Долгая счастливая жизнь. Зачем пенсионеры работают до 80 лет?
В результате пенсионной реформы россиянки должны будут работать до 63 лет. В Саратове даже 78-летняя преподавательница вынуждена давать уроки, ведь пенсии не хватает на еду.
Как заявил премьер Дмитрий Медведев, пенсионная реформа может быть рассмотрена в Госдуме до конца июля. Если депутаты согласятся с предложениями правительства, всем, кто рассчитывал получить пенсию в 2019 году, придется работать дольше. Согласно опросу «Ромира» (проведенному до того, как было объявлено о планах поднять пенсионный возраст), 79 процентов россиян, желающих продолжить работу на пенсии, готовы на это не из любви к труду, а лишь потому, что прожить на свою пенсию не надеются. Предыдущее исследование «Ромира» показало, что 32% участников считают справедливой пенсию в 20–25 тысяч рублей, а 28% мечтают о сумме в 25–40 тысяч. Средняя пенсия в Саратовской области составляет 12,5 тысячи рублей.
По подсчетам Института демографии ВШЭ,17,4% мужчин и 6,5% женщин могут не дожить до нового пенсионного возраста. Зато все остальные придут к финишу молодыми и прогрессивными – во всяком случае, это следует из объяснений ответственных лиц.
По словам министра здравоохранения РФ Вероники Скворцовой, реформа подготовлена с учетом данных о «тотальном омоложении» граждан. «Женщина 55 лет в менталитете народном считается уже сейчас молодой или, так скажем, средних лет. И мужчина 60-летний не представляется списанным с точки зрения своей активной деятельности», – сказала Скворцова журналистам. Замедление старения глава Минздрава связывает с развитием здорового образа жизни. «Незаметно для нас за десять лет замедлилось когнитивное снижение», – пояснила министр, ссылаясь на данные ВОЗ.
По мнению авторов пенсионной реформы, «продолжение активной трудовой деятельности» не только защитит россиян от старости, но и поможет обеспечить гендерное равенство.
Tea или coffee
Ирина Эдуардовна застилает старинный круглый стол скатертью. «Мне нравится оттенок чайной розы, – разглаживает ладонью плотную ткань. – Такие цветы мама выращивала. Она родилась на Украине, с восьми лет жила в людях нянькой. В награду за помощь по хозяйству сироту обучали основам разных ремесел. Мама умела вообще все – разводить сад и огород, шить, вышивать, красить, белить. Даже печку сложила однажды».
Всем ученикам преподаватель предлагает tea или coffee. «Раньше дети сыпали в чашку по пять ложек сахара. Сейчас умненькие стали, вредности не употребляют. Когда деньги заводятся, покупаю домой натуральный горький шоколад. Оrganic botanic!».
«Китайцы говорят: чем больше языков ты знаешь, тем больше раз ты человек», – повторяет Ирина Эдуардовна. Она в детстве могла объясниться на русском, украинском, польском, немецком, «пыталась лопотать» на татарском и финском. Дочь офицера учила язык тех мест, куда переезжала семья. В университете преподавала английский. На пенсию вышла в середине 1990-х, ровно в 55 лет – нужно было ухаживать за больным отцом и дочерью-инвалидом. С тех пор зарабатывала переводами (в том числе для журнала The Lancet, у Ирины Эдуардовны есть среднее медицинское образование) и частными уроками.
«Сначала брала только взрослых учеников. Потом была вынуждена пасть низко – готовить к этому ЕГЭ на костяной ноге. Иногда приходят заниматься студенты из университета. Заметно, как просел уровень образования, и это касается не только языка. Порой треть занятия приходится посвящать русскому и истории, иначе по-английски не о чем говорить».
Репетиторы относятся к категории самозанятых. Государство давно присматривается к их карманам. С 2017 года для самозанятых действуют налоговые каникулы. По сведениям ФНС на 1 апреля, на учет по всей стране встали 1289 человек. Всего, по оценкам экспертов, свое крошечное дело ведут около 15 миллионов жителей России.
С января в четырех регионах запустят эксперимент по взиманию налога с самозанятых – шесть процентов с выручки. ФНС обещает выпустить специальное приложение для смартфона, при помощи которого преподаватели, няни, сиделки и домработницы должны пройти биометрическую идентификацию, зарегистрироваться в службе, вести книгу продаж, перечислять платежи и т.д. Никакого смартфона у 78-летней Ирины Эдуардовны нет.
