Я в людей ни разу в жизни не стрелял. Не решился я, короче
«Уважаемые чины самого высокого ранга правоохранительной системы, обратите внимание на то, что мы уже начали стрелять друг в друга, значит, дело дошло до крайностей, до нелепостей, и Вам уже пора обратить внимание на жалобы граждан по нарушению наших конституционных прав», – писал в марте 2012 года генеральному прокурору РФ Юрию Чайке, председателю Следственного комитета РФ Александру Бастрыкину, министру юстиции РФ Александру Коновалову фермер из Энгельсского района Сергей Малафей.
А хотел этот человек, обрабатывающий землю в последние 20 лет своей жизни, чтобы восторжествовала справедливость и чтобы было в Саратовской области возбуждено уголовное дело против капитана полиции Чингиза Мусаева 1967 года рождения и старших лейтенантов полиции Александра Коваленко 1985 года рождения и Артема Лытцова 1986 года рождения.
Сергей принес в редакцию нашей газеты бумаги. Справку о побоях, копию рапорта про возможную крупную партию наркотических средств в его фермерском доме за подписью Чингиза Ибадуллаевича Мусаева, заявление уполномоченному по защите прав предпринимателей при президенте РФ. «Я обращаюсь везде, – говорит он. – Но все бумаги возвращаются в прокуратуру, где мне говорят, что всё в порядке. Но я не могу даже постановление суда о законности проведения обыска отменить».
– То есть вы хотите добиться правды и справедливости? – уточняю.
– Да. И напишите, что я это буду делать добросовестно.
– Вы еще не поняли, что не добьетесь?
– Надо пытаться, – говорит он.
И я понимаю, что он будет доказывать свою правду государству, даже если так до самой смерти и не найдет у него нужного отклика. Не успокоится он, потому как не может жить нормальной жизнью маленького российского человека аж с осени 2011 года.
– 4 ноября 2011 года в окно моего дома в поселке Взлетный в три часа ночи постучали. Я один в доме, жена и сын в городе ночуют. Подхожу к окну, вижу, мужик небритый стоит и говорит: «Вам телеграмма». Я удивился: «Ты что, три часа, какая телеграмма?» А он: «Ну, тут ваша фамилия, адрес ваш. Я окно пластиковое приоткрыл, говорю – давай. А он меня убеждает, что надо расписаться. Пока мы с ним препирались, я разглядел, что между стен в уголок прижался человек в маске с прорезью для глаз – натуральный киллер – и пистолет держит в руках. Ну, явно не телеграмма, думаю. Закрываю окно, бегу к сейфу, там лежит ружье охотничье и пистолет травматический. Ружье надо собирать, а «Оса» заряжена. Хватаю ее, бегу к телефону, набираю «02», сообщаю о нападении людей с оружием, в масках. В это время они – там, оказывается, трое было в масках с пистолетом – выламывают двери. Двери эти – что? Для честных людей – с крючочком.
Я разговариваю по телефону и вижу: из-за косяка двери кухонной комнаты появляется ствол пистолета. Ну и в направление пистолета делаю выстрел. Светошумовой первый. Это просто вспышка и грохот. Потом по инерции еще два раза нажимаю на курок. Летят уже резиновые пули. Одна пуля ударяется в потолок, вторая ударяет в ногу человека. Он пятится назад. А там же еще двое за ним. Короче говоря, кастрюли падают с полок, гремят, пули свистят, люди друг на друга падают. Потом выбегают они на улицу, я думал, что совсем, а они за углом остановились. Потому что я, когда вышел, включил свет, они по лампе начали бить камнями.
Я снова в милицию звонить. Раз пять в общей сложности звонил, и вот в очередной раз они мне говорят: «Ты ж не представился, мы поэтому вызов не приняли». Хотя они слышали выстрелы, и адрес я называл. Называю теперь фамилию, имя, отчество, год рождения, и они отвечают, что приняли вызов.
Звоню сыну, говорю, что на меня напали вооруженные в масках люди. Сын берет зятя, они берут свое травматическое оружие, мчатся сюда. И эти, которые у меня во дворе, смотрю, вызывают подкрепление. Собралось их много. Жена соседям уже позвонила. Соседи на ногах, перезваниваются все. Сын подъезжает, я боюсь, что те, что за углом, кинутся на сына, я же их воспринимаю как бандитов. В «Осе» у меня еще один патрон, ружье уже заряжено. Выбегаю за угол и вижу в упор затылки этих троих в масках.
