«Теллурия»
«Вы либерал? Православный патриот? Державник? Нацист? Коммунист? Монархист? Гомосексуалист? Натурал? Зоофил? Каннибал? Спешите приобрести эту книгу! В какой-то из полусотни глав, составляющих книгу, вы обязательно найдете то, что будет созвучно именно вашей душе...» Примерно так могла бы выглядеть рекламная аннотация к книге Владимира Сорокина «Теллурия» (М., «АСТ», «CORPUS», 2013), если бы рафинированные его издатели намеревались продать не двадцать, а двести тысяч экземпляров, и потому не чурались активного продвижения товара и агрессивного маркетинга.
Сорокин, кумир тонкой – и оттого, увы, коммерчески ограниченной – прослойки интеллигенции, наконец создал продукт более широкого потребления. Правда, для того чтобы продемонстрировать этот веер возможностей, автору пришлось расчленить Россию, но чего не сделаешь ради чистоты эксперимента! Тем более что даже у территории, где тесно от пограничных столбиков, есть нечто, что всех как-то сближает. Нет, это не язык, не культура и не мифические «духовные скрепы», популярные у нынешних идеологов. Это гвозди. Не простые, а сделанные из теллура. Во вселенной Сорокина теллуровый гвоздь, вбитый в нужное место на черепе человека, становится мощнейшим наркотиком. В видениях, навеянных теллуром, трус получает отвагу, верующий – бога, философ – истину, страдалец – забвение, перверт – все мыслимые запретные удовольствия, вдова – встречу с мужем, Каин – раскаянье и так далее. «Эти сны тоже явь. Это целый мир. Человек не потеряет ничего, он только приобретет, ибо его мир станет несравненно ярче. Теллур дарует вам целый мир. Основательный, правдоподобный, живой, дарит тебе восприятие отдаленнейших потомков и отдаленнейших предков, какого ты никогда не достигнешь в реальной жизни, он возбуждает в мозгу нашем самые сокровенные желания...»
Каюсь, мы сейчас совершили подлог: смешали цитаты из сорокинской «Теллурии» и «Хищных вещей века» братьев Стругацких. В жизни не догадаетесь, где что. Речь не идет о буквальной краже у Стругацких, но и оригинальной главную идею «Теллурии» не назовешь. Книга прочитана, осадочек остался.
