать не могут. Потому что хоть на перекрестке трех дорог ставь. Чтобы было, как в сказке про Мальчиша-Кибальчиша, которому ото всех салют, почет и уважение.

Лет 15 назад, когда праздновали Ивану Петровичу 60-летие, Жариков так спел «Баньку» Высоцкого, как никогда больше не пел. Всех измученных тяжелой жизнью, всех загубленных и непонятых тогда вспомнил. Может, и про себя пел. Потому что, ввязавшись в фермерство два десятка лет назад, много хлебнули всякого сельские люди от государства. Уж привыкли, конечно, к поворотам, разворотам и прочим кульбитам с секретами от власти, но сюрпризам каждый раз всё равно удивляются. Вот и на семинаре вспомнили один из последних.

Александр Михеев, начальник территориального отдела Гостехнадзора, рассказывал руководителям хозяйств о новых правилах страхования. Раньше страховка «Кировца» на три месяца стоила 400 рублей, на полгода ­600–800, на год – тысячу. А теперь придумали кроме трактора страховать еще и жизнь механизатора. Так что сейчас годовая страховка стоит на тысячу рублей дороже. Но и это еще не всё. Потому что если частник имеет трактор «Беларус» и прицеп, его заставляют страховать и то, и другое, и оба раза жизнь механизатора. «Зачем страховать жизнь два раза?» – удивляется сам Михеев, но без соблюдения этих надуманных кем-то правил допуск техники в поле дать не может. К Александру Алексеевичу, который курирует два района, руководители хозяйств относятся хорошо. Говорят, что «не гнобит». И потому после того, как на ветру он еще раз рассказал про недопустимость тонирования кабин тракторов, про категорические требования к исправности звуковых и световых сигналов и еще кучу страшилок про люфтомеры и дымомеры, зовут к столу.

Иван Гресев

За столом у Жарикова кормят одинаково и проверяющих высокого уровня, и гостей почетных, и механизаторов. Щи, каша с котлетой. И водки немного, как положено. Но тосты для горожан непривычно серьезные. Вот глава администрации Большекопенского муниципального образования Марина Новикова говорит, что рюмку поднимает за то, чтобы «государство вас, ребята, не обижало и чтобы земля вам добром отвечала за вашу доброту». Марина Васильевна понимает, что от того, как живут фермеры, «так и сёла будут сохраняться». Только благодаря им они еще живут.

– Мы живем только на налоги, которые поступают от фермеров, – говорит она. А инфраструктура сегодня вообще на 80 процентов зависит от них. Пожары летом тушить – фермеры, которые даже о запасах воды думают. Дороги зимой чистить – тоже фермеры. – В общем, о чем бы ни попросила, какое бы большое дело ни было, главы хозяйств наших и их техника приходят на помощь. Марине Васильевне даже иногда совестно как-то, предлагает она подписывать с помощниками официальные соглашения от имени администрации. А они говорят, что не нужны им никакие соглашения – «всё равно ведь выйдем и сделаем, знаешь сама». И она понимает, что это правильно. Потому что каждый должен отвечать за свое. – Я не сомневаюсь, что если сказать, может, и дорогу заасфальтировать до Лысых Гор, они заасфальтируют, но это будет уж вообще неправильно.

С дорогой в Невежкино – беда настоящая. Уже клясть кочки да ухабы устали и уже смирились с наплевательским отношением власти к здешнему бездорожью. Только шутят иногда про то, что всегда на что-то в России деньги нужнее. Сейчас вот на Крым, наверное. «Недавно я вычитал призыв хороший: «Присоедините фермеров к России», – но подумал и понял, что, наверное, не так надо просить. Правильнее будет просьба присоединить сёла с нашими дорогами к России, – говорит Александр Жариков. – К государству много вопросов на самом деле».

