Сто лет спустя

Оценить
В субботу в Саратове был митинговый день. На проспекте Кирова собрались активисты ЛДПР. У цирка митинговали коммунисты. Они, понятное дело, были за присоединение Крыма.

В субботу в Саратове был митинговый день. На проспекте Кирова собрались активисты ЛДПР. У цирка митинговали коммунисты. Они, понятное дело, были за присоединение Крыма. Правда, один из ораторов – я как раз проходил мимо и слушал – говорил о том, что Крым, конечно, нам нужен. Но не за народные деньги. За чьи, не уточнил. У памятника Вавилову собрались противники присоединения Крыма – всего восемнадцать человек. Скромные плакаты – размером с бумажный лист. «Крым = Украина», «Нет оккупации». Несколько полицейских в форме, столько же примерно полицейских в гражданке. И зеваки. Агрессивные зеваки. Скажем так, из простых людей – скромно одетые, некоторые с весьма помятыми лицами. Реакция их на пикетчиков была агрессивно-негативной. «Фашисты!», «Бендеровцы!» (через «е», сейчас так принято), «Сколько вам заплатили?». Ну и так далее. Одна небогато одетая женщина утверждала, что Крым всегда был русским – все две тысячи лет. Разговаривали они зло, некоторые пытались перевести диспут в стадию физического контакта. Полицейские вмешивались неохотно, только после многочисленных обращений участников пикета.

Надо сказать, что среди участников стихийного протеста были и вменяемые люди. Я разговорился с одним мужчиной моих примерно лет. Начал он воинственно:

– Они, – он указал на пикетчиков, – за то, что детей сжигают.

Я поинтересовался, откуда такая информация, кто и где сжигает детей. Интересно было, это Киселев до такого договорился или плод народного творчества?

– Сжигали детей на покрышках на Майдане, – утверждал мой собеседник. Но несмотря на не самое удачное начало нашего диалога мы разговаривали мирно и закончили мини-диспут согласием: плохо будет всем.

Пикетчики потом говорили, что это, возможно, запланированная провокация. Я так не думаю. Это обычная реакция отравленных пропагандой людей. Надо признать, что пропаганда достигла наивысшей эффективности. Правда, остается вопрос: насколько длителен будет ее эффект? Тем более что главный глашатай новой России явно перегибает палку, угрожая США ядерной войной. «Даже если все люди в наших командных пунктах после вражеской ядерной атаки замолчат, неуязвимая система автоматически отправит в полет наши стратегически ракеты из шахт и подводных лодок в правильном направлении», – объявил Киселев в последней передаче. Интересно, сколько его зрителей этой программы задались вопросом: а что будет с ними, когда «замолчат все люди в наших командных пунктах»?

Да, большинство счастливо, абсолютно не представляя себе последствий – от повышения цен буквально на всё до обещанной Киселевым ядерной вой­ны. Но мне интересно, нашим деятелям культуры, подписантам письма министерства культуры, или нашим саратовским интеллектуалам – сторонникам России до Днепра по крайней мере – им комфортно в такой компании? С тем же Киселевым? Хотя, впрочем, напрасный вопрос.

Вот кумир многих философ Дугин, идеолог евразийства, пишет на своей страничке в Интернете накануне многотысячного митинга в Москве: «Марш пятой колонны в Москве. Все, кто примут в нем участие, будут обязательно жестоко наказаны. Это уже не шутки. Это поддержка нашего военного вооруженного врага в нашей собственной стране. Это уже не просто мразь, идеологические противники или думающие иначе: это парад предателей. Они сегодня поднялись против русского народа, против нашего государства, против нашей истории. Они защищают убийц, оккупантов, нацистов и НАТО. Все участники марша пятой колонны приговорены (историей, народом, нами). «Сколько раз ты встретишь его, столько раз его и убей».

Словом, обстановка такая, что даже провластный политолог Сергей Марков всерьез говорит о необходимости физической защиты инакомыслящих. И смешно, и горько.

А ведь что-то подобное было в истории нашей страны. Сто лет назад. Или, если быть точнее, сто лет без четырех с половиной месяцев. В августе 1914 года, когда началась Первая мировая война. Огромные толпы патриотически настроенных граждан выражали поддержку Николаю Второму, громили магазины с немецкими фамилиями на вывесках. Санкт-Петербург срочно стал Петроградом, а тончайшие поэты серебряного века писали стихи о том, как надо убивать гуннов. Потом ввели сухой закон. Начались трудности с продовольствием, а затем и просто голод – и квасной тот патриотизм испарился полностью. 17-й год был уже близко.