ФСБ против чернобыльцев. В Самаре за мошенничество судят бывших летчиков, эвакуировавших людей из зоны бедствия на Чернобыльской АЭС
«Мы и в Саратове садились на заводском аэродроме, забирали груз – свинец, как сейчас помню, и летели с ним на Украину», – вспоминает бывший летчик Михаил Курдюков майские рейсы 1986 года. В то время Курдюков в составе летного отряда самарского завода «Прогресс» выполнял полеты в зону бедствия Чернобыльской АЭС. Туда экипаж перевозил грузы, а оттуда эвакуировал людей. 19 декабря 2018 года Промышленный районный суд Самары признал Курдюкова виновным в мошенничестве при получении выплат и приговорил к трем годам лишения свободы условно с испытательным сроком в два года. По версии следствия, Михаил Курдюков и еще около 50 самарских летчиков незаконно получили удостоверения участников ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС. Больше сорока из них, как и Михаил Иванович, были осуждены и получили условные сроки. Часть дел еще рассматривается в судах, по остальным ведется следствие. Раскрутило дела о мошенничестве самарское управление ФСБ.
ФСБ приходит до рассвета
В то памятное утро 2015 года пенсионер, инвалид второй группы, бывший замдиректора по летной части завода «Прогресс» Николай Козлов проснулся от громкого стука в дверь. Часы показывали шесть утра. Настойчивый стук не прекращался. Николай Григорьевич открыл дверь – и в квартиру ввалились шесть или восемь человек с оружием. Ткнув пожилому пенсионеру в лицо удостоверения ФСБ и ордер на обыск, они стали «переворачивать квартиру». Изъяли удостоверение ликвидатора аварии на ЧАЭС и справку об инвалидности, а самого Козлова увезли в главное управление ФСБ региона. Держали его там 12 часов кряду без еды и почти без воды. В конце дня следователь положил перед бывшим летчиком протокол допроса – «подписывайте». Адвокат по назначению, появившийся тут же, согласно кивнул – «делайте, что вам говорят». Николай Григорьевич подписал бумагу не читая (очки остались дома), не зная тогда, что, по сути, подписывает себе приговор.
Сейчас Николая Козлова уже нет в живых. После оглашения приговора – суд признал его мошенником в июле 2016 года – пожилой летчик умер. Историю его задержания нам рассказала Альбина Петрова, руководитель Самарской областной общественной организации чернобыльцев «Союз ветеранов Чернобыля». Альбина Степановна работает с самарскими летчиками-ликвидаторами, попавшими в поле зрения ФСБ и в жернова самарского правосудия, как общественный защитник.
Альбина Петрова
Сценарий у каждой истории один: ранний визит оперативников, обыск, изъятие документов, долгий допрос в управлении ФСБ, протокол, уговоры пойти на сделку со следствием, признать вину. Обвинительные заключения как под копирку: имея преступный умысел, летчики якобы раздобыли фиктивные документы на заводе, на их основании получили удостоверения участников ликвидации последствий на Чернобыльской АЭС, а с удостоверением пошли в бюро медико-социальной экспертизы, где ввели в заблуждение врачей. Те, глядя только на «корочку» ликвидатора, выдали летчикам справки об инвалидности. А уже удостоверение и справка позволили летчикам «неправомерно и преступно» получать деньги из тощего государственного бюджета.
Ни одного оправдательного приговора. И требование вернуть государству выплаты и компенсации за все годы их «незаконного» получения. Сумма колеблется в пределах 9-11 миллионов рублей с каждого.
Люди пытались проникнуть на борт
– Товарищи, которые нам обвинения предъявляют, в то время пешком под стол ходили, они не знают, что там тогда было, – говорит бывший летчик завода «Прогресс» Александр Кириченко. В 1986-м он был командиром экипажа на Ан-26, эвакуировал людей из зоны бедствия Чернобыльской АЭС. – Комок к горлу подкатывал, когда мы видели людей, которые оттуда ломились. И до сих пор подкатывает, как вспомнишь…
Александр Кириченко
В 1986 году экипажи нескольких предприятий Куйбышева (название Самары в советские годы) стали часто летать на территорию Украины. Возили «что-то» – говорят они, не уточняя, что за грузы доставлялись ими в Борисполь и Жуляны из Куйбышева, Саратова и других городов страны. Топлива на гражданских аэродромах Украины не хватало даже рейсовым самолетам. На дозаправку просились к военным – в основном в Овруч. Те ставили условия: керосину дадим, но вы возьмете с собой людей.