Леонид Гресев

У его соседа по Большекопенскому муниципальному образованию Владимира Гоферберга есть более прагматичный план борьбы с бездорожьем. Говорит, что было бы правильнее, если бы все деньги, которые размазываются по российским сёлам в виде индивидуальной помощи сельхозпроизводителям, отправили на строительство нормальных дорог. Если б всё без воровства сделали, людям было б не обидно. Хотя это, конечно, вопрос спорный, потому что это Гоферберг не берет у государства дотаций и субсидий, «сунулся пару раз, а там такая своя игра, что очень морально неприятно мне, честно говоря, стало», но другие-то рассчитывают на государственную помощь и пользуются ей.

Тут же вспомнили лысогорского главу фермерского хозяйства, который решил заняться рыбоводством. Пообещали ему, как люди говорят, в министерстве 42 миллиона рублей дотациями. Он под них набрал кредитов, а денег от государства так и не получил. «Это же уже глобальный кидок, – сокрушается Жариков. – С этим шутить нельзя. За миллион человек может повеситься. А здесь 42. Такого не должно быть».

Молчание нарушает младший Гресев. Говорит, что если будет чиновник отвечать за свои действия своим имуществом, будет посерьезнее к ним относиться. Жариков на тему государственной несерьезности рассказывает про систему субсидирования закупки семян. В Саратовской области пять семеноводческих хозяйств (жариковское в том числе). И сотни крестьянских. Так вот дотации почему-то выплачиваются не семеноводческим хозяйствам, а крестьянским. Сотни бухгалтеров собирают документы, а потом везут их в минсельхоз сдавать, до ночи просиживая в очередях.

– Но ведь намного проще дотировать пять семеноводческих хозяйств! Смотрите, я в настоящей ситуации продаю элитные семена по 10 рублей. Пусть мне скажет минсельхоз: «Продавай по 3 рубля элиту, 7 рублей мы тебе дотируем». И я начинаю продавать фермерам по три рубля. И остальные семеноводы тоже. Пять наших бухгалтеров соберут потом документы и сдадут в минсельхоз. И всё ведь это реально. Ну почему, скажите, чем сложнее, тем лучше в нашей стране? Вот этого я не пойму.

– Читал «брехунок» последний? – отвечает ему младший Гресев. – Рассказывается там, миллиард бюджетных денег отправили из Саратова в Москву, потому что они поступили 31 декабря. А по закону неиспользованные до конца года деньги возвращаются в федеральный центр. Эти деньги вернут в следующем году. Но не исключено, что 31 декабря опять. Вот и тут так получится. Ты по три рубля семена отдашь, а тебе когда вернут?

– Государство нам, как пишут в газетах, помогает. Даже от людей стыдно нам бывает, когда такое читаешь, – поднимается из-за стола еще один старейший фермер в районе Иван Андреевич Пасечный. – То дали, это дали. Как тяжело нашему министерству. Они ж не спят ночью, думают, как дать крестьянину или не дать. Несвязанную поддержку таким количеством отчетов обложили, что она давно перестала быть несвязанной. Вот кому помогают, так это иностранным фермерам. Им 20 тысяч на гектар дают. А у нас 200 рублей на гектар. А в Краснодаре 2 тысячи. Объясните мне, как можно так рассчитывать? И почему наши лысогорские миллионеры, которые купили землю недавно, получают на гектар по расчету 500 рублей?

Ответ знает сидящий рядом районный начальник сельхозуправления. Субсидия считается с учетом результатов предыдущего сельхозгода. И есть крупные владельцы земли, которые практикуют перепродажи земли. В каждых новых руках она снова становится свободной от прошлогодних результатов. У «Русского гектара», на который намекал Иван Андреевич, засушливый год в отчет не попал. А вот сам-то Пасечный, получается, пострадал от засухи дважды. В прошлом году он успел только урожай озимой пшеницы хороший получить. И по пять рублей сдать. Думал, гречку уберет тоже хорошую, немножко в кредит денег возьмет и новый трактор купит. А гречка в поле осталась: дожди. Вроде здоровое просо было, а начал брать – оно от корня отрывается. Списали посевы. А потом урожай озимых разделили на всю площадь посевную. И получилась общая урожайность хрен да маленько. И несвязанная поддержка на ее основе такой же.