Я в людей ни разу в жизни не стрелял. Как быть, что делать? Не решился я, короче. Так мне показалось, что мамы их не поймут, зачем я убиваю. Это ж мгновенно осознаешь. Ракетой заряжен был у меня пистолет. И если б я в затылок ему выстрелил, я б его убил. Я отвожу руку в сторону и стреляю наискосок и вверх. Одни падают на коленки, другие под машину прячутся. Я назад в дом забежал.
У сына оружие отняли. В машине у него была видеокамера, флеш-носители, их тоже украли. Сын мне звонит и говорит, что это наркоконтроль. И что они хотят провести обыск в доме. Я включаю голову: с какой стати? Если у них всё правильно, всё законно, зачем комедия с телеграммой? Что-то тут не так, думаю. Наверное, когда забегали во двор, что-то бросили, а теперь приведут понятых и найдут, что спрятали. Их представитель взял уже трубку у сына и угрожает мне по телефону, что дом окружен, сейчас начнут стрелять из гранатометов по стеклам. Я им говорю: «Коль скоро вы себя так повели, значит, что-то не так. Пусть приезжает представитель прокуратуры, адвокат, в понятых возьмите соседей. Все вместе заходите». До восьми утра я их продержал на улице.
Потом приезжает какой-то дядька. Их представитель говорит, что это прокурор, а адвоката не могли найти, мол. Потом оказалось, что с прокурором они разыграли комедию. Их человек это подъехал просто. Я запустил эту ватагу, мне руки за спиной скрутили, наручники надели, сыну тоже. Один из тех, кто заходил – Мусаев, – зачитывает постановления, что в случаях, не терпящих отлагательств... В общем, полный бред про неустановленного мужчину в неустановленном месте... И адрес, по которому надо провести обыск. Я говорю: «А чего это вы? Адрес-то другой, вы что, за несколько часов, что у дома были, на стенке не смогли номер прочитать?» Сам оглядываюсь вокруг: милиционер раненый, двери выломаны, я в наручниках, но вообще-то, оказывается, случилась ошибка с адресом.
– Счас будет твой, – говорят. На ноутбуке берут шаблон постановления, вставляют мой адрес. Спрашивают: «Твой?» «Ну, теперь мой», – соглашаюсь.
Заходит женщина с собакой. Соседа, приведенного в понятые, выгоняют. Привезли своих, оказывается, в наш поселок Взлетный из Саратова. Один работает стажером у них, второй вообще не знаю откуда. Собака нюхает. Кругом толпа. Собака ничего не находит. Я в наручниках к батарее пристегнутый. Уже два часа дня. Они между собой начинают переговариваться: «А зачем мы сюда пришли? Ничего тут нету». Потом ко мне уже обращаются: «Эй, мужик, мы чё к тебе приходили?» Я им говорю: «Я ж откуда знаю». Называют мне фамилию, спрашивают, знаю ли я ее. Говорю, что нет. Другую называют. Тоже не знаю.
Высказываю им свою версию, что буквально до них незадолго приходил человек, который занимается демонтажем оросительной системы. Совхоз «Октябрь» раньше был здесь, земли орошаемые. И представители ОВД организовали демонтаж стальных труб. Ну или не знаю как. Но экскаватор копал, милиция энгельсская из пятого отдела охраняла. Заехали на мое вспаханное поле, подготовленное к работе. Я, естественно, недоволен. Жаловался потом. Они на меня внимания не обращали. В конечном итоге, когда выкапывали теплотрассу, задели линию электропередач. А так получилось, что провода перехлестнулись, и у всех всё сгорело.
Вот я им объясняю и говорю, что ждал, что из пятого отдела ко мне придут «разбираться». Обещали потому что. Они говорят: «Да мы знаем про это дело. Но это не мы. Этот бизнес прокурорские курируют. И мы вряд ли по этому поводу пришли». Продолжают между собой выяснять. Потом один из двоих постарше отчитывается по телефону, что обыск по такому-то адресу провели – ничего нет. У них диалог. Потом выдается версия: «Тёлка залетела. Поэтому мы к тебе пришли». Я говорю, что животноводством уже давно не занимаюсь. Они меня спрашивают: «Ты, чё, с Луны?» И переводят со своего языка правоохранительных органов, с языка власти на мой рабоче-крестьянский язык суть дела: два дня назад меня предупреждали, чтобы я повлиял на своего сына, который встречается с девушкой, чтобы она сделала аборт. Да, это было на самом деле, приходил отец девушки. Но у меня волосы дыбом от такой связи.
Оказывается, он каким-то образом связан с наркоконтролем, и вот она – причина, из-за которой всё происходит в последние часы. Слышу от уходящих, что для меня всё только начинается: «счас Шейхмагомедов будет тобой заниматься». Это начальник их пятого отдела, и его особенность, что он жертву свою может избивать в течение суток. И коронный его удар по ушам ладонями рук.