«Давать уроки без патента запрещено. Купить разрешение я не могу. Для меня критична каждая копейка. Недавно у меня случился приступ тахикардии. 220 ударов в минуту. Муниципальная «скорая» никак не ехала. Я выдержала два часа. Пришлось вызвать коммерческую неотложку. Заплатила 3 тысячи рублей. Потом почти голодала. Мы живем вот так, президенту этого не понять». Ирина Эдуардовна опасается, что на нее донесут соседи.
За занятие она берет 400-500 рублей. Пенсия бывшего университетского преподавателя – 10,6 тысячи рублей. Плата за капремонт и коммунальные услуги в двухкомнатной квартире – 7,5 тысячи рублей. «Большинству пенсионеров помогают дачи и дети. Поэтому они на свои 14 тысяч рублей могут прекрасно жить и говорить: ура, Путин. Хотя есть и бабушки, которые две недели экономят, чтобы испечь пирог к приезду внуков».
Хозяйка ставит на стол маленький тортик с четырьмя клубничками на верхушке. Извиняется, что раскладывает порции на тарелки ножом, а не кондитерской лопаткой. «Лопатка, бокалы, чайник и другая посуда, которую оставили мне родители, сейчас в богатых домах Саратова. Пришлось продать, чтобы выжить. Расставалась с этими вещами и плакала. Для меня это не просто серебро, фарфор и хрусталь. Это часть нашего семейного уклада, праздников, смеха друзей. Часть моей памяти».
От Сумщины до Варшавы
Отец собеседницы Эдуард Устинович был наполовину литовец, наполовину поляк. «В 1938 году его выгнали из военного училища. Сняли погоны. Лишили личного оружия. В маленьком городке это нужно было пережить». Отец писал командованию, пытаясь выяснить, за что именно его наказали. Мать, Антонина Григорьевна, ужасалась: «Что ты делаешь, погубишь себя, меня и ребенка!». Как говорит Ирина Эдуардовна, «ждали стука в дверь каждую ночь, мама приготовила чемоданчик».
К счастью, наполовину репрессированному военному позволили «искупить вину» на финской границе. Как рассказывает собеседница, через реку на советский берег несколько раз перебирались финские коммунисты и предупреждали о готовящемся нападении Германии. «Что отец мог сделать? Он должен был их сдавать. Приказано было думать, что у нас с немцами мир».
С началом войны семьи военнослужащих посадили в теплушки и отправили в эвакуацию. «По пути кормили так: на перронах ставили длинные столы и продукты на них. Кто первый добежит – тот и наелся. Мама со мной и братом на руках была неважным спринтером. Иногда бежала не поесть, а помыться к колонке». Под Ленинградом знакомый военком шепнул Антонине Григорьевне: «Здесь оставаться ни в коем случае нельзя. До Ташкента вы тоже не доедете, в пути начнется жара и дизентерия». И выписал женщине направление на Украину.
Поселились в Сумах. Беженцев принял дядюшка, хотя сам растил трех детей. «Город чудный: чистенький, хорошенький, как бонбоньерочка. Отец объяснял: поэтому вы и выжили, со стратегической точки зрения, этот населенный пункт – ноль. Нас почти не бомбили». Уходя, красная армия не раздала жителям продукты со складов. Уже было слышно, как подходят немцы, но горожане успели сбить замки и разобрать запасы по домам. Это позволило жителям продержаться в оккупации. Горох, фасоль, сахарную свеклу фашисты не отбирали, такая еда им не нравилась.
Немецкая комендатура расположилась в соседнем доме. «Комендантом стал немолодой человек в очках. Он сразу дал понять горожанам, что не собирается проявлять особого рвения в наведении новых порядков и хочет отбыть должность спокойно. В городе встали тыловые подразделения. Несмотря на обстановку на фронтах, немцы понимали, что не останутся на захваченной территории навсегда. И даже говорили об этом местным жительницам: обещали взять с собой в Германию, «когда будем отступать». Разумеется, начальство при этих беседах не присутствовало».