Про коров как индикатор экономики

Иван Пасечный

Иван Пасечный всё переживал, что в Большекопенском осталось 10 коров на правой стороне. А было совсем недавно 600 голов. «Что это? К чему идет? – спрашивает он. – Майдана, конечно, не будет в России, потому что крестьяне даже сказать не могут, но это же неправильно, что коров не стало». А молодые ему отвечали, что смысла никакого экономического не стало держать в каждом дворе корову: «Есть копейка – будет молодежь ее держать. Нет? До свидания, коровы. Весь мир к этому уже пришел. И у нас уже в России осталось немного людей, для которых хозяйство во дворе – это образ жизни».

– Да не работает у нас экономика в сельском хозяйстве. У нас село на энтузиазме живет.

– Про экономику вот вы говорите, – вступил в разговор Гресев-старший. – А кто из вас обращает внимание, как семена ложатся, на какую глубину, и как ее регулировать, чтобы урожай был?

Тема эта гресевская всегда всех заводит. Особенно Владимира Гоферберга. Он про Гресева-старшего говорит, что тот глубокий секрет знает. Сеет на земле, которую можно на строительство забирать, столько в ней щебенки. А урожаи завидные. По капле сыну рассказывает, что надо делать и почему на таких угодьях, «но Леня еще в моду дергается». А Иван Петрович вперед предвидит. Потому что подходит с биологической точки зрения.

– Вот ответьте, девчата, сколько на гектаре может скопиться росы? – спрашивает Леня. Мы, конечно, не знаем. А всем другим Леня этот вопрос уже не раз задавал. И они знают. – Восемь кубов каждое утро.

– Предвидение заключено в конце организма, а конец организма – это ж..., – улыбается Жариков, у которого бонитет почвы на отдельных участках 19, а урожаи тоже лучшие по району точно.

Володя Гоферберг

Друг Володя с этим не спорит. Но у него более наукоемкий подход к тайнам земли. Начинал Гоферберг с зерновых, но лет через пять решил сажать картофель и другие овощи. Сейчас 60 гектаров поливных земель под это приспособил. Сразу поставил перед собой задачу использовать как можно меньше химии. И стал пробовать экологический подход. Чужого навоза боялся – неизвестно, что вместе с ним в землю принесешь, завёл собственных коров – не для молока и мяса, а для того, чтобы понимать, что вместе с навозом вносит на поля. Потом было увлечение червяками. Нашими, обычными. Потому как модные калифорнийские черви не терпят нашего мороза. И получается эта подмога полей и огородов одноразовой. «В закрытом помещении их зимой держать – объемов не будет. А наш отечественный червь уходит на зиму на глубину. У него хватает мозгов, чтобы спрятаться от мороза и весной возвратиться назад». Но и от червей, скорее всего, Гоферберг потихоньку будет отказываться. Пришло понимание, что «червь всё ж сложный живой организм и требует больше времени для того, чтобы питательную массу довести до растений, чем бактерия, у которой и скорость размножения арифметически больше».

Бактериальное направление с соседом Жариковым не раз и не два обсуждалось. Это Жариков всегда говорит, что для бактерии углерод нужен. И чем больше углерода, тем питательнее почва, а свято место пусто не бывает. «Весь мир состоит из борьбы. И мы убили некоторых бактерий своей пахотой. А теперь нужно потихоньку отбирать бактерии именно для нашей местности. Вот что наука мне должна рекомендовать, – говорит фермер, решивший максимально идти к природному фактору. Для этого изучает вдоль и поперек труды основателя теории минимальной обработки почвы Овсинского, безоговорочно соглашаясь, что спасут российское плодородие только многолетние травы, которые уходят глубоко в землю своими корнями. – Пять-шесть лет надо пропускать наши российские земли через многолетку. Но пока судьба нас к этому не привела».

