«Выявили, выявили!»
В поликлинику я отправилась не из-за больших проблем, а так, немного подлечиться. Чтобы совесть была спокойна: сходила, поборолась за качество жизни. Меня отправили сдавать анализы и пройти флюорографию. Так положено.
Потом мне всё было некогда сходить за результатами обследования. И вдруг – звонок из поликлиники. Мол, с флюорографией не всё гладко. Надо пройти дообследование. Говоря проще, рентген. Его мне и сделали в поликлинике. В двух проекциях.
И вокруг меня закрутился хоровод из белых халатов. Терапевт расспрашивала, с кем я контактировала последнее время, как себя чувствую. Нет ли слабости, одышки. Ничего похожего не было. Коллеги доктора уверяли меня, что так бывает. Иногда при такой болезни больные чувствуют подъем. Физический, не душевный. Я не хотела верить, но вокруг меня звучало: «Выявили, выявили».
Успокаивали. Недавно вот «выявили» у парня, кровь с молоком, из более чем благополучной семьи. Заразился в институте. Разумеется, вылечили.
Началась беготня. Всего и не упомнишь. Сначала за результатами флюорографии последних лет. На бумажном носителе, потом на диске. Специфический анализ: плевала с утра в баночку.
Затем я оказалась в туберкулезном диспансере. Снова рентген. Раз семь или восемь. Потом прием. Опять расспросы. С кем живу, в каком доме, были ли стрессы, которые могли спровоцировать болезнь. От чего умирали родственники, не было ли болезни в семье. И еще курю ли я. Пришлось признаться. В оправдание добавила, что мне дочь велит курить. Чтобы тело износилось раньше, чем голова. Настораживающая наследственность. Полтора часа на приеме.
Меня отправили погулять на пару часов. Сказали, что будет консилиум. В ожидании врачебного вердикта я прогуливалась по близлежащим магазинам. Думала, не купить ли мне новые тапки. Нет, не белые – но ведь придется лечь в больницу. Конечно, болезнь социальная, но вдруг там все будут в новых тапках? И еще переживала. Все планы на ближайшее время летели в тартарары. Ведь лечиться надо долгие месяцы. Говорят, серьезными антибиотиками.
Я уже начала бояться дамочек, с которыми мне придется лежать в палате. Социальной болезнью, должно быть, болеет специфический контингент. Одна моя знакомая недавно лежала в палате на восьмерых. Когда сопалатницы разгадывали кроссворды, она всегда знала ответ. Интеллект не спрячешь. Вскоре ей сказали: «Молчи!» Мне было страшно, что придется молчать, скрывая свой, извините, какой-никакой ум, но и еще слушать храп по ночам. К тому же я опасалась заразиться по-настоящему, ведь я не чувствовала себя больной.
Но зато после лечения направляют на реабилитацию. Говорят, в очень приличные санатории. Хорошие условия и куча свободного времени. В таких условиях оздоравливающиеся заводят санаторные романы. Чем я хуже других? Пообещала мужу завести любовника.
Когда я пришла за результатами консилиума, врач спросила, есть ли у меня родинка на спине. А ведь она там есть!
Для закрепления результата мне пришлось сделать компьютерную томографию. Очага в легких не нашли. Чтобы окончательно убедиться, что я страдаю родинкой на спине, меня направили на тест. Типа манту. Снова отрицательный результат.
Всё закончилось хорошо. Без диспансера и без санатория. Но целых две недели у меня в ушах звучало: «Выявили». Чтобы это опровергнуть, пришлось потратить уйму времени на посещение медучреждений. Это сопровождалось моральными, не побоюсь сказать, страданиями. Вроде и обижаться не на кого, а какая-то досада в душе осталась.