Реальный срок за исправленную ошибку
Мы встретили Инну Свотневу минут за двадцать до начала последнего судебного заседания – прямо в центре Ровного, у здания Энгельсского районного суда. Из машины вышла красивая, немного уставшая молодая женщина в длинном платье. Она – счастливая жена трудолюбивого фермера, мать двоих сыновей (младшему всего пять лет, и у него тяжелое генетическое заболевание), глава третьего в Ровенском районе крестьянско-фермерского хозяйства. Ей грозит шесть лет реального срока за налоговую ошибку. Даже не так. За исправленную налоговую ошибку, которую следствие волшебным образом сумело развернуть в уголовное дело. Через двадцать минут судья начнет читать приговор.
– Да-да, это я та самая подозреваемая в крупном мошенничестве, – улыбаясь, но с горечью произносит Инна. – Как я? Ну а как вы думаете? Вчера вечером настраивала себя, что надо обязательно поспать перед заседанием.
Солнцезащитные очки она старается не снимать. Поспать, видимо, не удалось.
Несмотря на то, что уже не раннее утро, площадь пуста. Людей на улицах почти нет.
За десять минут до начала всех начинают впускать в здание суда.
Рамка металлоискателя. Вертушка на входе. Судебный пристав, тщательно осматривающий рюкзаки и сумки. Так тщательно, что не поленился заглянуть даже в мою косметичку.
В зале заседаний выделена специальная скамья для прессы – к журналистам здесь привыкли. Снимать процесс приезжали даже из программы «Человек и закон», их адвокат помогал супругам Свотневым в этом деле. Кроме того, на стороне Инны Свотневой выступал представитель бизнес-омбудсмена в Саратовской области Михаила Петриченко, а иногда Петриченко приезжал лично, над ее защитой работали четыре местных юриста.
Налоговая ошибка
– Никто не верит, что уголовное дело на мою жену завели из-за такой ерунды, – говорит Сергей Свотнев. – Все говорят, наверное, там есть что-то еще. А потом знакомятся с документами и обалдевают. С меня когда бэпники, – сотрудников ОБЭП Свотнев только так и называет, – потребовали взятку триста тысяч, чтобы дело уголовное не заводить, я тоже рассмеялся – какое там может быть дело? С нашей стороны была налоговая ошибка. Мы ее сами исправили еще до проверки. Нам и налоговая спасибо сказала, и Пенсионный фонд. Рано я смеялся.
Министерство сельского хозяйства России предлагает сельхозпроизводителям субсидии (так называемая несвязанная государственная поддержка). Для ее получения фермеры обязаны выполнить ряд условий. Одно из условий – заработная плата рабочих сельхозпредприятий должна быть не ниже прожиточного минимума по региону за предыдущий год. Свотневы эти субсидии на хозяйство получали каждый год.
Бухгалтерией в КФХ традиционно занималась Инна, а в поле – с техникой, рабочими, семенами работал Сергей. Но в 2012 году у Свотневых родился сын, у малыша обнаружили генетическое заболевание. И Инна вынуждена была посвятить себя заботе о младшем ребенке, а Сергей нанял бухгалтера. Она-то и допустила роковую ошибку: по трудовому договору его рабочие получали 6880 рублей. А подоходный налог и отчисления в пенсионный фонд новая бухгалтер почему-то считала от размера минимальной заработной платы.
В 2016 году по району прокатился ряд проверок – то у одного фермера, то у другого возникали проблемы с ОБЭП из-за получения несвязанной господдержки.
– Мне Васёк позвонил, – рассказывает Свотнев, – и спрашивает: «Ты налоги платил от минимальной зарплаты или от прожиточного минимума? А то ко мне проверка пришла, посмотрели, а у меня налоги от минимальной зарплаты, а надо от прожиточного минимума. Прицепились, что я не выполнил условие программы». Естественно, мы с Инной тут же наняли специалиста, провели аудиторскую проверку, нашли несоответствие – платили-то рабочим выше прожиточного минимума, а бухгалтер налоги считала от минимальной зарплаты. Это была налоговая ошибка. Мы сделали корректировку за три года, и я заплатил недоплаченные налоги и взносы в пенсионный фонд, всего сто тысяч рублей получилось. Бэпники, они же не приходят на предприятие проверять, они идут в налоговую. Смотрят, от какой суммы у тебя налог заплачен, значит, такую ты зарплату и платил. Они в налоговую пошли, а у меня там все нормально. Они в пенсионный. И там все в порядке. Так они взяли старые данные, которые были до корректировки, и уже по ним возбудили уголовное дело. С формулировкой, что подавая документы на получение субсидии, Инна имела преступный умысел недоплачивать рабочим по двести рублей – такая разница между минимальной зарплатой и прожиточным минимумом. И именно поэтому, из-за этого умысла, было нецелевое расходование средств. Наши доказательства – что все деньги, полученные от областного минсельхоза, были потрачены на развитие нашего КФХ и по безналичному расчету – суд во внимание не принял.
Плохой сценарий
Всю эту историю Сергей рассказывал нам за полтора часа до оглашения приговора – мы ехали к нему на поля. Внедорожник лихо преодолевал ровенское бездорожье, направо – подсолнухи, налево – вспаханное поле.
Мелкая пыль обволакивает босые ноги, я с завистью смотрю на кеды моих коллег, выставляющих камеру. Мы остановились возле трактора с сеялкой. Рядом грузовик. Из грузовика в сеялку загружается зерно. На этом поле идет сев озимой ржи. В хозяйстве у Свотневых в основном выращивают зерновые – рожь, пшеницу, подсолнечник, просо, кукурузу, нут. Еще и бахчевые, как положено в Ровенском районе.
