История репрессий

История репрессий. Террорист Ленский и стакан крови Сталина

Летом 1942 года началось переломное сражение Второй Мировой войны – битва за Сталинград. На важнейший участок фронта перебрасывались все новые силы, в том числе и через Саратов. В частности, потому что именно здесь располагался штаб Приволжского военного округа.

21 августа из Москвы в распоряжение отдела кадров штаба ПриВО прибыл политрук Спиридон Мельник. С ним приехал товарищ, который должен был передать письмо местной жительнице Елизавете Усачевой. Под этим предлогом сослуживцы рассчитывали у нее переночевать и отправились в дом №36 по Ленинской улице (одноэтажное здание между Октябрьской и Комсомольской сохранилось). Военные зашли во двор в шестом часу вечера, а вскоре один из них уже сидел в здании НКВД и давал показания.

«Когда мой товарищ вошел в квартиру, я остался ожидать его около дому, – рассказывал Мельник младшему лейтенанту Гапоновой. – Недалеко во дворе на веранде сидели три женщины, один старик и дети, среди них был гр-н, как я потом узнал, Ленский и вел контрреволюционные разговоры. Мне было слышно отдельные фразы его контрреволюционных разговоров. Вскоре Ленский подошел ко мне, попросил закурить, а потом, видя, что на мне военная форма, стал со мной разговаривать о войне.

Ленский спросил меня: «Вы были на фронте»? Я сказал, что да, был. Тогда он сказал: «Дураки, воюете, защищаете сталинскую политику, ее нужно уничтожить, а вы ее защищаете».

Далее, по словам политрука, Ленский заявил, что «против Сталина я не один, а нас много. Не позднее чем 26 августа он будет уничтожен, и война сразу закончится. Он – Сталин предал Украину и Белоруссию». Союзные республики были упомянуты, видимо, потому что Мельник был украинцем.

Ленский не останавливался:

«Я их – коммунистов, ненавижу потому, что они поддерживают сталинскую политику. Я бы их всех уничтожил... Я патриот. Я за Россию, но только без Сталина. Когда уберут Сталина, тогда я пойду на фронт».

Мельник спросил, не пьян ли его случайный собеседник.

«Нет, я не пьяный и говорю это вполне сознательно. НКВД я не боюсь, они меня знают. Да и вообще они сейчас перестроили свою работу, не так стали работать, как раньше работали», – уверял политрука Ленский.

Спиридон Мельник

Ошарашенный Мельник промолчал и пошел к гражданке Усачевой спросить, вменяем ли ее сосед. Усачева уверила политрука, что Ленский вполне нормальный, работает учителем в 41-й школе, но среди жильцов дома систематически ведет контрреволюционные разговоры, например такие: «Я бы всех коммунистов перерезал и испытывал бы удовольствие ходить по их крови».

И бдительный политрук побежал в НКВД.

Находка для шпиона

…Как выяснилось, на 42-летнего преподавателя физики у чекистов было достаточно компромата. Кто-то еще в 1941 году доносил, что Ефим Ленский распространял клевету на власть: «…У нас привыкли хлопать в ладоши. На словах за советскую власть, а на деле все равно какая власть… Ведь мы только говорим о демократии, а демократии у нас нет и никогда не было… Если бы остался царский строй, у нас еще бы больше было заводов и фабрик, капитализм у нас только начинал развиваться, ему не дали как следует развернуться, срезали революцией. Захватили, а использовать не сумели».

Ефим Ленский

Минимум дважды на беспечного Ленского поступали доносы из редакции газеты «Ворошиловец». Там он произносил крамольные вещи: «У нас все-таки варварски относятся к человеку. У нас чиновников много, их кормят, они живут на довольствии, а до других им дела нет».

И самое страшное, Ленский «восхвалял фашистский строй, выражал неверие в наши силы, оправдывал зверства и издевательства немцев над мирным населением оккупированных областей». Удивительно, что невоздержанный на язык Ленский так долго разгуливал на свободе. Но, видимо, общение с политруком стало последней каплей.