Он ломает голову над тем, как размножить бактерии, которые сами по себе живут в непаханой окрестной дерновой земле, не исключая того, что гниющая солома тоже прекрасное подспорье. Купил микроскоп, чтобы отслеживать количество бактерий в капельке купленного раствора. Он уже понял, что доставлять купленных бактерий к растению нужно в мелкий дождичек, потому что «на солнышке она голенькая сразу погибает». «У меня дикая нехватка знаний», – говорит. И мечтает про фанатов в микробиологии вместо коммерсантов, которые продают такие биопрепараты, что в них через микроскоп обнаруживаешь, что мертвое всё. «Самое страшное, что у нас в стране творится сейчас, в том, что написанное на упаковке не соответствует тому, что в нее завернуто».

И когда мы уже поняли, что корейско-китайский путь увеличения урожайности овощей с помощью химикатов и стимуляторов совершенно чужой русскому по происхождению немцу Гофербергу, он взял да и вообще ошарашил: «Давайте не будем говорить, что я накормить всех людей хочу. Мне интересно выращивать овощи. Но везти товар в Лысые Горы мне неинтересно, это точно».

Отцы и дети

– Тебя жена не убивает за такой подход к хозяйствованию?

– А нам хватает.

– А рабочим?

– Рабочие получают 15–20 тысяч зарплату и премиальные. Если она по району в среднем такая, я не самоубийца платить 50 тысяч. Был бы неправильным мой подход, были б у меня проблемы с кадрами. Будут все платить 50, и я поднимусь.

Женя Гоферберг

У Гоферберга, совершенно далекого от торговли, слова «опущусь», «поднимусь» в разговоре звучат часто. Рассказывает про формирование рыночной цены на свою продукцию и тоже их вспоминает. От сына, наверное, научился: «Женька по натуре торгаш. Ему неинтересны бактерии».

Сын каждую неделю мониторит цены в магазинах, чтобы сделать выставленные на собственную продукцию более привлекательными. Торговля идет сейчас с двух складов в Лысых Горах и Калининске. В этом году в планах сделать промышленные холодильники, чтобы продукция летом дольше сохраняла товарный вид. А еще попробуют Гоферберги нынешним летом мыть и упаковывать какую-то часть товара, «чтобы мадам на шпильках могла купить себе 300 граммов красивой моркови».

Сильно расширяться пока нет возможностей. Но нужно увеличивать объемы, чтобы урожая хватало на продажу до июля. Сейчас вот у Гофербергов уже всё почти кончилось – «глотает рынок всё». Но если и пойдет вширь, то, наверное, сразу в Саратов. Потому что уже появились постоянные покупатели, а это неправильно, чтобы клиент из-за двух мешков картошки в такую даль ехал.

Сегодня у него средняя урожайность картофеля 43 тонны с гектара при средней по стране в 15 тонн. «Это Голландия», – улыбается Владимир, понимая, что это на химии 50–60 тонн получить много ума не надо.

– Знаете, почему я не сплю ночью? – спрашивает друзей за столом Жариков. Все смеются. Потому что, конечно, знают. И он подтверждает. – Нам надо придумать No-till (американская безотвальная система земледелия) без пестицидов. Вот я над чем не сплю. Я придумаю это самое главное, американцы будут отдыхать.

– Не получится, Саш.

– Получится.

Жариков с сыном в прошлом году съездил на Украину изучать эту самую американскую нуль-технологию. Сам с большим недоверием.

– Не могу уложить весь этот наутил в своей невежскинской крестьянской голове. Не укладывается. Не знаю, приживется или нет в России эта технология. Америка 16 процентов земли так обрабатывает, Канада – 80. Я считаю, что нам эту технологию объясняют ради продажи пестицидов и техники. Для рекламы и фермера можно найти, и цэрэушника вместо него поставить. Но почвоведы все-таки там были настоящие. Понял, когда почвовед спросил: вы видели когда-нибудь, как ручей по залогу течет? А ведь правда, никогда. По пашне течет, по дороге течет, но по залогу никогда. Земля нетронутая забирает всё себе. Вот этим они меня убили. И мысль-то теперь будоражит. Как женщина. Или ты ее возьмешь, или откажешься.