Хозяйство – третье в районе по количеству обрабатываемых гектаров и количеству налогов, отчисляемых в районный бюджет. В этом году КФХ Свотневых перечислило в бюджет Ровенского района 750 тысяч рублей налогов.
– Прокурор просит шесть лет общего режима. Если Инну уведут прямо из зала суда, – Сергей меняется в лице, – это всё, это сразу всё. Во-первых, это остановит работу хозяйства. У неё право подписи, у нее печать, право заключать договоры, получать кредиты. Это значит, что я сразу останавливаю работу, двадцать человек распускаю по домам, технику – она в залоге – забирает банк, земля будет заброшена и район ее заберет. Семья будет разорена, район потеряет крупного налогоплательщика. А во-вторых, я просто не знаю, как буду жить. Но я надеюсь на лучшее. Потому что нет причин для обвинительного приговора. Просто нет.
Приговор
– Признать виновной в преступлении, предусмотренном частью четвертой статьи 159.2 УПК РФ Свотневу Инну Николаевну по эпизоду получения субсидии в 2014 году и назначить наказание в виде трех лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима, – судья Энгельсского районного суда Святослав Руденко без пауз речитативом зачитывает приговор. Ровный гул кондиционера. Никаких эмоций, только беспросветная усталость от изматывающего процесса, от полуторачасового стояния под мерный бубнёж судьи. – На основании части четвертой статьи 182 предоставить отсрочку наказания до исполнения 14-летнего возраста младшему ребенку обвиняемой (выдох), министерству сельского хозяйства вернуть субсидию за 2014-й год в размере 1 млн 424 тыс. 10 руб.
По эпизоду 2015 года Инну Свотневу оправдали, гражданский иск министерства сельского хозяйства Саратовской области оставили без рассмотрения (в свое время федеральная власть подсуетилась и велела регионам раздавать субсидии несвязанной господдержки безо всяких дополнительных условий, но действие этого постановления распространяется, увы, только на 2015 год).
Пока полтора часа слушаешь безэмоциональную читку приговора, можно рассмотреть весь зал в подробностях: у судьи Руденко дрожат руки, листы приговора мерно подрагивают в такт, ГБРовцы тоже люди, один устал и оперся рукой на клетку для особо опасных, по центру зала суда с потолка свешивается белый шарик – микрофон. Тут отличное видеооборудование, а новая мебель соседствует со старыми обшарпанными креслами, в трибуне для свидетелей лежит коврик – чтобы ДСП не обдиралась. За эти полтора часа понимаешь, для чего приговоры слушают стоя – спина болит так, что поневоле начинаешь сгибаться в поклоне.
Судья читает. Ухо ловит привычные формулировки: «суд не видит оснований не доверять», если это свидетельства со стороны обвинения, и «суд относится к показаниям критически», если зачитывают показания свидетелей стороны защиты. В приговоре есть утверждение, что аудиторскую проверку Свотневы проводили одновременно с проверкой сотрудников ОБЭП. Только это неправда.
– Это ошибка в приговоре, – говорит юрист Лидия Новак (она представляла интересы Инны Свотневой в суде). – Аудиторская проверка хозяйства проводилась в июне-июле 2016 года, постановление о возбуждении уголовного дела датировано 29 августа, акт следователя был составлен 16 августа. По апелляции решение пока не принято, но, скорее всего, будет подана апелляционная жалоба. Я считаю, что в части обвинения по эпизоду за 2014 год суд, как и эксперты, руководствовался не первичными документами, а документами, предоставленными в налоговые органы, которые ошибочные, без учета корректировки. Корректировка была сделана до возбуждения уголовного дела. Инна Николаевна, после того как вышла из декрета, обратилась в экспертную организацию для проверки своей бухгалтерской деятельности. После проведения проверки экспертом была выявлена недоплата по налогам, заработная плата выплачивалась согласно трудовым договорам, в трудовых договорах прописано, что заработная плата всех работников за 2014 год составляет 6880 рублей. Трудовые договоры являются первичной документацией при начислении заработной платы. Мы считаем, суд должен был принять это во внимание.
При вынесении приговора суд необоснованно отклонил все эти доводы.
Относительно хороший сценарий
В нашей стране принято радоваться, когда невиновному человеку дают условный срок. Впрочем, тут срок не условный, а реальный, просто отложенный на девять лет. Будет ли апелляция – пока непонятно, адвокаты советуются.
Прокурор убегает из зала суда первым. Инна и ее адвокаты какое-то время находятся в зале суда, а потом она выходит, и Сергей обнимает ее.
– Я себя чувствую так, как будто я стою перед несущимся на меня поездом, – говорит Инна. – Конечно, я рада, что еду домой к детям. Но с приговором я не согласна. Я надеялась на оправдательный. Я считаю, что с нашей стороны нарушений не было. Суд не всё учел по 2014 году, и бухгалтерская ошибка воспринялась как мошеннические действия.
Что будет с хозяйством дальше, Сергей Свотнев не знает. Сейчас он ждет новых прокурорских проверок, потому что суд требований прокуратуры не удовлетворил. С программами господдержки связываться больше не хочет.
– Будет мне уроком вся эта история, – говорит он. – Я верил в справедливый суд, а везде какой-то беспредел. Лучше бы я эту взятку дал бэпникам. У меня за год ушло миллиона два на всё это – на адвокатов. Я, может быть, пару тракторов бы купил на эти деньги. Что сейчас будет с кредитами – тоже неясно. В Россельхозбанке в кредитовании отказали из-за уголовного дела. Не знаю, что будет дальше. Ничему не верю. Может быть, все кредиты закрою и сельским хозяйством перестану заниматься вообще.
Час дня. Поселок как будто ожил. Люди снуют туда-сюда. Некоторые подходят к Сергею. Жмут руку. Интересуются, как прошло. Желают удачи.