Непроизносимое имя

26 августа Ленский был арестован. При обыске, кстати, присутствовала гражданка Усачева, которая, будучи уполномоченной дома, дословно помнила все антисоветские высказывания соседа. По ее версии, «Ленский ненавидит одного из руководителей ВКП(б) и готов «задушить и высосать кровь из него». Когда я спросила, почему Ленский так злобно высказывается по адресу руководства ВКП(б), то он заявил: «Если мы уберем его (руководителя ВКП(б)), то народ будет жить лучше и свободнее и не будет твориться того, что сейчас происходит».

Естественно, Ленский имел в виду Сталина, и Усачева наверняка произносила фамилию Сталина, но следователь Журик от страха предпочел, чтобы обвиняемый «высосал кровь» из абстрактного «руководителя ВКП(б)».

Ленского допрашивали в течение трех месяцев. Но сначала нужно пунктирно обозначить его биографию, т.к. ее носитель был, что называется, личностью многогранной.

Цепь неудач

Ефим Сергеевич родился 1 апреля 1900 года в деревне Логиновка Колышлейского района Пензенской области в крестьянской семье. В 13 лет, по окончании начальной школы, стал помощником волостного писаря. В 1926-м окончил педагогический техникум, в 1931-м – физико-математическое отделение Саратовского университета, все эти годы преподавал и одновременно учился на высших педагогических курсах. Но выше педагога средней школы так и не поднялся.

Карьера школьного учителя прерывалась гражданской войной: с 1919 по 1922 год красноармеец Ленский был комиссаром комендантского управления Сердобска. Состоял в партии, однако вышел из рядов «по личному желанию». Причиной послужило «болезненное состояние и ссора с секретарем Укома партии из-за одной какой-то директивы, какой именно – не помню», записано в одном из протоколов. За самовольную сдачу партбилета Ленского судили (!) и приговорили к шести месяцам тюрьмы, однако областной суд отменил наказание.

Постоянно работая педагогом, Ленский публиковался в научном журнале «Строительная промышленность». И при несомненном техническом складе ума писал рассказы и новеллы для столичных и саратовских изданий. Впрочем, писательская карьера Ленского тоже не задалась.

Секретарь Саратовского отделения Союза писателей Иосиф Кассиль говорил, что у Ленского «ряд серьезных творческих недочетов. У него получается, что Москва одобряет его неофициально, даются определенные суждения крупными писателями, а издательство не может печатать его отдельные рассказы. Мы не хотим признать, что Ленский неталантлив, он много работает, много печатался, иногда бывают проблески. У него не хватает литературного профиля».

Ефим Ленский в долгу не остался: «Если бы мне близкие сказали: мы знакомы с целым рядом саратовских писателей, я бы сказал: не поздравляю вас. Нетоварищеское отношение друг к другу царит здесь очень давно. Я не знаю, вряд ли это свойственно всем писательским организациям, но это имеет место у нас в Саратове и это, очевидно, местное саратовское явление… Лет 10 тому назад я печатался в ленинградских и московских журналах. Хорошо или плохо это было, но меня хвалили... После этого я учился и втянулся в писательскую среду, вернее тину, хотел отстать, но никак не мог. Мне хотелось писать, но обстановка, которая была здесь, исключала всякую возможность писать серьезно… Я имею отзывы от Константина Федина, от писателя Наседкина и от Максима Горького. Они меня хвалили, а здесь хаят».

Словесная пикировка Кассиля и Ленского прозвучала на собрании писателей в мае 1937 года, и произведения Ленского в печати больше не появлялись. Однако, при обыске в 1942 году было изъято 56 (!) тетрадей его художественных произведений. Не приходится сомневаться, что все они были уничтожены.

Ефим Ленский 

Создатель «Русской партии»

Впрочем, следователей не интересовали литературные труды обвиняемого. Они пришли к выводу, что «встав на путь антисоветской деятельности, с конца 1937 г. Ленский в кругу своих единомышленников пропагандировал идею создания русской национальной партии». Сам Ленский дважды называл ее на допросах «буржуазно-националистической партией», но кому принадлежала формулировка, мы вряд ли теперь узнаем. Вполне может быть, что оба названия выдумали чекисты.

