Страшно, аж жуть! Или не страшно ничуть?
Страхи передаются по наследству. Причем только по мужской линии. То есть негативные события, имевшие место в жизни предыдущих поколений, могут накладывать отпечаток на поведение их потомков. Передается такой страх «благодаря» генетической памяти. К таким выводам пришли ученые Брайан Диас и Керри Ресслер из Медицинского центра Университета Эмори в Атланте. Их доклад был опубликован в начале декабря в Nature Neuroscience – научном журнале, печатающем последние достижения в области нейробиологии.
В наших страхах виноваты гены?
Опыты американские ученые проводили на мышах. В рамках эксперимента грызунов приучили бояться определенного запаха. Всякий раз, когда мышей били током, стрессовую ситуацию сопровождали ароматом цветущей черемухи. Потом удары током убрали, однако рефлекс, заставлявший мышей обращаться в бегство от одного только запаха, остался.
Самое интересное, что этот негативный жизненный опыт мышей настолько впечатался в их сознание и гены, что те передали страх своим потомкам. Дети и внуки грызунов, которых током никто никогда не бил и вообще никак не пугал, боялись запаха черемухи, как огня. Стоит отметить, что для чистоты эксперимента ученые исключили всякий контакт «напуганных» мышей со своими будущими родственниками.
Согласно исследованию, наследственная память передается только по мужской линии, от самцов, поскольку изменения ДНК были обнаружены только в сперматозоидах и совсем не затрагивали яйцеклетки.
По мнению исследователей, полученные ими результаты подтверждают теорию, согласно которой окружающая среда может влиять на структуру генов, и эти изменения в свою очередь передаются последующим поколениям. То есть жизненный опыт родителя, даже до зачатия, значительно влияет на структуру и функцию нервной системы последующих поколений, резюмировали свой доклад ученые.
«Газета недели» решила подойти к проблеме страха с разных сторон – медицинской и психологической, исторической и политологической, философской и религиозной. Что это за чувство такое, страх, и какова его природа, в чем польза боязни, а в чем вред, спросили мы у наших экспертов.
Меньше всего мы боимся старости и ужесточения политического режима
Всё больше россиян характеризуют чувства большинства окружающих их людей как ожесточение, агрессию, страх, отчаяние, обиду и зависть. Если в 2010 году на подобный «букет» эмоций указывали 30% респондентов, то в этом году уже 40%. Таковы данные социологического опроса, проведенного в ноябре Левада-Центром.
Вместе с ростом негативных установок россияне испытывают спад позитивных. Три года назад надежду, достоинство, уверенность, свободу, гордость и ответственность в поведении окружающих наблюдали 41% жителей, сейчас всего 30%.
Исследовательский центр также выяснил, с какими чувствами россияне смотрят в будущее и чего они больше всего боятся.
О том, что будущее вызывает у них беспокойство, ответили 58% респондентов (в 2011 году так думали 47% опрошенных). Выяснилось, что в этом году больше всего россиян – 49% – боятся болезней близких и детей. Собственных болезней и мучений страшатся 28%. Бедность и нищета пугает 25% жителей страны, смерть – 21%. Самыми непопулярными страхами оказались ужесточение политического режима и старость. Их выбрали только 11% опрошенных.
Михаил Богатов, кандидат философских наук, доцент кафедры теоретической и социальной философии СГУ:
МЫ ТАК СВЫКЛИСЬ С БЕЗЫСХОДНОСТЬЮ, ЧТО СТАЛИ ИСТЕРИЧНО ВЕСЕЛЫ
– Что есть страх и какова его природа?
– Определенно можно сказать, что страх не принадлежит одному только человеку. Мы его разделяем со всеми живыми существами. На то, что живое способно бояться, обращал внимание еще Аристотель в IV веке до нашей эры. Но человек сознателен, поэтому и страхи распознаются им преимущественно в сознании, то есть мы, в отличие от многих иных обитателей планеты, понимаем страх.
Мудрость, заключенная в языке, указывает нам также на то, что не человек владеет страхом, но он им. И в зависимости от развитости живого существа оно как может реагирует на эту власть.
– Какие формы может принимать страх?
– Существует множество классификаций. Мне импонирует такая: всё, что происходит и случается с нами не по своей воле, мы так или иначе стремимся освоить. Мышление, неожиданно имеющее дело с тем, что его охватывает, постепенно осваивает эту форму в качестве собственного поведения.