Эвакуировать население куйбышевским летчикам приходилось не раз: они вывозили беженцев из Ферганы во время конфликта турок-месхетинцев с узбеками, из Сухуми во время грузино-абхазского конфликта, пострадавших от землетрясения в Спитаке из Армении. Помогать людям в бедственном положении требовала не только совесть, но и Наставление по производству полетов гражданской авиации (НПП ГА 85), составленное на основе Воздушного кодекса: «командир корабля обязан взять на борт людей, терпящих бедствие, если это не вредит целостности воздушного судна».
– Что нам мешало сохранить самолет? – говорит Курдюков. – Когда у нас на борту два ящика, а за бортом море людей с детьми и с пожитками, которые забиваются в самолет с выпученными глазами – возьмите нас! – нельзя было не взять. Это все равно что, сидя в лодке, пристукнуть утопающего веслом.
Единственный документ, который оформлялся уже в полете – это «открытый лист», куда вписывались количество эвакуируемых пассажиров и их паспортные данные. Никаких специальных отметок в задании на полет не было, никаких штампов военные в документах летчиков не ставили. Обо всем договаривались по звонку.
Михаил Курдюков
Летчики разворачивают перед нами карту, водят по ней пальцем, показывают трассы, по которым самолеты уходили с территории Украины – на Белгород, на Курск, на Брянск – все они пересекают очаги радиоактивного заражения.
– При вылете из Овруча курсом на Белгород или Курск мы пролетаем непосредственно над Припятью и Чернобылем. Здесь, – Курдюков пальцем обводит зону заражения вокруг Чернобыля, – самолет идет в наборе высоты – 2,5-3 тысячи метров над землей.
По прилете в Куйбышев самолет сразу дезактивировали.
– Страха не было, – вспоминает Кириченко. – Какие в двадцать с лишним могут быть страхи? Интересно было: приезжают какие-то люди в специальных одеждах, на интересных машинах, всех обливают, самолеты обрабатывают, людям что-то стелют – люди идут в автобус. А уже автобус их развозит до места назначения – многие ехали на вокзал, уезжали дальше. Кто-то оставался в Куйбышеве.
Через 32 года, доказывая участие завода «Прогресс» в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы, Александр Кириченко перелопатит все доступные ему открытые источники и доберется до секретных архивов. В выписке из архивного приказа, который до сих пор засекречен, черным по белому будет написано: «пост радиационного и химического наблюдения от отдела 821 в период с 22 по 29 мая 1986 года выполнял практическую работу по дозиметрическому контролю степени зараженности прибывающих лиц из районов аварии на Чернобыльской АЭС и получил отличную оценку от руководства ГО района» – за подписью руководства завода «Прогресс» (копия документа есть в распоряжении редакции).
Бросить летать
Все летчики, которые в 1986 году возили грузы в зону бедствия Чернобыльской АЭС, ушли с летной работы по состоянию здоровья. Михаил Курдюков заработал сложный диагноз, связанный с работой сердца, еще в 1986-м. Диагноз был «проходимый» – с ним допускали к летной работе, но летать можно было «на дирижоблях, а не на истребителях». Но в 1998 году инфаркт поставил крест на карьере летчика.
У Кириченко была похожая история.
– У меня была пара инцидентов со здоровьем, я даже сознание терял, но не говорил никому, очень хотелось летать, – рассказывает он. – А в третий раз дошло до «скорой».
Александр Кириченко (слева)
– В наших обвинительных заключениях написано, что мы умысел имели, – говорит Курдюков. – Пришли, мол, показали свои удостоверения. И на основании этого получили инвалидность. А нас обоих по «скорой» в кардиоцентр привезли, наизнанку нас там вывернули. Потом допытались, где мы работали и куда мы летали. Тогда уже написали, что наши проблемы со здоровьем – это увечье, полученное в результате работы в зоне заражения Чернобыльской АЭС.
