Перформанс бьет только раз, но сильно
У меня установилось что-то вроде традиции – каждый год я встречаюсь с греческим театральным режиссером Стаматисом Эфстатиу и пишу об этой встрече. Год назад это было интервью с ним, два года назад – рассказ о презентации мастер-класса и моноспектакль, где единственную роль играл сам Стаматис. В этом году я наконец дозрел и решил пойти на его мастер-класс, презентация которого состоялась в нашем городе. Не буду расписывать подробно упражнения и иные технические моменты – это больше рассказ о собственных впечатлениях о той неделе и последующее послевкусие.
Ритуалы и подвалы
«Утопия» – такое название носит мастер-класс Стаматиса, с которым он приезжал в Саратов в этом году. Этот проект входит в большой «Тетраптих», в котором, помимо «Утопии», значатся «Ожидание», «Метаморфоза» и «Алифия» («Истина»).
В Стаматисе подкупает всё: конкретность мыслей, деликатность, твердость, дисциплинированность и при этом душевность. В конце каждого рабочего дня он непременно скажет «Спасибо тебе» и даже обнимет. Но в процессе работы он – наставник. Репетиции не задерживаются – сказано, в 19:00, значит в это время всё и начнется, максимум минут через десять с учетом вероятных пробок. Опоздавший по определению нарушает тренировочный процесс. Поэтому все приходят вовремя. Еще одно важное условие: никаких шуток. Хотите пошутить – идите в другую комнату и смейтесь там. В конце концов, это не студенческий театральный кружок.
Насчет, кстати, «другой комнаты»: помещение наше размещалось в мастерской молодежного экспериментального театра «На грани», в самом начале улицы Киселева, которая выделяется наличием подвалов и различных организаций, специализирующихся на ритуальных услугах. Мы, понятное дело, работали в подвале. Как потом признается Стаматис, это было самым трудным помещением, в котором ему доводилось работать: маленькая закрытая площадка, огромные колонны, практически отрезающие треть зала. Это, конечно, не свободные просторные залы, но что делать, уж больно удобным было место дислокации – самый центр города.
Износ
В начале первого дня Стаматис говорит, что сейчас мы все начнем делать упражнения. Старожилам, коих большинство, они прекрасно знакомы, но это не значит, что без них можно обойтись.
По правде говоря, я совсем не спортивный человек, и особенно хорошо это понял именно у Стаматиса. После первого дня у меня болела пятка, которая так и не прошла до самого окончания мастер-класса. Зато каждый день к ней прибавлялось что-то новое – рука в районе сгиба локтя, коленки, позвоночник. К концу семинара я шутил, что достиг гармонии: у меня болело всё и потому я ни на чем не акцентировал внимания. Мои же коллеги (а их было одиннадцать человек, не считая Стаматиса и фотографа), кажется, во всяком случае со стороны, не испытывали никакого дискомфорта: более привычные к нагрузкам и театральной жизни (некоторые из ребят, собственно, в «На грани» и играют), они еще до семи вечера, переодевшись, начинали разминать тело и голосовые связки. В общем, насмотрелся я на них и решил, что тоже буду работать над собой.
Человекознание
Театр Стаматиса носит имя «Atropos» и позиционируется как «Театр взаимосвязи». В какой-то мере это мифопоэтический театр, который предпочитает работать не со сложными формами, а, напротив, с некими первоосновами, архетипами. В его театре, пожалуй, именно тело, а не ум главенствует – очень большое внимание уделяется движениям, умению работать синхронно с группой, а также звукоизвлечению. Я говорю именно «звукоизвлечению», потому что порой тебе приходится произносить текст, ну никак в этот контекст не вписывающийся. И ты, соответственно, должен как-то ухитриться и вписать его, произнося с другими интонациями, в совершенно иной манере. Я, например, пел одну песню, а должен был, исходя из ситуации, показать нетерпеливого секретаря, вызывающего на прием. Казалось бы, ну какая здесь связь с «Зорька в озере тонула, сына нянчила Лилит»? Никакой. А надо находить. Кажется, нашел.
