Волки и медведи

«Его шутовство утомляло сильнее, чем брань или открытое противодействие, – главным образом из-за того, что я не понимал, чего он хочет...» Цитата из романа «Волки и медведи» (СПб., «Лимбус-Пресс», 2013), подписанного затейливым псевдонимом Фигль-Мигль, относится к одному из персонажей книги. Однако эту фразу вполне можно отнести к самому роману. И даже когда книга получила премию «Национальный бестселлер» и автор был опознан как петербургский филолог Екатерина Чеботарева, понятнее не стало.

Сам оборот «фигли-мигли» восходит к «фиге», то есть кукишу, и ассоциируется он с мелкими плутнями, уловками, закорючками и иными несолидными фокусами-покусами. Впрочем, нелепый псевдоним автора – вовсе не главная беда романа, разумеется. Писательница не снисходит до объяснений, каким образом Петербург развалился на части (левый берег Невы – отдельно, правый – отдельно, на мостах – блок-посты) и отчего в то же самое время активизировался потусторонний мир с его мстительными призраками. Ну, в общем, так совпало и всё. Почему? Нипочему, отстаньте! Больше всего убийств в романе совершает существо (возможно, призрачное) по прозвищу Сахарок, однако наибольшего авторского сарказма удостоены ни в чем не повинные городские профессора: их визит в милицию правобережья выглядит дурацким, сами они – учеными идиотами, а весь их либерализм и нелепые рассуждения о «правах человека» выглядят смешным вздором. Язвительные авторские инвективы по адресу коллег-филологов мирно уживаются со стилистикой, которую никак не назовешь образцовой: «сады, космато оснеженные по сучьям», «силовые варианты оплетались той же паутиной», «жизнерадостные горы мяса», «в мреющем свете чудесного высовывал волчью морду призрак грядущего»... Все эти загогулины стиля ничуть не приближают читателя к подсказке, отчего роман объявлен «Национальным бестселлером». Впрочем, если бы не Фигль-Мигль, премию получил «Красный свет» Максима Кантора – злобные бодания лондонского гастарбайтера с московской Болотной площадью. Так что лучше уж Фигль с Миглем.