– Хорош умысел! – вторит Кириченко. – Мои однокашники до сих пор летают, а я вот…
Документальная эпопея
Никто из летчиков, по их словам, документов не касался. Управление по труду Самарской области, которое в 1997 году занималось присвоением статуса ликвидатора и выдачей соответствующих удостоверений, запрашивало данные об участниках событий тех лет на предприятиях. Заводы подтверждали участие сотрудников в ликвидации последствий чернобыльской аварии заданием на полет и сопроводительным письмом. Все документы тщательно проверялись сначала на местном уровне, а потом уходили на проверку в федеральное МЧС. О том, что в управлении по труду необходимо забрать «корочки», сотрудников предупреждали или на заводе, или звонили домой.
Александр Кириченко показывает фотографии со службы
– Я пришел в управление, написал там заявление, отдельно под диктовку сделал к нему приписку – «не обращался за удостоверением раньше, поскольку не имел информации» – закон-то в 1991 году приняли, – рассказывает Кириченко. – Расписался в ведомости и забрал удостоверение. Пока инвалидность не заработал, я и понятия не имел, что мне как участнику ликвидации какие-то льготы полагаются.
В 2002 году удостоверения всем самарским летчикам меняли на документы нового образца.
– Тут все стали носиться с этой тридцатикилометровой зоной, – говорит Кириченко. – И некоторым летчикам то ли на заводе, то ли где – и кто их надоумил? – в задании на полет сделали приписку «Припять». Но в Припяти нет и никогда не было аэродрома. Но снова документы прошли через руки множества проверяющих. И снова всех всё устроило. И устраивало до 2015 года.
Ругались два товарища
Причиной масштабной облавы ФСБ на «мошенников»-чернобыльцев стали взаимные неприязненные отношения двух сотрудников завода «Прогресс» – Евгения Крысько и Олега Шахарова, полагает Альбина Петрова.
Олег Шахаров встречается с Путиным (фото st.volga.news)
– В 1995 году Шахаров стал командиром летного отряда, – говорит Петрова. – Именно он в 1997 году оформлял летчикам документы, необходимые для получения статуса ликвидатора последствий аварии на ЧАЭС. Шахаров заодно с другими подал документы и на Крысько, хотя тот в 1986 году не только не работал на «Прогрессе», но и жил в другом городе. Долгие годы Шахаров молчал, но в 2015-м они с Крысько рассорились, Шахаров вынужден был уволиться с «Прогресса» – и сразу отправился в ФСБ. А там от такого подарка судьбы не смогли отказаться. Заодно с Крысько под суд пошли и настоящие ликвидаторы. Обвинение базируется на показаниях Шахарова, хотя он в 1986 году на заводе не работал.
Палки, галки и звездочки
Летчики уверены, что ответственность за неправильно выданные удостоверения должны нести те, кто реально занимался оформлением и выдачей документов строгой отчетности – то есть управление по труду и наследовавшее ему министерство социальной и демографической политики Самарской области, консультант которого теперь выступает в судах на стороне обвинения. Ведь именно там проверялась подлинность всех документов.
– Могли бы прекратить выплаты в одностороннем порядке, если уж посчитали, что неверно выдали мне удостоверение. Они имеют право так сделать. А я, если не согласен, тогда уже должен идти и в гражданском процессе вот это вот всё доказывать, – Кириченко хлопает папкой об стол. В папке вся его линия защиты – от выдержек из законов до страниц из доклада ООН и выписок из секретных приказов. – Что же из меня и из моих товарищей мошенников-уголовников делать? Если я мошенник – зачем мне тогда вручали памятные знаки, награды, медали от МЧС?
Иногда летчики пересказывают содержание неформальных разговоров со следователями. Те, мол, говорят, мы вас понимаем, но и вы нас поймите.
– Я понимаю, что он капитан или майор, у него другой начальник, а у них планы, «палки». Но этого не должно быть у них! – кипятится Кириченко. – Они же судьбы ломают, жизнь переворачивают.
Все документы, подтверждающие участие завода «Прогресс» в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы, были у следствия с 2015 года, уверен Александр Николаевич. Но в первых приговорах писали, что никаких распорядительных писем и предписаний заводу «Прогресс» отправлять своих сотрудников работать в зоне бедствия не было.
