История репрессий

История репрессий. Откровения тюремного провокатора

«Наседка» в переводе на человеческий язык – это доносчик, провокатор, которого тюремное начальство подсаживает в камеру к подозреваемому. В обмен на разного рода льготы «наседка» либо выведывает у сокамерника детали дела, нужные следствию, либо склоняет его к сотрудничеству и признанию. По всем законам – и тюремным, и человеческим – стукача ждет незавидная участь, но главная ошибка подсадного заключается в наивной вере в начальство – что уж оно-то точно не кинет, что потребность в осведомителе будет всегда.

В этой части рассказа о репрессированных саратовцах речь пойдет именно о такой подсадной утке. Назову его инициалами А.Л., поскольку живы потомки, для которых его имя свято, а само имя включено в Книгу памяти Саратовской области. Не мое дело судить несчастного, я не знаю, что с ним делали для того, чтобы он согласился продавать и предавать вчерашних товарищей по партии.

Из протокола допроса я убрал детали, с помощью которых можно определить личность этого пламенного коммуниста и крупного работника идеологического фронта. Еще раз выскажу убеждение: вина лежит не на нем, а на системе, построенной из потенциальных предателей. Купленных или запуганных – не суть важно.

Краткие сведения о погубленных «наседкой» партийно-хозяйственных деятелях приведены после текста документа.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

арестованного А.Л.

от 16 июля 1937 года

Вопрос:	Вы давно сидите в тюрьме?
Ответ:	Один год и два месяца.
Вопрос:	За что Вы сидите?
Ответ:	За троцкизм.
Вопрос:	Вы действительно примыкали к троцкизму?
Ответ:	Нет, я не примыкал, никогда за троцкистов не голосовал, но разговоры с ними были.
Вопрос:	Чем Вы занимались до ареста?
Ответ:	До ареста я был директором отделения <...> в Республике немцев Поволжья. Арестовали меня в гор. Энгельсе, а в тюрьме я все время содержусь в Саратове.
Вопрос:	В каких условиях Вы содержитесь?
Ответ:	В неплохих. Я ведь веду здесь большую работу, особенно в последнее время.
Вопрос:	О какой большой работе Вы говорите?
Ответ:	Мне приходится в камере разворачивать дела. Я не знаю, можно ли Вам это говорить... например, с САРАЕВЫМ дело, КАЧКОВЫМ, а сейчас у меня в обработке Зам. Нач. Политотдела дивизии, затем я над БАРЫШЕВЫМ работал. Вам, вероятно, известно, что я и в прошлом году очень много работал над троцкистами Республики немцев Поволжья.
Вопрос:	Расскажите конкретно, в чем выражается Ваша большая работа, о которой Вы уже дважды помянули?
Ответ:	Я обрабатываю в камере несознающихся арестованных, склоняю их к даче развернутых показаний, помогаю им составлять показания и даже сам пишу от их имени заявления на имя следователей или начальника отдела.
Вопрос:	Вы это делаете по своей инициативе?
Ответ:	Нет, все мои действия согласованы со следователем. Особенно хорошо я работаю с приездом Натана Давидовича ЗАРИЦКОГО. Без него мне было трудно, меня держали в камере, где было пять человек и очень тяжело было обрабатывать арестованных. С ЗАРИЦКИМ у меня хорошо пошла работа. В этом году я от имени одного САРАЕВА написал шесть заявлений, которые потом были оформлены в протокол.
Вопрос:	А протоколов допроса Вам не приходилось писать?
Ответ:	Нет, я пишу только заявления и лишь после того, как обрабатываю арестованного. Опыт у меня большой, я прошел здесь большую политическую школу и должен сказать, что эта работа меня удовлетворяет и подбадривает. Мне удавалось обрабатывать таких арестованных, которые по два месяца не давали показаний, например, ЛЕПШЕВА, которого два месяца в Москве не могли сломать, а я его, правда, с трудом, но сломал. Я хорошо изучил психологию арестованных и знаю, чем их брать. В последнее время я, набравшись опыта, очень быстро склоняю арестованных к показаниям.
Вопрос:	Как же это Вам удается?
Ответ:	У меня к арестованным разные подходы.
Вопрос:	Какие именно?
Ответ:	Смотря по тому, кто сидит. Если это, например, коммунист и он немного замешан в деле, я могу тогда влиять на его чувства, я говорю, что если он честный человек, то он должен дать те показания, которые требует следствие, что это единственный путь, что все пути отрезаны.
Вопрос:	Как Вы САРАЕВА обработали, как Вы выражаетесь?
Ответ:	Главным образом, бил на чувства.
Вопрос:	А каким человеком Вы его считаете?
Ответ:	Он довольно разложившийся человек. Он мне рассказывал о пьянках, о том, что он затратил 40.000 рублей на ремонт квартиры. Человек он, безусловно, исправимый, он ставит интересы партии и родины выше собственных интересов, он пошел смело на дачу показаний. А вообще тяжело мне с ним было. Его тут взяли в работу чуть ли не на 48 часов, он плакал и ничего не помогало. Я же его довольно быстро сломал в камере. Есть большая трудность в моей работе – это то, что у арестованных появляются рецидивы раскаяния.
Вопрос:	Как это понимать?
Ответ:	Ну, желание отказаться от показаний. Я забыл Вам сказать, что я сидел с ШИПОВЫМ. Я его очень удачно сломал, он дня 3-4 не давал никаких показаний. Этот человек ужасные вещи выделывал в камере – и плакал, и головою о стенку бился, но я его с большим трудом успокоил, и он дал показания, но может от них отказаться. Я на этот счет уже информировал ЗАРИЦКОГО, так как заметил, что ШИПОВ в камере готовит заявление на имя следствия в форме отказа. Тут ошибка не моя, следователя. Я об этом говорил ЗАРИЦКОМУ. Когда ШИПОВ написал первый протокол, вернее, подписал показания, составленные следователем, он спросил следователя: «Что было бы, если бы моя воля выдержала и я устоял бы перед Вашим напором?» Следователь ему ответил, что его бы на некоторое время оставили в покое, устроили бы несколько очных ставок и не стали бы над ним суда устраивать. ШИПОВА беспокоило то, что дача требуемых следователем показаний, пожалуй, не было единственным выходом из положения. Я его буквально загнал в щель и доказал, что дача показаний была его единственным выходом. ШИПОВ, между прочим, на стенке камеры выцарапал интересное изречение, примерно такого содержания: «Клевета и невнимательное отношение следствия могут сразу разбить три жизни (он имеет в виду себя, жену и ребенка), я врагом не был и не буду, не понимаю, почему несчастье обрушилось на мою голову». Однако показания ШИПОВ дал, и если бы не ошибки следователя, то я был бы спокоен за то, что он не откажется от своих показаний.
Вопрос:	И со многими арестованными Вам поручали такого рода работу?
Ответ:	Да, я и сейчас работаю над КЕССЛЕРОМ – зам. нач. Политотдела дивизии, я сегодня долго с ним беседовал, в результате он даст показания на нач. политотдела дивизии. Большую работу я проделал над БАРЫШЕВЫМ.
Вопрос:	Как Вы «работали» над БАРЫШЕВЫМ?
Ответ:	БАРЫШЕВ мне рассказывал о протоколах моих допросов, которые он читал летом прошлого года, спрашивая меня, нет ли нажимов здесь. Он был только первый день очень подавлен, а затем держал себя очень хорошо. Я его, главным образом, ориентировал в отношении состава центров – троцкистского и правых. Меня предварительно тщательно инструктировал ЗАРИЦКИЙ, рассказал, какие требуются с БАРЫШЕВА показания, назвал мне состав центров, а я уж все это БАРЫШЕВУ рассказывая, говорил, что нужно показать о контакте работы троцкистов с правыми через АНТИПОВА.
Вопрос:	Но ведь Вы склоняли арестованных к даче заведомо ложных показаний, Вас это обстоятельство не смущало?
Ответ:	Я сознательно шел на это дело, ибо ЗАРИЦКИЙ мне говорил, что это нужно в интересах партии, в интересах следствия. Это же я говорил арестованным, склоняя их подписать ложные требования. Я хочу Вас заверить, что возложенную на меня работу я выполнял добросовестно, не жалея своих сил и энергии, и что те показания, которые подписали обработанные мною арестованные, останутся в силе, несмотря на их должность, так как они от них не откажутся.