По версии НКВД, националистические взгляды Ефима Ленского сводились к следующему:

«Партия неверным разрешением основного государственного вопроса, каким является национальный, искусственно создает национальную рознь. Я считал, что отдельные малочисленные национальности, например мордовская и другие, с созданием автономных национальных республик приобретали тем самым свою обособленность и выходили из-под влияния русской национальности. Для этих национальностей создавалась собственная история, культура. Все это, по своим убеждениям, я считал, делается неверно, и клеветнически утверждал, что политика ВКП(б) по национальному вопросу не отражает интересов России. Более того, я даже в переименовании России в Союз Советских Социалистических Республик видел ущемление прав русского народа и искусственное дробление единого государства на отдельные, совершенно ненужные, на мой взгляд, союзные республики, чем преднамеренно расчленялись давно сросшиеся с русским народом народы других национальностей.

По своим антисоветским убеждениям я считал, что проводимая линия партией в национальном вопросе приводит к тому, что у отдельных малочисленных национальностей, ранее угнетавшихся царизмом, вырабатываются (в силу неправильности политики) определенные враждебные чувства к русским и они отождествляют царизм с русским народом.

Я считал, что виновником неправильного разрешения национального вопроса является Сталин. Клеветнически утверждая, что политика партии и Советского правительства не направлена к защите России, я пришел к убеждению о необходимости насильственного свержения руководства в стране и создания буржуазно-националистической партии, которая бы сумела объединить народы России».

К протоколам допросов, которые почему-то всегда происходили глубокой ночью, следует относиться, по меньшей мере, с сомнением, ведь невозможно представить, чтобы человек говорил о себе, например, так: «В навязывании своих идей я был осторожен», «Так в общих чертах выглядит моя контрреволюционная деятельность, на путь которой я встал» или «Колхозный строй, по моим контрреволюционным убеждениям, выбил из рук крестьянина факторы, способствующие бурному развитию сельского хозяйства».

При этом вполне можно допустить, что арестованный произносил следующие фразы: «На каждого колхозника нужно ставить партийного уполномоченного с палкой, тогда дело, быть может, и пойдет», «Ленин вел политику более расчетливую и правильную, нежели это делало руководство ВКП(б) после его смерти» или «Выход я видел в ведении хозяйства по столыпинской форме».

Впрочем, создание виртуальной «Русской партии» – не самый тяжкий грех с точки зрения тогдашней власти. Он еще укладывался в уголовную статью 58-10 «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти» и карался тюремным заключением. Правда, я забыл о военном времени: в этом случае мог применяться расстрел.

«Злобные выпады»

Но Ленскому расстрел грозил в любом случае. На допрос вызвали работницу газеты «Ворошиловец» Евдокию Забозлаеву. Неизвестно, кто раньше доносил в органы о поведении Ленского в редакции этой районной газеты, в материалах дела об этом не говорится. Но теперь 44-летняя одинокая машинистка, по совместительству – агент по коллективному страхованию жизни с готовностью «охарактеризовала политическую физиономию» писателя и учителя:

«Ленский зашел в помещение редакции, где находилась я одна. Он также был выпивши и в беседе со мной ругался по адресу работников редакции «Ворошиловец», обвиняя их в подхалимстве. Здесь же он в опошляющем тоне вел разговор о секретаре Саратовского обкома ВКП(б) Виноградове».

Забозлаева также вспомнила, что «в последних числах августа месяца 1942 года Ленский Е.С. пришел в редакцию газеты «Ворошиловец» выпивши. Я сидела за работой, а Ленский о чем-то разговаривал с присутствующими. В разговоре Ленский допускал различные антисоветские суждения по адресу ВКП(б) и советской власти. Содержание всего разговора не помню. Затем Ленский заявил так: «Я человек не кровожадный, но выпил бы стакан крови одного из руководителей ВКП(б)». Который якобы мучает людей».

Упомянутый стакан крови Сталина простить было невозможно, и на Ленского повесили вторую статью УК 58-8. То есть его пьяный трёп с приятелями теперь трактовался как «Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций». И карался, разумеется, высшей мерой социальной защиты.

Казалось бы, следствие уже располагало исчерпывающими показаниями свидетелей, но на следующий день после заявления Забозлаевой Ленского зачем-то снова вызвали на допрос. Чекисты зачитали ему показания поэта Александра Каранова, арестованного за месяц до Ленского:

«Зимой 1940 года однажды в присутствии меня, Вадима Земного, Степана Дальнего, Льва Прозоровского и других писателей, Ленский заявил, что «сейчас в условиях нашего времени в нашей литературе не может появиться второй Щедрин, такой подлинный сатирик, потому что критика может повлечь за собой репрессии». Здесь же он вообще распространялся, что сейчас «неприглядное время для критики. Нет сейчас никакой критики».