Эдуард Устинович попал на Ленинградский, затем Волховский фронт. От голода бойцы стреляли ворон, ели дохлую лошадь. После войны семья переехала в Бреслау (сейчас польский город Вроцлав). «На стенах были немецкие таблички. В кранах – горячая вода. На каждой полочке – идеальная чистота, любовно сложенные вещи. Уходя, хозяева надеялись, что люди этим воспользуются» (массовая эвакуация жителей была объявлена в Бреслау в январе 1945-го, за три месяца до капитуляции). В городе оставалось много пустых домов. Семья офицера заняла квартиру уехавшего священника.
В этой местности было освобождено несколько концлагерей. Представители Франции и США привозили землякам по чемоданчику с вещами, в том числе форму со знаками различия, соответствующими званию, в котором человек попал в плен. «Отец говорил: было больно видеть, как освобожденные американцы идут в новеньких желтых ботинках, французы – нарядные, хоть и худые, и наши – в обносках, – вспоминает собеседница. – Командир отца, побывавший в плену у немцев, потом оказался в советском лагере. Однажды, когда мы уже жили в Перми, раздался стук в дверь, и на пороге появился этот офицер. Это был 1954 год, он отсидел восемь лет и был счастлив, что его выпустили».
В Бреслау и Варшаве семья прожила почти десять лет. Эдуарду Устиновичу предлагали принять польское гражданство. «Были две ночи раздумий. Родители решили добровольно вернуться в Союз. Боялись, что советские власти не простят отцу «предательства» и даже на чужой территории до него доберутся». Собеседница добавляет со вздохом: «В Польше жизнь была человеческая. Моя мама была пани. Очень жалею, что мы уехали».
Почему пенсионерам воры не страшны
В Ленинграде Эдуард Устинович с отличием закончил академию, но генеральского звания не получил. Умер в Саратове. Ему было 92 года. Позже Ирина Эдуардовна смогла получить небольшую компенсацию по отцовской сберкнижке. «Никто не оповещал меня о такой возможности ни письмом, ни звонком. О том, что начали платить компенсации, рассказала мне знакомая. На почте я простояла в очереди четыре часа».
Нынешние патриотические торжества, приуроченные к победным датам, Ирину Эдуардовну не радуют: «Лучше бы потратили деньги на уход за могилами фронтовиков».
По первому образованию собеседница – фельдшер-акушер. Она проходила практику на Урале. «Я уже тогда видела патологии – деток, которые рождались без ног. Безграмотные акушерки называли их матерей «фикусницами»: обвиняли в попытке сделать подпольный аборт при помощи листа фикуса, который якобы наносил плоду в утробе такие повреждения. На самом деле причина была другой: неподалеку располагались военные полигоны, а ранее в этом районе были лагеря».
Ирина Эдуардовна работала фельдшером и училась в университете: отделение иностранных языков в то время было только вечерним. Преподавала в СГУ и ПКЦ (предшественник нынешнего РАНХиГС). «Однажды во время вступительных экзаменов меня вызвали к руководству. Спросили, почему я поставила двойку одному из абитуриентов. Я ответила, что нужно было ставить «кол», так как за 45 минут он не ответил ни на один вопрос. Мне объяснили, что этот абитуриент не может получить меньше четверки, поскольку работает в администрации крупного района. Речь шла об отделении менеджмента, выдававшем дипломы многим «нужным» людям. Об этом отделении среди преподавателей иностранного ходил анекдот: студент ничего не может ответить, преподаватель выдумывает задание полегче и спрашивает, как будет по-английски «менеджер»? Студент радуется: ну это я знаю! Манагер!».
Как говорит Ирина Эдуардовна, бывшие коллеги не поддерживают с ней отношений из-за болезни дочери. «Люди старшего поколения плохо информированы об инвалидах, не хотят их видеть и даже боятся». Бывшие студенты и ученики, наоборот, часто приходят к преподавательнице в гости. «Однажды ко мне приехала бывшая ученица Этери. С деньгами у меня было совсем плохо. Я накрыла на стол – четыре печенья, карамельки и чай, оставшийся от прежней роскоши. Этери ничего не сказала. Через два дня к подъезду подъехала машина: они с мужем привезли столько продуктов, что не хватило места в холодильнике».
Хозяйка шутит, что нынешние пенсионеры могут не запирать дверь квартиры: «Если зайдет вор, он, как в анекдоте, ничего не возьмет, да еще и 100 рублей на столе оставит».