Стаматис вообще всегда старается разрушить какие-то устаканившиеся связи. Помнится, он говорил в прошлом году, что ничего не имеет против Станиславского, однако не может не отметить почти повсеместное доминирование его школы или, например, то, что ставятся спектакли, в которых все герои несчастны, а ведь можно поступить и наоборот: показать счастливых людей – не обязательно, но как вариант. Да, всё будет выглядеть совершенно иначе, но ведь это возможно.
В этом плане режиссеру, конечно, повезло с подопечными – большинство из нас посещало все его мастер-классы в Саратове и потому прекрасно понимало, что от них требуется. А я порой не понимал. И дело даже не в том, что Стаматис иногда переходил на английский (все-таки его русский хоть и колоссально продвинулся за год, но не идеален), а в том, что у меня просто не было соответствующего опыта. Впрочем, переспрашивал я не так уж часто.
Импровизация
Вот уж чего было много, так этого. Не стоит думать, что раз Эфстатиу – строгий наставник, то всё движется исключительно в конкретно оговоренных и заданных рамках, по накатанной. По накатанной в принципе быть не могло.
Я бы вообще сравнил эти занятия с джазом, в котором импровизация не подразумевает какофонию. Стаматис дает нам задание и только очерчивает контуры: надо обыграть ту или иную ситуацию, показать при этом несколько обязательных элементов, используя подручные средства. Поначалу задача была достаточно простая. Каждый принес что мог, и мы, соответственно, имели возможность выбора. Потом Стаматису понравилось работать с туалетной бумагой, и всё – с тех пор мы работали только с ней, хотя поначалу подразумевались и альтернативные предметы. К концу мастер-класса мы смеялись: каждый купил где-то три рулона за неделю и потому у нас не было дефицита – на любой вкус и цвет. Тогда мы уже прекрасно знали, в каких номерах какая бумага проявит себя лучше: например, мягкую и рвущуюся по шву удобно использовать при изображении маленьких предметов, в то время как грубые дешевые рулоны по восемь рублей пойдут, скажем так, на «эпические полотна».
А еще мы были вольны обращаться с выученным текстом – произносим только то, что считаем нужным. Под текстом я подразумеваю песню (обязательный элемент любого мастер-класса грека) плюс отрывок из «Мы» Замятина. Да и выбор отрывка тоже был вольным – я, например, просто открыл роман на первой попавшейся странице и ткнул пальцем. Мне понравилось. Дома я разучил уже всю сценку, представил, как буду показывать каждое слово, но когда пришел на мастер-класс, выяснилось, что Стаматис приготовил для нас совсем другое.
Непонимание
К сожалению, этот момент нельзя обойти вниманием, потому что он непременно присутствует, когда речь заходит об авангардном театре. Когда идешь в традиционный реалистический театр, тогда всё более или менее понятно. Даже если тебе что-то не понравилось, ты можешь сказать, почему: поверхностно, скучно, неоригинально, пошло, затянуто и т. д. и т. п. В модернистском и авангардном театре всё уже не так просто: многие эти критерии не особо работают, да и для понимания надо прикладывать куда больше усилий. Здесь почти всегда идет строгое размежевание публики: на тех, кто в восторге от увиденного, и тех, кто считает, что показанное – бездарно. Частенько последние не могут объяснить, что им не понравилось и почему, тогда в ход идет последний довод: «Да это же шарлатаны!» Короче, разговор неминуемо приобретает черты теологического спора. Объясняется шарлатанство просто: «Я там ничего не увидел, там ничего нет». Случается, недовольные могут свою позицию аргументировать. Во всяком случае такой вариант действует в России. В прошлом году, уверенный и всегда конкретно излагающий мысли Стаматис во время интервью, кажется, потерялся лишь в одном эпизоде: когда с сожалением для себя подметил, что только в нашей стране его могут назвать шарлатаном или – хуже – сектантом. Почему – для него загадка. И ведь действительно непонятно, откуда это у нас появилось? Я бы рискнул предположить, что это горькое послевкусие от перестройки и 90-х с их Кашпировским, Гробовым и Лонго. Понятно, что в какой-то момент люди стали просто более подозрительными.