Ленский ответил, что не помнит этих слов, но теоретически мог такое сказать.

В результате чекисты получили все материалы для обвинительного заключения. Из документа следовало, что Ленский был арестован «на основании данных о злобных антисоветских выпадах». Следствие пришло к выводу, что арестованный проводил «злобную антисоветскую агитацию», распространял «антисоветские клеветнические измышления», пропагандировал «идею создания русской национальной партии» и утверждал о необходимости насильственного устранения от власти руководства ВКП(б).

К тому же, напомню, политрук Мельник заявил, что слышал от Ленского фразу «Сталин будет уничтожен». Соседка Усачева клялась, что Ленский говорил ей о желании «задушить и высосать кровь из Сталина». Машинистка Забозлаева утверждала, что Ленский готов был «выпить стакан крови Сталина».

Высшая мера в закрытом режиме

25 декабря 1942 года состоялось судебное заседание Военного трибунала войск НКВД Саратовской области. Ефим Ленский признал себя частично виновным. Так, он согласился, что неоднократно выступал против коллективизации и национальной политики Советского правительства, считал и продолжает считать виновником всех бед Сталина, однако, говоря о насильственной смене власти, никогда не выступал за лишение жизни руководства партии.

Ленский не подтвердил показания Мельника, Усачевой и Забозлаевой, сославшись на то, что был пьян и ничего не помнит. Тем не менее, подсудимый был уверен, что никогда не говорил о готовности «своими руками задушить Сталина и высосать из него кровь».

Дело слушалось в закрытом режиме, без участия сторон. Из всех свидетелей на суд явилась только машинистка. В итоге председатель трибунала военный юрист III ранга Пресленев, старший сержант Труханов и третий член трибунала с неразборчиво записанной фамилией трактовали высказывания Ефима Ленского, как «террористические намерения против вождя ВКП(б) и Советского правительства». Через два часа после начала заседания секретарь трибунала Шендерович зафиксировал решение «подвергнуть Ленского высшей мере наказания – расстрелу, с конфискацией лично принадлежащего ему имущества».

Приговор

Неизвестность хуже смерти

После вынесения смертного приговора Ленского повезли в саратовскую городскую тюрьму (ранее он содержался во внутренней тюрьме НКВД). Начальник тюрьмы получил предписание: «О времени приведения приговора в исполнение Вам будет сообщено дополнительно». Ленскому, скорее всего, не сообщили ничего, и он 124 дня провел в камере смертников в ожидании расстрела.

Никаких апелляций осужденный не подавал, приговор ему был вынесен окончательный и обжалованию не подлежал. Неожиданно, 27 апреля 1943 года Военная коллегия Верховного суда СССР дело пересмотрела. «Учитывая, что сын осужденного Ленского находится в рядах Красной Армии, заменить ему расстрел десятью годами лишения свободы в ИТЛ, с поражением в политических правах на пять лет.  В остальной части приговор оставить без изменений», – гласил документ. Под «остальной частью приговора» имелась в виду конфискация имущества, которую провели еще в феврале, и никаких документов об этом не сохранилось. Несмотря на просьбу Ленского отправить его на фронт, его признали годным по здоровью к физическому труду и отправили в лагерь. Как писал впоследствии сам осужденный, семья от него отвернулась.

Теорема Ферма как соломинка утопающего

Первую попытку выйти на свободу Ефим Ленский предпринял уже после Победы, в марте 1946 года. Его жалоба о пересмотре дела выглядит фантастически наивно.

«Осужденный ссылается на то, что он виновным себя не признает, но дело не в этом, а в том, что он специалист-математик и в данное время нашел решение великой теорема Ферма, над решением которой человечество бьется около трехсот лет и решить не может, – писал следователь Военной прокуратуры войск МВД Саратовской области капитан Разумов и приводил цитаты из жалобы Ленского: «Американские ученые открыли атомную энергию и бравируют этим, но обнародование моего решения воодушевит советских ученых и усилит авторитет Советского Союза в мировом общественном мнении».