Немецкий философ Мартин Хайдеггер в 1927 году в связи с этим обстоятельством проводит интересное деление. Скажем, у человека имеется глубинная тревога – такая, которую он сам не осознает, но сознание его при этом, напротив, полностью погружено в нее. Описать ее можно как состояние предельного одиночества, которое мы чаще всего не хотим замечать. Испытывающий такую тревогу мало чего будет бояться, потому что на фоне подлинного, глубинного страха все остальные страхи просто неуместны. Это своего рода экзистенциальное измерение страха.
Если таковой тревоги нет, человека охватывает скука, сознание же его, привыкшее уже справляться со страхом, требует применения своих навыков. Тогда возникают сознательные страхи, так называемые боязни и фобии. Это уже психологическое измерение страха, кстати, неплохо исследованное психоанализом. Фобии вполне поддаются если и не лечению, то перенесению и трансформации в другие, менее травматичные для того, кто их испытывает, состояния. Такой перенос называется реабилитацией.
– Нужно ли бороться со страхом?
– Если мы говорим о той глубинной тревоге, то бороться с ней невозможно. Ее можно лишь освоить. Можно научиться быть в таком состоянии, пережидая его завершения. То, что начинает нами править внезапно и не по нашей воле, от одних только наших желаний избавиться от этого не исчезнет. Греки, кстати, так же относились и к любовной страсти.
Люди – очень изобретательные существа, и мы можем наблюдать огромное множество приемов, при помощи которых они освоили свою тревогу. Например, ложно позитивный прием, имеющий тяжелые последствия, когда человек говорит себе: «Никакой тревоги нет, всё в порядке». Более сложный прием – присмотреться внимательнее к своему настрою, в котором проходит большая часть повседневных дел и постараться донести до сознания то, каков ты теперь, в каком режиме существуешь. Этот прием предлагали античные стоики, к числу которых относились как император Марк Аврелий, так и раб Эпиктет.
Если же говорить об избавлении от сознательных страхов, которые мы сами себе навязываем, о фобиях, то они вполне поддаются лечению. Однако пока психология не поймет того, что внимание следует обращать на саму потребность сознания в страхе, желании его испытывать, бороться с придуманным нет смысла. Это будет похоже на битву с ветряными мельницами.
– В свете последних научных исследований, проведенных на мышах, можно ли предположить, что пассивность и даже некая трусость русского народа сегодня – это заслуга многочисленных травмирующих событий в жизни наших предков?
– Во-первых, мы слишком мало знаем о том, что в нашей крови каким образом действует. Все спекуляции на этот счет зачастую носят идеологический характер. Можно лишь сказать, что происходящее с нами сейчас несет на себе отпечатки прошлого. Но на вопросы, каким образом, почему и что с этим делать, ответить пока не могут ни генетики, ни политтехнологи. Они могут это использовать, но не объяснить.
Во-вторых, если уж говорить о русском народе, который является сложнейшим образованием, и о его пассивности, то я бы сказал, что безысходность и закрытость нашей жизни от жизни всех других людей в мире свидетельствует как раз о наличии той глубинной тревоги, экзистенциальном страхе, который владеет всем в этой стране. Потому-то нам и кажутся смешными все эти психоаналитические фобии из японских и американских фильмов ужасов.
В благополучном обществе страх угрожающее врывается лишь на время. Вспомните теракты 11 сентября в США и реакцию американского народа. В нашей же стране давление скверны прописано постоянно. С ним рождаются, живут и умирают. Реальность для нас настолько ничем не обеспечена, что для стороннего наблюдателя мы можем выглядеть, напротив, самыми бесстрашными людьми. Мы глубоко свыклись с безысходностью, а потому на сознательном уровне зачастую истерично веселы. И это лучше всякого объяснения демонстрируют русские народные песни, в которых оба этих момента самым интимным образом переплетены.
Сергей Левит, психотерапевт:
СТРАХ – ЭТО ОДИН ИЗ МЕХАНИЗМОВ ВЫЖИВАНИЯ
– С точки зрения психологии страх – это врожденная эмоция, которая возникает в ответ на реальную или воображаемую опасность. Страх мобилизует организм на уход из опасной ситуации.
Расплывчатый, длительный и смутный страх по поводу будущих событий называют тревогой, то есть человек ждет чего-то плохого, но не знает точно, когда это плохое на него набросится.
Есть много различных классификаций страхов. Например, все страхи можно разделить на два вида: страх за жизнь и здоровье и страх общественного осуждения, когда человек боится ударить в грязь лицом.