А у сына Жарикова глаза от этой новомодины загорелись. Думал-думал отец Жариков и решил, что отдаст сыну 1,5 тысячи гектаров земли и купит ему специальную сеялку под эту технологию. (Ее и сгрузили перед нами во дворе.) Говорит, что хочет так «наказать сына идеей», ну и ответственностью, конечно.

Не раз за тот день в разных кружках говорил Александр Жариков о палке с двумя концами, которая сбросит в кризис в ближайшие два года сельское хозяйство. Часть фермеров закредитовалась, сменив основные средства, – это один конец, а вторая часть осталась со старой техникой, и она скоро вся развалится. Все гадали, кто первым будет свален своим выбором. Палка ударила сразу и тех, и других. А третий конец у палки – средний возраст фермеров. Костяку – за 45. «Фермеры настоящие прошли уже свой возраст невозврата. Нам уже хана. А что будет после нас – тяжелый вопрос. Кризис будет. Кадровый», – говорит Александр Жариков. И поэтому и он, и Гоферберг, и Гресев, и все другие думают о детях. Уже отучившихся, уже поживших в городе и осознавших, что это не их путь. Вернулись, намаявшись. И теперь отцы действуют осторожно. Чтоб не спугнуть интерес, а, наоборот, его раззадорить и домом, и делом новым.

Тут же вспоминают другую историю к слову. Володя Гоферберг рассказывает, как отдал 1200 тысяч за две поливалки по 3 млн каждая. Случайно на объявление наткнулся в Интернете.

– В овощах ноль был человек, всю жизнь зерном занимался. Но увидел на луке всплеск цены и в одночасье решил переквалифицироваться. Берет кредит, оплачивает весь инвентарь. Сеялки приходят, а поливалок нет. Дикая цена на семена, но он сажает сразу 70 гектаров. А поливалки оплаченные приходят только в августе.

– А сколько лет человеку?

– Под 70 ему. Увлекся. Сын сейчас ­35-летний, далекий от темы, разруливает, что можно продать.

– Красиво человек разорился.

– Как он мог на такое пойти? – удивляется младший Гресев. – Каждый должен заниматься своим делом. Вон Гофер всех жен наших разбаловал. Моя говорит, что легче в Лысые Горы съездить сеточку лука и картошку купить, чем огороды сажать.

– Вот Санька у брата берет мясо. Зачем ему держать свиней? Я у него банку сметаны взял. В жизни должно быть удобство, – подтверждает Гофер.

– По идее крестьянское хозяйство должно иметь не более 30 гектаров, – развивает государственный подход Жариков. – В Америке таким законом поддерживается количество крестьянских хозяйств. Один разоряется – на его место приходит другой. У нас, наоборот, сейчас идет глобализация. «Русский гектар» приходит, а нам говорят: ребята, вы тут не нужны. Завтра кризис начнется, агрохолдинги впадут в депрессию, где Россия будет? Путин рискует в один момент остаться без сельского хозяйства.

– Мы в России делаем то, о чем американцы нам говорят. Мы же прыгаем на чужие слова, как голодные волки, а надо повторять, что подходит из того, что видим.

– Давай скажу хорошее слово, – говорит вдруг Жариков. – Один год урожая у нас был после четырех лет засухи, и мы уже улыбаемся, говорим про технологии. Это обалденно. Вот этим надо жить. А не про Крым думать, мне от этого всё горше и горше, если честно.

– Да не надо про это думать, – поддерживает Гоферберг. – Мы же привыкли жить сами по себе, а государство само по себе. И вот чем дальше мы от государства, тем счастливее живем. Не надо тратить время, чтобы на государство реагировать.