«Находясь в заключении, – продолжал следователь, – Ленский не имеет возможности работать над дальнейшем решением, т.е. нет ни времени, ни литературы, ни средств. Его открытие по своей значимости – порядка бомбы, до того удивительные. Пользуясь этим случаем, просит отнестись к его делу внимательно и в той или иной форме смягчить его наказание, так как в условиях свободы он может еще принести много полезного Родине».

Разумеется, заявление Ленского никто всерьез не воспринял, и он просидел в лагере полный срок, до 1952 года.

Чужой на празднике жизни

После разоблачения культа личности в стране началась массовая реабилитация пострадавших от политических репрессий. Ефим Ленский, который к тому времени освободился и уехал жить на родину, в Сердобск, предпринял новую попытку восстановить справедливость. Он отправил заявление в Верховный Совет СССР.

«Я не был пассивным наблюдателем строительства Новой Жизни, а тем более врагом Родины, – писал бывший зек. – Но вот в 1942 году в августе месяце в г. Саратове меня репрессируют органы Н.К.В.Д., а затем судят. За что про что, я до сих пор толком не знаю. Вначале приговорили к смерти (через расстрел), а затем после пяти месяцев пребывания в Смертной Камере, расстрел заменили 10ю годами испр. труд. лагеря. Срок свой я отбыл в 1952 г.

Уже только в лагере я узнал, что мне инкриминируют ст. 58 пункты 10 и 8 через 17. Что это значит, я до сих пор не знаю. Произошла амнистия, но мне ни слова. Оказывается, дело в пункте 8. Спрашивается, как я оказался обвиняемым по этому пункту?

Мне искалечили всю жизнь. Сделали так, что дети и жена отвернулись от меня. Я больной и уже в годах. Кой-как работаю. Но что это за жизнь, когда ты находишься в состоянии дискриминации? Проработав 39 лет при Советской власти, мне отказывают в квартире (в уголке), а ведь мне теперь нужно спокойствие и как бы независимость.

Прошу пересмотреть все эти решения «Шемякинского» суда и вернуть мне человеческие права. Должен сказать, что всё, что писал в деле, вынуждено голодом и давлением. Это не честно.

P.S. Я хочу только спокойной жизни. Я устал».

Но Ленскому снова не повезло. Пока реабилитировали поголовно всех «политических», отсидевших по статье 58-10 (агитация и пропаганда), ему мешал пресловутый пункт 8, т.е. статья 58-8 (совершение террористических актов). Напомню, с точки зрения тогдашних правоохранителей, пьяные выкрики вроде «Удушил бы своими руками!» и были терактами, особенно если речь шла о руководителе партии, чье божественное имя нельзя было произносить в кощунственном контексте.

За пересмотр дела на этот раз взялась Саратовская областная прокуратура, в которой была учреждена новая должность – помощник прокурора по надзору за следствием в органах госбезопасности. Была сделана попытка заново допросить свидетелей. Но соседку Усачеву найти не удалось, политрук Мельник, получивший медаль «За оборону Сталинграда», героически погиб 30 июня 1944 года при освобождении поселка Бежаницы Псковской области. Оставалась машинистка Забозлаева, которая по-прежнему трудилась в редакции газеты, но уже не в районном «Ворошиловце», а в областной «Заре молодежи».

Через 14 лет после событий ключевой свидетель утверждала, что узнала фамилию Ленского, лишь «будучи вызвана на допрос в органы НКВД». Евдокия Забозлаева еще раз рассказала про «стакан крови Сталина» (теперь богохульное высказывание можно было не только произнести вслух, но и занести в протокол) и уточнила, что про вождя, «который якобы мучает людей», не говорила ни она, ни процитированный ею Ленский. А в остальном подтвердила сказанное на предыдущих допросах.

В итоге прокурор Синельщиков не нашел оснований для пересмотра дела, потому что «Ленский имеет высшее образование, и высказывания его носят резкий контрреволюционный характер». Это в 1956-то году! И причем здесь высшее образование?

Прошло еще четыре года, и только после протеста председателя Верховного суда СССР, приговор Ленскому был отменен и дело прекращено за недоказанностью обвинения. 10 февраля 1960 года Ефим Сергеевич Ленский был реабилитирован.

Конфискованное имущество, включая 56 тетрадей с рукописями, ему не вернули.

Когда умер и где похоронен писатель Ленский, неизвестно.