Борис Аппак: Никогда не повышайте голос на ребенка

Многие думают, что дети из неблагополучных семей сразу попадают в детский дом. Но это не так. В Саратовской области есть государственное бюджетное учреждение «Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних «Возвращение», в который попадают дети, оказавшиеся в трудной жизненной ситуации. Здесь могут оказаться и сироты. Прожив здесь 1–3 месяца, дети возвращаются в родную семью или отправляются в детский дом.

Центр «Возвращение» – это административный корпус и три филиала в Заводском, Ленинском и Кировском районах. В них проходят реабилитацию 195 детей в возрасте от 3 до 18 лет. На минувшей неделе из Заводского района нам позвонил Борис Георгиевич Аппак, чтобы рассказать о филиале, где он работает с ноября прошлого года инструктором по труду. И мы решили проведать этот филиал.

Бывают люди, которые очаровывают с первых же слов. Борис Георгиевич словно вышел из старых советских фильмов, в которых учитель – не сухой диктатор с указкой, а добрый наставник, вечный оптимист. Всю свою жизнь он работает с детьми, настолько к ним привык, что, кажется, и не представляет, как могло бы быть иначе.

– Борис Георгиевич, как вы пришли в педагогику?

– В четвертом классе я пришел в радио­кружок Дома пионеров и занимался там до 10-го класса. В шестом, кажется, классе построил с руководителем кружка, замечательным человеком Анатолием Семеновичем Скворцовым, транзисторный приемник. Он сам мне предложил это. Тогда мне не­ожиданно удалось найти транзисторы в магазине «Культтовары». Как сейчас помню, 25 рублей за штуку. Я начал копить – каждый день ходил за молоком и за хлебом. Скопил 50 рублей – немало, мама получала тогда 60–80 рублей – и собрал приемник, который работал. Ездили на республиканские выставки, получали грамоты. А приемник в какой-то момент потерялся.

Дому пионеров я благодарен за то, что они дали мне одну из профессий, оказавшейся основной в моей жизни. У меня были удостоверения инструктора-общественника, руководителя радиокружка. А жена у меня занималась в танцевальном кружке – ей дали удостоверение руководителя танцевального кружка. Мы, впрочем, тогда друг друга не знали.

После школы я осмотрелся – ситуация была сложная: родители на пенсии, брат на пять лет младше, пришлось поступать в пединститут на математический факультет, получать специальность учителя математики. Помню как сейчас. 27 августа папа спрашивает: «Куда пойдешь работать?» Говорю: «Папа, Вы же знаете, что я работаю». Папа: «А институт какой?» Я: «Педагогический». Папа: «Ну так иди в школу работать!» Вот и пошел. Я действительно тогда уже работал – дежурным электриком в горсети, через две ночи на третью. Мы все, мальчишки, работали по ночам. Меня не очень хотели отпускать, предлагали стать мастером, зарплата была большая, под 300 рублей. Но отец же сказал – в школу! Я и пошел, там как раз предыдущий учитель уходил. Зарплату начислили 90 рублей, а я жениться собираюсь! Но директор всё понял, дал мне полторы ставки, жизнь наладилась. Потом он присмотрелся ко мне, заметил, что я в радиотехнике разбираюсь, предложил кружок вести. Мы сконструировали планетоход, заняли с ним первое место на городской и областной выставках. За это стали еще 30 рублей доплачивать – совсем уж хорошо зажили.

– Что было потом?

– Я проработал в школе пять лет, потом, в 1975 году, мне предложили работу директором в Западноказахстанской областной станции юных техников в Уральске, которая затем, после перестройки, была переименована в Областной центр детского технического творчества. Вообще много было вариантов за жизнь – и в МВД мог работать, и в КГБ. Но я отказывался: мне больше нравилось быть педагогом. Так проработал до пенсии.

– Как выглядела ваша работа?

– У нас было небольшое здание. Организация была областная, мы в каждом районе проводили слеты юных техников. С моим приходом прекратились выставки технического творчества. Они были плохи тем, что кто-то привезет свою модель, поставит ее, займет какое-то место, а ребенок получит грамоту, и всё. На слетах юных техников иначе: ребенок приносит модель, показывает ее, рассказывает. Потом это перешло с области на республику. Работали активно, в каждом районе нашей области были кружки технического творчества. У нас было 55 или 57 руководителей кружков, которые отчитывались за тысячи детей. Грех жаловаться, нас хорошо финансировали, было внимание. В годы перестройки дело пошло уже иначе: зарплату внезапно прекратили платить, сказали, что всё имущество перейдет в детский дом. Я заявил, что это будет сделано только через мой труп. В результате решили отдать нас Национальной казахской школе. Отстояли центр.

