Губернатора не выбирают. Свидетельства очевидцев выборного процесса

Письмо внуку на чужбину

Нина Злова,
пенсионерка

Место действия: Саратов, УИК № 266, ГАУЗ Стоматология № 2, председатель – Наталья Николаевна Белякова

Нас предупредили: ничего из рук членов УИК не брать – могут что-нибудь подсыпать и сильно успокоить. Я просто отшутилась: арийцы чай не пьют.

Привет, мой дорогой.

Делюсь с тобой впечатлениями, считая тебя политически ангажированным молодым человеком и следящим за всеми событиями в России. Я опять в очередной раз вляпалась в выборы. Заработок меня всегда мало интересовал, просто азарт охотника: я обязательно кого-то на чем-то должна поймать. Это как у хазановского попугая: «Но мы и в цирке молчать не будем. Льву мяса недокладывают!»

Я еще в советские времена работала в комиссиях, были и тогда нарушения, ну а потом пошли «карусели», вбрасывания под камерами наблюдений. На президентских выборах я это всё видела. Думала, это дно. Но нет, нам снизу снова постучали. Такой откровенной лажи, как на этих, не припомню.

Поработать в комиссии меня попросили ребята из КПРФ. Их управляющая компания «Красная» обслуживает наш дом. А теперь поподробнее.

Помещение для голосования маленькое. Всё прекрасно просматривается, наблюдатели отмечают каждого проголосовавшего. Со мной помощница от КПРФ. Даю ей задание не спускать глаз с членов комиссии.

Нас предупредили: ничего из рук членов УИК не брать – могут что-нибудь подсыпать и сильно успокоить. Я просто отшутилась: арийцы чай не пьют.

С урнами ходили только к трем человекам. Еще до голосования, дежуря на участке, нашла нарушение при оформлении голосующих на дому: это был список на 13 человек. Я его изъяла. Так что на урнах явку не сделали.

Я обслуживаю один дом из посёлка рядом с нами, это жители нашего предприятия, все знают друг друга. Народу идет очень мало, просто скука. На стадии моего общения с членами комиссии вдруг председатель – заведующая детским садом (кстати, туда ходил твой отец), отвешивает мне комплимент: «Нина Павловна, я вами восхищаюсь». Я ей в ответ: «Подождите, мы еще бюллетени не считали». Для себя отметила: начинается обработка.

Часов в пять стало ясно: явка будет низкой. Меня как новенькую в комиссии вызывает на улицу председатель и, плача, дрожащим голосом сообщает, что получила указание явку повысить в два раза.

И, мол, если она этого не сделает, то её уволят с работы. Купите мне на юбилей телефон с диктофоном: как бы он мне тогда пригодился. Интересуюсь: а как это практически, что будем делать с бюллетенями? А ничего, мы просто изначальную фактическую цифру увеличим в два раза каждому. Я ответила, что если это будет сделано, я напишу жалобу и протокол подпишу с особым мнением. Затем на нас с помощницей навалились все остальные члены.

По настроению председателя вижу, что она получила добро. Наступило время «Ч»: 20:00. Спрашиваю у наблюдателей, сколько проголосовало. Около 500 человек, говорят. Гасим, не считая, бюллетени. Говорю: давайте считать. Что их считать, отвечают, уже сто раз считали. Отмечаю как нарушение. В увеличенной форме протокола появляется цифра. А где остальные, спрашиваю. В ответ – молчание: представляешь, все молчат – и наблюдатели, и члены комиссии от партий. Я в одиночестве!

Следующим этапом мы должны посчитать списки избирателей по каждому дому: сколько человек проголосовало. Потом всё сложить, озвучить и занести в увеличенную форму протокола. Только я хотела считать, как одна из членов у меня отобрала книгу со списком. Потом я попросила открыть сейф: там не было ни книг избирателей, ни оставшихся бюллетеней. Фиксирую как нарушение. Звоню в территориальную комиссию куратору.

Начался подсчёт. Он прошёл безукоризненно. Каждый бюллетень оглашался, я стояла рядом. Самое интересное началось потом: бюллетени оглашались, раскладывались, считались, но цифры никто не называл. Подсчёт закончился в 21:45.

Стали запаковывать пачки с бюллетенями, клеить ярлыки. Цифры никто не пишет. Мне кажется, они сами растерялись от такой своей наглости. И я этим воспользовалась. Так как в комиссии были члены от кандидатов, мы цифры по одномандатному округу знали. Хватаю маркер и пишу фактические на пакетах.

Ко мне с искажённым лицом подбегает председатель, выхватывает у меня пакеты. Вот теперь я увидела, как эта бедная овечка превратилась в агрессивную овцу.

Пожаловаться было некому. Милиционер вообще куда-то исчез. Кстати, на пакете с радаевскими бюллетенями сразу стояла цифра: 829. Представляешь, проголосовало на участке 500 человек, а только за Радаева – 829. Всё остальное подогнали под эту цифру, и явку подняли до 50 процентов. Обо всем я сообщала в Территориальную комиссию. На участок никто не приехал. Как потом мне пояснили, не знали, куда ехать. Так было везде. Пишу жалобу. Первые цифры появляются в увеличенной форме в 23:45. Мешки с бюллетенями стоят на столе. Председатель на вопрос, почему они не отправляют их в Территориальную комиссию, отвечает, что юрист рассматривает мою жалобу, а сама без конца куда-то звонит. Все разошлись в 3 часа ночи. До этого я им успела прочитать лекцию о нравственности: члены комиссии горевали, что не получат из-за моей жалобы премию. Думаю, получили. Когда я это всё изложила председателю территориальной комиссии, у неё на лице было написано: МОЛОДЦЫ.

Да, во время этих всех манипуляций у моего кандидата украли 39 голосов и добавили их сопернику. Это подарок за молчание члену комиссии от него.

Ты знаешь, что у меня обострённое чувство справедливости, что я могу очень агрессивно отстаивать правду, но поверь, в этой ситуации это было бесполезно. В помещении находились дюжие парни, безучастные к процессу: не члены комиссии, не наблюдатели. У них, скорее всего, была задача нейтрализовать таких, как я. Я это почувствовала, когда стала вести себя активно. А то бы и жалобу не успела написать.