Саратовский потомок Чингисхана

Февраль 1922 года… С саратовского вокзала уходит состав на Москву. В одной из теплушек – семья Чегодаевых: отец, мать и трое детей. Старшему из них – Андрею Чегодаеву – прямо в дороге предстоит встретить семнадцатилетие.

Его дальнейшая жизнь была долгой и сложилась удачно. Андрей отказался от учёбы на физико-математическом факультете Московского университета, поступил на отделение теории и истории искусств. Женился на Наталье Михайловне Гершензон, дочери известного историка литературы. Ещё студентом начал работать сначала в музее Л. Н. Толстого, а потом в Музее изящных искусств, где занимал должности учёного секретаря, а позднее сотрудника гравюрного кабинета и занимался комплектованием коллекции советской графики. С 1936-го по 1941 год – художественный редактор в издательстве детской литературы.

В начале Великой Отечественной войны стал участником народного ополчения, потом вернулся в музей, принимал участие в перемещении трофейных произведений искусств из Германии. С 1948 года работал в Институте теории и истории изобразительных искусств Академии художеств, с 1957 года до конца жизни – в Научно-исследовательском институте искусствознания, где заведовал сектором классического искусства Запада.

Андрей Дмитриевич преподавал, написал около трёхсот статей и тридцати книг по истории классического искусства, современного искусства Западной Европы, Америки, России. Он стал автором монографий о Владимире Фаворском, Александре Дейнеке, Юрии Пименове, Дмитрии Шмаринове, Рокуэлле Кенте, Джоне Констебле, Жаке-Луи Давиде, Эдуарде Манэ, об искусстве США. В числе его близких друзей было много известных художников, режиссёров, музыкантов.

Сильной стороной искусствоведческих работ Чегодаева считалось тонкое ощущение обусловленности творчества спецификой личности художника. А как сформировалась личность самого Андрея Дмитриевича? Какой след оставили в нем события и встречи детских и отроческих – саратовских – лет?

Родители Андрея познакомились и поженились на рубеже XIX и XX веков. Юлия Матявина проявила незаурядную решительность, выбрав в мужья студента, исключенного из университета за участие в организации нелегального студенческого кружка и высланного в Саратов под надзор полиции. У истоков старинного рода Чегодаевых стоял один из потомков Чингисхана. В детях же от брака Дмитрия и Юлии фантастическим образом перемешались греческая, итальянская, немецкая кровь.

Андрей Дмитриевич вспоминал, что сложение его душевного мира произошло рано и прочно. Свою роль в этом сыграла умная и добрая бабушка со стороны матери Пелагея Алексеевна, в доме которой на Константиновской улице, близ Волги, Андрей и родился. Мать, художник-любитель и прекрасная музыкантша, привила ему безукоризненный художественный вкус и любовь к природе: «Начиная с ранней весны и до глубокой осени мы не только жили на разных дачах недалеко от Саратова, но и много странствовали по Саратовской губернии, то в телеге, устланной душистым сеном, а то и на великолепном белоснежном пароходе компании «Самолет» по Волге. Я запомнил многие названия деревень, маленьких городков или рек: Аткарск, Ельшанка, Гусёлка, Аркадак, Вертуновка, Кумысная поляна, Базарный Карабулак, да и Зеленый остров, и Покровская слобода на другом берегу Волги против Саратова, но в зрительных воспоминаниях они перепутались и слились в одно общее ощущение прекрасной саратовской природы». Яркий штрих детских воспоминаний: чудный магазин скобяных изделий, владельцем которого был немец Онезорге: «Без заботы» – какая фамилия! Подлинный волшебный мир, где в бесчисленных аккуратных ящичках лежали всевозможные гвозди, шурупы, гайки, инструменты!»

В четыре года он начал читать. Любимые книги детства «Маленьких дикарей» и «Приключения Рольфа» Сетон-Томпсона перечитывал и в глубокой старости. Книжный шкаф заполнялся стараниями родителей и крёстной Андрея – подруги матери актрисы Марии Каспаровны Яроцкой. Учёба в Коммерческом училище не оставила особого следа в жизни мальчика, зато успешные занятия музыкой стали той самой школой воспитания чувств, которая так пригодится в дальнейшем.

Сознательное детство Андрея прошло в огромной квартире в двухэтажном доме на Немецкой улице, между консерваторией и католическим костёлом. Запомнились любимый матушкин рояль, географические карты, на которых отмечали передвижение войск на фронтах Первой мировой войны, приходивший в гости молодой студент-медик, а в будущем светило хирургии Александр Бакулев, собственный «зверинец» – коллекция игрушек. Её пришлось распродать в голодные послереволюционные годы: «Прощание с этим «зверинцем» было прощанием с моим детством». В семье сохранился только большой мягкий медведь и целлулоидный носорог, уцелевший, потому что был с трещиной на ноге и без одного уха.

Отец перебрался в Москву в 1918 году. А Юлия Николаевна с детьми четыре года скиталась по съёмным квартирам, поступила на службу в Губздрав­отдел. Андрей тоже начал работать в противотуберкулёзной здравнице, ведя канцелярские записи. Летом жили на Трофимовском разъезде, на бывших хановских дачах. Зимой ходить на работу приходилось через весь город. Андрей щеголял в валенках, у которых оторванные подошвы были крепко привязаны накрест толстыми красными шнурами с первомайских знамен. Весной 1920 промокшие от ледяной воды валенки и жесточайшая простуда едва не погубили будущего талантливейшего ученого. Но ему суждено было дожить до 94 лет и оставить, кроме искусствоведческих исследований, замечательную книгу воспоминаний «Моя жизнь и люди, которых я знал».