– Я видел часть ваших совместных с учениками работ. Что вы сделали вместе помимо фототира и маяка?

– Еще мы сделали для птиц кормушки к 1 января. К весне был готов скворечник. Вы бы видели, как дети были ему рады, как их поддерживали педагоги! Еще мы умеем ремонтировать мебель, стулья, обтяжку проводить. Я сам ничего не делаю, только помогаю. Причем делаю это сразу. Это ведь тоже очень важно для воспитания: эти дети часто не ожидают, что им могут что-то доверить.

– В вашем центре очень небольшой кабинет для занятий с ребятами. Почему?

– За детьми надо смотреть и наблюдать: один мальчик больше любит молчать, а другой – рассказывать, что да как. Ребят не должно быть много. В том числе и с точки зрения соблюдения техники безопасности. Наши дети нуждаются в индивидуальном внимании, чтобы не было никаких психологических срывов, ревности, что кому-то больше внимания уделяется. Представьте, что будет, если 15 мальчишек в классе – побеседуешь ли со всеми? Это как семья, в которой один, два или три ребенка. Воспитатель здесь работает как мама или папа – с каждым индивидуально.

– Как строится ваш рабочий день? Вы же по будням ежедневно находитесь здесь с часу дня до восьми вечера. Неужели ваши обязанности этого требуют?

– Я веду еще методическую работу: пока у детей тихий час, могу подготовиться к урокам. К тому же занятия не ведутся со всеми детьми сразу. Непосредственно на занятия уходит четыре часа. Это не говоря уже про индивидуальную работу, если кому-то она необходима. Наконец, мне нужно готовиться еще и к встрече с новыми детьми – изучить их документы, познакомиться с диагностикой, составить индивидуальный план. Вы же понимаете, что не всех детей можно вместе учить: кто-то может оказаться гиперактивен, кто-то, напротив, очень замкнут. Приходится думать, кто с кем может работать в паре.

– Трудно вам с ними?

– Бывает, что некоторые ребята быстро понимают, что я с техникой дружу, и начинают просить починить им наушники или плату в телефоне. Я отказываюсь: надо самим учиться делать. Могут схитрить. Вот у мальчика Максима сломались наушники, он долго не мог их отремонтировать. Что он сделал? Отдал Коле. Николай пришел ко мне, я сразу отрезал: не буду делать, сам трудись. И он в результате починил. Теперь оба сидят, слушают музыку.

– В чем тонкость работы в рамках этого центра? Вы же успеваете с ребятами поработать совсем недолго. Стараетесь не привязываться?

– Когда ребенок уходит отсюда, все равно тяжело на сердце. Иногда обидно: мальчик Димка так хорошо занимался, такие хорошие знания имел. Но ничего не поделаешь, ушел, надо других учить.

– Наверняка многие ребята даже представления не имеют о том, чем вы будете с ними заниматься?

– Да, нередко оказывается, что они не знают даже, что такое ножовка по металлу или штангенциркуль. Например, один парень понятия не имел обо всем этом, а ведь ему уже практически 17 лет. Сейчас уже знает. А кто-то и сам может рассказать, что к чему и для чего.

– Сколько вы занимаетесь с каждым учеником?

– По графику, я сам регулирую его.

– В зависимости от степени подготовки и способностей детей?

– Нет. Всё должно быть равноценно по времени. С теми, у кого всё очень хорошо получается, я могу встретиться в методические часы. К тому же, повторюсь, здесь работа не столько классная, сколько индивидуальная, я в любом случае постараюсь помочь отстающим нагнать остальных.

– Часто складывается ощущение, что ребята могут пойти в технари?

– Бывает. Недавно ушли Дима с Мишей – они не бросят радиотехнику, прикипели к ней. А вчера я понял, что зря не занимался с девочкой Настей. Она взяла достаточно простой рисунок для выжигания по дереву, я вижу результат – может больше. Взяла другой рисунок – опять удача. На вопросы викторины обстоятельно отвечала. Я неправильно считал, что с девочками не должен заниматься. Ничего, скоро приедет из лагеря отдыха, буду с ней постоянно работать.

– С девочками в основном занимается другой педагог?

– Да. У них больше домоводства, дизайна и интерьера.

– Многие ли ученики, если взять ваш опыт работы в Казахстане, пошли по вашим стопам? Мне сказали, что восемь из них поступили в МГТУ имени Баумана.