– Я в прошлом декабре – тоже смешной момент – по телефону добрался до этого секретного архива, попал на хорошего человека. Объяснил ситуацию, – вспоминает Кириченко. – Работник архива сказал мне, что он уже подготовил документы эти на запрос в ФСБ и одному моему коллеге. И вам сделаем – сказал. Отправим почтой. Но я свой экземпляр попросил почтой не отправлять – коллеги выручили, забрали пакет прямо из архива. А моему товарищу по почте так ничего и не пришло. И в деле эти документы не появились, пока я следователю не показал, что эти и директивное письмо, и выписка из приказа у меня тоже имеются. Понимаете, они их под полой где-то прятали. Какие интересно им документы прикладывать – прикладывают, какие нет – сберегают.
– Знаете, почему нас всех поодиночке судят, в одно дело не объединяют? – замечает Курдюков. – Потому что так удобнее терроризировать, давить, и сразу столько следователей делом заняты!
Мы общаемся с Михаилом Курдюковым за два дня до оглашения приговора. Несмотря на сильную линию защиты, грамотного адвоката, доказательную базу, подтверждающую его невиновность, Курдюков говорит:
– Надежды на то, что оправдают, нет. Никакой.
– Это просто Путин не знает, что они тут творят, – добавляет Кириченко. – Знал бы Путин – он бы сразу им задал вопрос: что вы тут творите?
Суд над Михаилом Курдяковым
Единственная защита от государства
19 и 20 декабря были вынесены обвинительные приговоры Михаилу Курдюкову и его коллеге – Олегу Сухинину. У Александра Кириченко все еще впереди. Но надежды на оправдание нет ни у кого из тех, чьи дела в суде. ФСБ больше не ведет расследование дел по подозрению в мошенничестве. Теперь этим занимается самарская полиция.
Вся самарская пресса следит за процессами уже два года. Сейчас интерес к теме проявляют и федеральные издания – благодаря тому, что об этой истории написала у себя в Фейсбуке Людмила Кузьмина, представитель Движения за честные выборы «Голос» в Самаре. К ней бывшие летчики пришли от отчаяния, просто чтобы она выслушала и, может быть, помогла. Хотя бы советом.
Кузьмина, сама не раз столкнувшаяся с судебной системой и с государственной машиной, полагает, что единственная защита, которая осталась гражданину этого государства, – это публичность.
– Мы видим с вами, что закон в нашей стране не работает, – говорит она. – Органы власти спаяны друг с другом в единую корпорацию. Прокуроры не понимают, что прокуратура – это независимый участник суда, который может сомневаться, задавать вопросы следствию. Но они не сомневаются. Судьи ведут себя таким же образом – они защищают некую мифическую корпорацию, к которой они все принадлежат – государство – от человека. Хотя самый сильный человек слабее самого слабого государства. И публичность – единственный способ защиты, который у гражданина остается. Поэтому я считаю, что дело должно быть предано максимальной огласке.
Людмила Кузьмина
Откуда у них такие жесткие приговоры? Потому что тогда, в 1986-м, это была другая страна, которая жила по другим законам. Страна была мобилизационная, и мобилизация не требовала никаких документов, директив и так далее. Директор секретного предприятия на указание правительства «отправить немедленно людей в зону чрезвычайной ситуации» должен был ответить: «отправил еще вчера». Какого уровня была катастрофа, по каким законам жила та страна, не понимают ни следователи ФСБ, ни судьи. И не прикладывают усилий, чтобы понять – даже не потрудились заглянуть в Википедию. Тот уровень ненужной секретности обернулся сейчас трагедией. Мало того, что все эти люди уже в годах, они больны из-за той работы, они умирают от последствий лучевой болезни. Мало того, что сама по себе такая работа – это травма. Так теперь еще и государство обрушивается на них всей своей мощью и говорит: ты меня обокрал.
То, что стали расследовать спустя двадцать лет после того, как летчики получили статусы ликвидаторов, объясняется просто: можно было привлечь большое количество людей, отчитаться, заработать свои галочки, получить свои погоны и повышения – такое большое дело против государства вскрыли. Ловить-то больше в стране некого. И удивительно, что предела компетенций у ФСБ нет – они расследуют мошенничество. Хотя, казалось бы, где мошенники, а где государственная безопасность, которую они охраняют? Но орган хочет показать свою нужность, что он не спит, не дремлет. Ну и, конечно, надо же пополнить бюджет – страна страдала, 50-70 человек ее столько лет обворовывали.
Я считаю, что это дикая ситуация. Омерзительная. Что это катастрофа для государственных органов, но в большей степени это катастрофа для нас с вами – потому что мы не защищены ничем.