Другой неприятный момент – бестактность. В прошлом году один известный саратовский художник, полагаю, случайно оказался на лекции Стаматиса в «Аrt-Налете» и начал навязчиво разъяснять «как психолог», чего грек добивается своим театром. Пошли теории о том, что режиссер таким образом социализирует интровертов, что Эфстатиу сам интроверт и т. д. и т. п. Закончилось всё тем, что художника попросили реже высказывать свои мысли. Притом попросил не сам Стаматис, а сидевшие в зале.
А вот в этом году такого не было. Все всё поняли, а даже если и не поняли, то не пытались выразить свое возмущение. И это радует.
Результат
Каждый мастер-класс Стаматиса заканчивается перформансом на заглавную тему. Спектаклем это, конечно, не назовешь – и в силу формы подачи, и в силу сырости: разве можно за неделю с нуля сделать что-то годное, не только отрабатывая собственную задумку, но и обучая людей? С другой стороны, не стоит думать, что наша «Утопия» вышла никакой. Думаю, со стороны это выглядело по-своему любопытным.
Вопреки опасениям мы собрали довольно большую аудиторию для того помещения, которым располагали. Впрочем, оценил это я уже по большому счету после спектакля, потому что во время выступления концентрируешься на игре. Наконец, были чисто физические причины, мешавшие это сделать, – работа в маске, да еще и часто спиной к импровизированному «залу». Как выяснилось, почти час в маске в тесном помещении со множеством зрителей превращается если и не в пытку, то во всяком случае может вызвать дискомфорт – это пот, сужение поля обозрения, да и дышать несколько сложнее. Впрочем, повторюсь, я был нездоров.
В этом перформансе смешалось всё – и карнавальная эстетика, и вполне традиционные драматические и комедийные истории-сценки, немного реалистичные, немного сюрреалистичные. Здесь что-то вызывает грусть, а что-то непременно заставит улыбнуться. Впрочем, логичнее говорить в прошедшем времени, поскольку этот перформанс, как и любой другой, – явление разовое. Судя по всему, не все это поняли. Во всяком случае некоторые люди, не попавшие на представление, потом спрашивали меня: «А когда вы его еще покажете?» «Никогда», – отвечал я. Почти уверенно. Перформанс на то и перформанс – бьет только раз, но сильно.
Остается, пожалуй, только один, но самый главный для меня вопрос: что это отнюдь не дешевое удовольствие дало? Честно говоря, не знаю. До сих пор не могу сказать и точно для себя сформулировать. Еще несколько лет назад я дал себе установку на то, что буду стараться развиваться и познавать самые разнообразные формы искусства, и театр здесь стал одним из краеугольных камней. До того, чтобы пойти к Стаматису, я дозревал три года: и платить за мастер-класс было страшно, и поначалу, что уж говорить, я не был уверен, что Стаматис – это не упоминавшийся ранее шарлатан. Но в прошлом году эти сомнения окончательно развеялись, особенно после замечания грека, что шарлатаны – это люди, которые калечат, приносят не пользу, а вред, а от него какой вред может быть?
И вправду, никакого вреда, только польза. Действительно, есть ощущение, что я несколько лучше стал понимать концепт «утопия», его скрытые смыслы, лучше стал чувствовать свое тело, наконец, познакомился с театральной деятельностью изнутри и понял, что то, что попадает на глаза зрителю, – это лишь верхушка айсберга, что почти 90 процентов того, из чего составляется спектакль, во всяком случае авангардный, остается «за кадром», «режется». Пускай это знакомство было очень коротким, пускай только с одной из форм театра, но все равно опыт есть опыт, раньше его не было вообще: я ведь даже никогда, будучи студентом, толком не интересовался и не занимался всем этим, играя в студенческих постановках, потому что «надо». А теперь было «надо» уже мне.