– Тут сложно ответить – за всеми не проследишь. Знаете, когда мы переезжали сюда, я связался со своими учениками, которые здесь живут, они помогли мне с переездом, мебель перевозили. Потом был случай – труба потекла. Домоуправление не хочет ремонтировать, позвонил мальчишкам – пришли и сделали всё. Или другой случай: незадолго до отъезда из Уральска ко мне пришел один мужчина. В общем, сидим за столом, и он говорит мне: «Спасибо вам! Мы с вами сооружали планетоход, участвовали в выставке на ВДНХ, за это я получил путевку в «Артек». Отец у меня грузчиком был, а мать уборщицей». Видите, вспомнил… А ведь он уже давно взрослый мужчина, свои дети есть. Ребята всякие, никто не забывает, будь то плохие или хорошие. Хотя плохих не бывает – всё зависит от того, как к ним относишься.

– Ни для кого не секрет, что профессия учителя малопрестижная. Учителями труда и технологий часто становятся отставные военные, которым не хватает пенсии. Молодой учитель труда – почти оксюморон.

– Какой престиж? Дело совсем не в этом, а в том, как человек, придя в школу, поставит себя. Я в свое время тоже начинал с 90 рублей, но благодаря трудолюбию стал пробиваться. Значит, как себя поставишь, так и будет работа оплачиваться. Наконец, не стоит отбывать трудовую повинность: если на уроках труда пытаетесь фантазировать, изобретать, конструировать, то всем станет лучше – и вам, и тем более детям.

– Обратимся к другой проблеме – материально-технической базе. Очень многим учителям труда часто приходится самим искать фанеру, металл для работы. А как у вас?

– Конечно, нужно, чтобы все помогали. Когда я сюда переезжал, то ничего с собою не привозил. Пошел на базар, ничего не знаю, вижу – мужики торгуют электродеталями. Говорю им: веду кружок в центре реабилитации детей, куда мне сходить? Они мне мешок радио­деталей отдали: пусть дети будут заняты.

– Бесплатно?

– Просто так. Когда мне понадобилось строить скворечник, я также подошел на базаре к женщине и поинтересовался: может, есть обрезки подешевле – для скворечника нашему центру? Она попросила прийти через месяц – привезла хорошие материалы и тоже отдала просто так. На телецентре два ящика радиодеталей подарили. Сейчас лето – я бы с мальчишками строил модели самолетов, воздушных змеев. Но подсчет вышел неутешительным: на змея уйдет 30 метров рейки, а метр стоит 20 рублей. И нужен, разумеется, не один змей – мальчишечек-то много! Получается очень дорого. Я считаю, что если захочешь, то создашь материальную базу.

Хотя спонсоров все равно надо привлекать. Так, нам дрель подарили, конструктор, путевки в лагеря тоже организовывают. Вообще иногда хочется, чтобы спонсоры сами приходили, смотрели, что нужно. Со стороны может показаться, что какая-то «мелочь» и не сильно нужна, а на самом деле именно в этом сильнее всего и нуждались – в клее, бумаге, полистироле. А где-то они просто в избытке могут быть. Был случай: хожу по базару, за мной мужик постоянно следует. В конце концов подошел и сказал: «Я всё хожу за вами, пытаюсь понять, что вы ищете. Приезжайте ко мне, дам вам что надо». Приехали к нему в гараж – он действительно много что отдал. А я даже не знаю его имени.

– Скоро будет год, как вы здесь работаете. Конечно, делать выводы рано, но все-таки чем вы можете гордиться?

– Достижениями своих детей. Гордиться можно не только какими-то победами в конкурсах: я ученикам сумел доказать, что главное – не первое место, а само участие в конкурсе. Или другой повод для гордости: Максим курить бросил! Чувствую, куревом не пахнет. А сколько бесед вёл с ним: бросай курить, качайся лучше! Вот это здорово!

Работа директором на самом деле мне вовсе не нравилась. Вот то, что я тогда не дал детям, отдаю теперь. И сейчас никем не пошел бы работать, кроме как учителем, кем, собственно, и являюсь. С 1975-го по 2009 год работал руководителем, хотя всю жизнь мечтал быть педагогом.

– Борис Георгиевич, дайте совет – как подружиться с воспитанником?

– Наверное, уважать его надо, понять, что это личность. С этого всё начинается, а дальше всё само собой пойдет. Как к детям относишься, так и они к тебе будут относиться. Я никогда не повышал голос на ребенка, только становился строгим, когда мальчишки нарушали технику безопасности.