Один из налетчиков заходит в комнату, берет фотоаппарат мой и уходит. Приходит Шейхмагомедов Арип Асадулаевич. Составляются документы, как будто я на улице в них стрелял. Понятые-то ихние, я к батарее пристегнут. Шейхмагомедов постель зачем-то переворачивает. И выходит по их документам, что я виноват во всех смертных грехах. Что они подошли, постучали, аккуратно, вежливо объявили мне, что сейчас будут проводить обыск. Полчаса меня уговаривал, а я их посылал матом. Потом резко открыл дверь и начал по ним стрельбу. И вменялось мне покушение на жизнь сотрудника правоохранительных органов – от 12 минимум лет. И все рапорты подписали, что всё так и было. На улице всё это время были моя жена, дочь, двух адвокатов они с собой привезли. Но их не пустили в дом. А меня посадили в машину и привезли в Саратов на Рабочую, 24.
Подняли на пятый этаж, завели в 515 кабинет. И стали избивать. Мусаев присутствовал, Коваленко и Лытцов. У Коваленко родители в Балашове живут, у Лытцова в селе Павловка. Во время обыска их не было. Они вроде разрабатывали меня. Просто открытой рукой в лицо бьют и не опасаются, что им что-то будет за причинение телесных повреждений и что руку повредят. В милиции обычно остерегаются же это делать. Я падаю. Бьют ногами в живот, по ребрам. От боли ору. Предупреждаю, что недавно операция была на желчном пузыре, что сейчас швы разойдутся. Заходит еще один, видит, что трое бьют, тоже к ним присоединяется. И тут заходит сотрудник службы безопасности Обухов. А я с ним знаком был. Выводит он меня в свой кабинет. И опрашивает. По стрельбе. А что били, говорит, не видел.
В 11 вечера меня оттуда выпускают, а на следующий день вызывают в Следственный комитет в Энгельсе. У следователя солидный материал, из которого видно, что я виноват. И рапорт есть от 3 ноября от Мусаева, который меня пинал, в постановлении на обыск. В нем говорится про оперативно-розыскные мероприятия в отношении Мардоновой Мохрухсор Хусайновны и что я неустановленный мужчина, который приготовил для нее крупную партию героина. Если б они действительно меня разрабатывали, то знали бы, что по адресу в поселке Взлетный у меня зарегистрировано оружие. И они бы не в шапочках вязаных ко мне пришли. Но в Следственном комитете доказать свое не получилось, потому что 20 человек написали в рапорте свои версии.
Дальше судят сына за неповиновение сотрудникам правоохранительных органов. Мы объясняем свое, представители полиции свое. Судья делает заключение, что мы обманываем, что представитель при исполнении не будет врать, а мы хотим уйти от ответственности. 500 рублей штрафа сыну дают, а меня еще раз предупреждают, что я буду сидеть как миленький. И один из полицейских советует пойти к начальнику УФСКН по Саратовской области генералу Иванову и поговорить с ним. И намекает, что у нас нет ни суда, ни следствия, но что генерал скажет, то и будет.
Я составил план беседы, подготовился. Он меня принял. Выслушал. Говорит, что 20 его человек доказывают одно, а я другое, и кому ему верить? Я отвечаю, что своим, конечно. Он мне рассказывает, что много перенес из-за меня. Я разрешение у него спросил ответить грубо, он разрешил. Я сказал, что мы с ним какашек наелись, а ради чего? Обороноспособность страны повысилась, кто-то богаче стал? А он мне говорит, что легче было бы меня убить. Через окно стрельнуть в голову. Описали бы труп и что в одной руке у меня было ружье, в другой пистолет. «А сейчас вот ты пришел, натоптал, полы после тебя вытирать придется», – шутит вроде. А потом вызвал своих замов и дал команду от меня отстать, дескать, нечего мне в тюрьме 12 лет париться, пыль я могу и в поле глотать. И пользы от меня там больше будет.
Я к следователю в Энгельсе. Ему, видно, еще команду не дали. Я настаиваю, что была команда от генерала, он не верит, пугает тюрьмой. Ему дело надо в суд сдавать. Он переопрашивать никого не хочет. Я звоню по телефону, который мне дал генерал. Меня успокаивают. Через некоторое время он меня вызывает и говорит, что, конечно, я не виноват. Что отпечатки от пуль в доме он нашел и что звонки мои в милиции зафиксированы о нападении, а оговорили меня 20 врунов. Потом я еще точнее формулировку услышал: «Мы никогда ничего не возбудим против своих, какими бы моральными уродами они ни были...»
Записала Ольга Копшева