Стоит различать страхи и фобии. Страх – это врожденная эмоция, а фобия – это приобретенное расстройство, которое относится к неврозам. При фобиях тревогу и страх вызывают объекты и ситуации, объективно в данный момент не опасные. Это могут быть открытые пространства, закрытые помещения, жучки-паучки, мышки и прочее. Человек головой понимает, что реальной опасности нет, но поделать со своим страхом ничего не может.
Страхам в ответ на реальную опасность подвержены все психически здоровые люди – это один из механизмов выживания в природе. Невротическим страхам, то есть фобиям, подвержены примерно 10 процентов населения.
Что касается лечения, то здесь есть два варианта. Если страх – это проявление психического расстройства, то его надо обязательно лечить. Длительное пребывание в страхе и тревоге плохо сказывается на физическом здоровье и может привести к депрессии, когда в нервной системе от напряжения у человека, что называется, «выбивает пробки».
Однако страх может идти не только во вред личности, но и на пользу. Например, страх смерти – при отсутствии реальной угрозы – мучает тех людей, у которых жизнь проходит мимо. Максимальная вовлеченность в жизнь и личностный рост делают человека спокойным. Такой человек свою смерть просто не успеет заметить.
Дмитрий Чернышевский, политолог, историк:
ГЕНЕТИЧЕСКОГО СТРАХА В НАС НЕТ, ЕСТЬ СОЦИАЛЬНЫЕ МЕХАНИЗМЫ АДАПТАЦИИ
– Наша история знает много событий, которые могли бы, следуя логике эксперимента на мышах, наложить серьезный отпечаток на наше восприятие мира. Монголо-татарское иго, крепостничество, социализм – могли ли они сделать нас трусливыми?
– Во-первых, человек – не мышь, и его поведение несколько другими механизмами регулируется. Сознательный социальный фактор здесь большую роль играет, чем генетическая предрасположенность. Вы знаете, что один и тот же психологический тип у преступников и полицейских? И только от социальных условий – воспитания, среды – зависит, станет человек преступником или, наоборот, будет с преступностью бороться.
Во-вторых, я, честно говоря, не замечаю никакой особой трусости в русском народе, не вижу я травмирующих последствий ни у социализма, ни у крепостничества, ни у прочих событий. Думаю, что они очень преувеличены в психологических схемах, которые в массовом сознании иногда мелькают. Как Пушкин говорил о крепостных: «Взгляните на русского крестьянина, есть ли тень рабского унижения в его поступи и речи?»
Так же и про социализм можно сказать. Я жил в эти годы и не помню, чтобы нас воспитывали трусами или страх закладывался с детства в нашей памяти. Так что это, скорее, поверхностная аналогия, хотя, безусловно, в исторической памяти народа звучат события, которые с ним происходят. И печать свою эти события накладывают. Правда, это больше через культуру, через социальные механизмы поведения действует, чем через такую тонкую вещь, как генетика, которая к тому же в течение одного-двух поколений проявиться толком не может.
– Вы говорите, что нет страха в русском народе?
– Ну а какой страх-то?! Если бы мы были трусливыми, мы бы давным-давно все войны проиграли, а этого нет. Нет у нас никакого генетического страха. Есть социальные механизмы адаптации к существованию в очень сложных условиях, прежде всего сложных с точки зрения климата. Не стоит всё сводить к страху. В нас есть негатив!
Мы самая северная и самая холодная страна. И долгое время были самой малонаселенной из великих держав. Франция при Людовике IV была в два раза больше населена, чем Россия при Петре I. Это только в XX веке мы стали такими великими. У нас население 200 миллионов, и мы считаем себя круче всей Европы. А до этого Россия всегда была маленькой, заштатной, малонаселенной, но огромной по территории страной.
Чтобы выжить в условиях враждебного окружения, мы создавали мощное государство, которое жестко ограничивало права людей и накладывало на них всякие обязанности.
В той социальной системе была высока роль насилия. Но если бы всё строилось на одном страхе, никогда бы на одну шестую часть суши государство не создали, побед своих над Наполеоном, над Гитлером не одержали, в космос бы не полетели.
Я говорю о таких вещах, потому что генетика оперирует очень длинными историческими периодами.
От истории нам досталось то, что сейчас бы и не нужно, – гипертрофия государственного начала и каких-то полицейских институтов. Все люди сейчас вам скажут, что нам необходимо другое общество. Общество, где будет больше свободы, больше творчества. Чтобы эффект был для всех.
Старым методом – построили всех в колонну и шагом марш вперед – сейчас уже ничего не добьешься. Времена изменились. Но говорить о том, что мы, как «доброжелатели» приписывают, нация рабов, – это глупость и неправда. Это не подтверждается ни историей, ни нашей современной жизнью.