ПРОТОКОЛ ЗАПИСАН С МОИХ СЛОВ ПРАВИЛЬНО, МНОЮ ПРОЧИТАН.

/А. Л./

ДОПРОСИЛ: ЗАМ. НАЧ. 4 ОТДЕЛА ГУГБ

МАЙОР ГОСБЕЗОПАСНОСТИ /СТРОМИН/

ОПЕРУПОЛНОМ. 4 ОТДЕЛА ГУГБ

ЛЕЙТЕНАНТ ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ /ЛЕРНЕР/

Подлинник находится в архивном деле № <...>.

В заключение приведу список тех, с кем успешно «поработал» А.Л.:

Антипов Андрей Васильевич (1894–1938) – член ВКП(б) с 1915 г., начальник Саратовского областного земельного округа. Расстрелян 20 января 1938 г.

Барышев Николай Иванович (1898–1937) – член ВКП(б) с 1916 г., председатель Саратовского облисполкома. Расстрелян 30 октября 1937 г.

Кесслер Константин Петрович – заместитель начальника политотдела 53-й стрелковой дивизии. Расстрелян 23 января 1938 г.

Сараев – председатель Нижне-Волжского краевого совета Осоавиахима, обвинялся в участии в троцкистской организации. Дальнейшая судьба неизвестна.

Шипов Николай Константинович (1894–1938) – член ВКП(б) с 1917 г., полковник, начальник Саратовского бронетанкового училища. Расстрелян 27 октября 1938 г.

Сведения о Качкове и Лепшеве обнаружить пока не удалось.

В протоколе упоминаются два работника НКВД:

Зарицкий Натан Давидович – c 29 января 1937 г. старший лейтенант государственной безопасности, 15 ноября 1939 г. уволен в связи с «невозможностью использования на работе в Главном управлении государственной безопасности».

Лернер – вероятно, Лернер Наум Моисеевич (1906–1983). В органах ВЧК−ОГПУ−НКВД с декабря 1934 г.

Нужно отметить, что допрашивали А.Л. в связи с делом Якова Агранова – некогда всесильного начальника Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. 17 мая 1937 года Агранов был назначен на должность начальника Управления НКВД Саратовской области и с жаром принялся зачищать от троцкистов подведомственную территорию. Однако уже 20 июля Агранова арестовали и доставили в Москву. Чекиста обвинили в заговоре и создании контрреволюционной организации внутри НКВД и казнили 1 августа 1938 г.

Допрашивал А.Л. новый начальник УНКВД Саратовской области Альберт Стромин, который вскоре будет всенародно избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва. Что, впрочем, не помешало и его расстрелять в Москве 23 февраля 1939 г.