– Может ли страх пойти на пользу обществу?
– Страх придуман природой для того, чтобы спасать организмы. Когда организму страшно, он включает защитные механизмы. Другое дело, каковы пропорции страха. Жить в страхе нельзя. Это калечит душу, это разрушает психику человека, он не может долго выдерживать такого напряжения. Общество, основанное на одном страхе, существовать не может. Я, честно говоря, как историк, не знаю таких обществ.
Страх не должен быть главным социальным механизмом. Даже итальянский политический деятель Никколо Макиавелли, когда писал своего «Государя», замечал, как плохо, когда правителя только боятся. Надо, чтобы правителя еще и любили. А ведь «Государь» – это, можно сказать, пособие для тиранов ХХ столетия.
Если мы будем говорить о нормальных государственных деятелях, которые не по Макиавелли свою политику строят, то они вообще другие цели и ценности преследуют. Поэтому страха в обществе должно быть в меру, чтобы люди закон побаивались нарушать. Однако построить всё общество на страхе абсолютно невозможно, это будет больное общество.
Василий Куценко, клирик саратовского храма во имя святых первоверховных апостолов Петра и Павла:
ЕСТЬ ТАКОЙ СТРАХ, КОТОРЫЙ СЧИТАЕТСЯ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ
– Что такое страх с точки зрения церкви? Где находятся источники страха?
– Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо обратиться к Священному Писанию. Третья глава книги Бытия – первой книги Библии – рассказывает о грехопадении прародителей. Нарушив заповедь божию, скрылись от бога. «Услышали (Адам и жена его) голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая. И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты? Он сказал: голос Твой я услышал в раю и убоялся, потому что я наг, и скрылся».
Адам боится предстать пред богом, стыдится, потому что начинает понимать, что совершил грех. Поэтому можно сделать вывод, что страх есть следствие греховности. И именно после грехопадения страх входит в жизнь человека. Страх является одним из проявлений человеческой греховности.
– Нужно ли разделять страхи на плотские и духовные? Светлые и темные?
– Несомненно, что страх и его проявления могут быть различными. Например, кто-то боится злой собаки, кто-то – возвращаться с работы в темное время суток, а кто-то – старости или одиночества. Это страхи разного плана. Но если мы говорим, что страх связан с греховностью человека, значит главная причина всех страхов одна.
Священное Писание говорит о том, что Господь Бог может избавить человека от любых страхов. «Господь – свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут. Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться».
Никто и ничто не может устрашить человека, если человек имеет твердую веру и упование на бога. Эта мысль неоднократно повторяется в Священном Писании. Например, в одном из самых известных и любимых верующими 90-м Псалме: «Он (Господь Бог) избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым. Ибо ты [сказал]: «Господь – упование мое»; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему; ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею; на аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона».
Но есть один вид страха, который считается добродетелью, и каждый верующий человек должен стремиться иметь такой страх.
– Расскажите, что же это за страх? Нужно ли вообще бояться страхов или они могут принести пользу?
– Бояться ничего не нужно. Об этом говорит Священное Писание. Господь защищает человека, поэтому вера и надежда на бога должны помогать нам в преодолении своих личных страхов.
Но есть один вид страха, который нужно не преодолевать, а, наоборот, стремиться обрести. В церковном языке есть такое слово – «стяжать». Означает оно «добыть», «получить», «приобрести». Так вот, нужно стремиться стяжать страх божий.
Что такое страх божий? Святые отцы церкви выделили три образа в отношениях человека к богу – раб, наемник и сын. Раб боится бога из-за страха наказания. Наемник желает только лишь заработать награду, в этом случае страх божий связан с определенной долей корысти. Два этих образа – раба и наемника, – хотя и ограждают человека от греха, но все же представляются чем-то несовершенным.
Сын тоже боится бога. Но боится не из-за возможного наказания или лишения вознаграждения. Можно привести пример из обычной жизни: один человек боится своих родителей, потому что они могут наказать его или лишить денег, а другой человек боится огорчить родителей, причинить им боль, не оправдать их любовь и заботу. Это страх сына. И страх этот связан с любовью и верой в бога. Священное Писание говорит об этом страхе: «Начало премудрости – страх Господень».
Согрешая, человек воздвигает стену между собой и богом, закрывает себя для любви божией, прогоняет от себя эту любовь. Страх божий – страх потерять любовь. Любовь же способна преодолеть всякий страх, о чем и говорит святой апостол Иоанн Богослов: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви».