Елена Трифонова: Убежищ для избитых жен в России немного

Сразу после новогодних каникул, 11 января, Государственная дума в первом чтении одобрила законопроект о декриминализации побоев в семье. Пока все заняты обсуждением этого законопроекта и его возможных последствий, мы поговорили с педагогом-психологом Центра социальной помощи семье и детям Еленой Трифоновой о том, куда бежать женщине, попавшей в трудную жизненную ситуацию, где и какую помощь она может получить.

– Елена, сейчас широко обсуждается законопроект о декриминализации семейных побоев, он уже прошел в думе первое чтение. Как вы думаете, к чему это может привести? Как к этому законопроекту вообще относиться?

– Я думаю, что вопрос тут надо ставить по-другому. Чаще всего работа ведется с теми, кто насилие пережил, но намного меньше внимания уделяется работе с самим «обидчиком», неважно, отсидел он или нет. Но даже если он понес наказание, он возвращается в ту же семью, продолжает себя вести так же. У нас почему-то ставится вопрос, наказать его или не наказать, но не ставится вопрос о том, что надо как-то работать с усвоенной им моделью поведения, с мировоззрением человека, допустившего жестокое обращение, его личностными качествами, представлениями и навыками воспитания детей. Считаю, что нужно в принудительной форме заставлять таких людей работать, например, с психологами.

– Но психологическая помощь помогает только в том случае, если человек сам за ней обращается и сам ее ищет...

– Со временем, работая с психологом, люди могут начинать осознавать необходимость такой работы. Но возможны не только индивидуальные консультации со специалистом, но также и работа в группе. Когда люди с похожими проблемами собираются вместе и эти свои проблемы обсуждают. Услышать о похожем опыте от другого человека, который нашел выход, бывает проще, чем от психолога.

– Елена, смотрите, вот такая ситуация: внезапно женщину избивает муж, прежде добрый и ласковый. А у нее грудной ребенок на руках, а бежать ей некуда и оставаться рядом с этим человеком нельзя. Что ей делать?

– Во-первых, она может обратиться к нам в Центр. У нас есть реабилитационно-кризисное отделение для женщин, попавших в трудную жизненную ситуацию. Здесь ей и ребенку предоставят комнату со всеми удобствами, будут три раза в день кормить маму и пять раз в день ребенка. Если она убежала, что называется, «в халате и в тапочках», здесь есть «банк вещей». Но это не просто убежище, где можно укрыться, спрятаться.

Пока женщина у нас живет, с ней работают специалисты: психолог, юрист, специалист по социальной работе. Психолог работает с ее эмоциональным состоянием: помогает понять, как и почему она в такой ситуации оказалась, есть ли выходы из этой ситуации. Также эти женщины посещают различные группы и тренинги, которые у нас есть. Юрист, например, может помочь составить исковое заявление в суд, если женщина решила развестись. Но часто к нам приходят женщины с очень большим спектром проблем.

– Например?

– Например, кроме насильственных отношений в семье женщина с ребенком могут жить в экстремальных условиях. Например, в каком-нибудь старом частном доме, где нет воды, при этом скопилось много неоплаченных счетов, поскольку она сидит с детьми и не работает, и вся семья перебивается тем, что этот ее мужчина в дом приносит. У детей могут быть не оформлены необходимые документы, например, свидетельства о рождении. Юрист и специалист по социальной работе помогают эти документы восстанавливать и оформлять, помогают писать запросы, ходят по инстанциям и так далее.

Кроме того, женщины у нас не только живут, но и приобретают различные полезные навыки, которые им потом могут пригодиться. Совместно с Покровским храмом у нас в течение прошлого года реализовывался проект, где наших подопечных учили шить и рисовать. Это направление продолжит свою работу и в дальнейшем.

– Какое время ваши подопечные имеют право жить в Центре, и следите ли вы за их дальнейшей судьбой?

– Срок проживания в реабилитационно-кризисном отделении Центра – полгода. Это то время, за которое проблема обычно все-таки разрешается. После того как женщина покидает отделение, специалисты центра обязательно наблюдают за семьей еще в течение полугода, для того чтобы оказать своевременную помощь, если вдруг ее положение будет ухудшаться. В дальнейшем – наблюдают по ситуации.

– И сколько женщин за последний год воспользовались этой вашей помощью?

– В прошлом году у нас в реабилитационно-кризисном отделении проживали 160 человек, из которых 98 – это дети. У нас, кстати, не всегда живут женщины с детьми. Иногда от обидчиков убегают и беременные жены. Потом из роддома возвращаются сюда с малютками.

– Такой Центр у нас один на весь город?

– Он один на всю область. Я вам больше скажу, у нас и по стране подобных центров немного. Такие убежища для женщин – это большая редкость.

– На какую помощь может рассчитывать женщина, которой есть куда пойти, но с эмоциональным состоянием у нее не очень и требуется помощь психолога и юриста?

– На всю ту же самую – она может позвонить или прийти к нам в центр, и с ней будут работать юрист, психолог, специалист по социальной работе. Кроме того, любой родитель или ребенок в кризисной ситуации может воспользоваться телефоном доверия: 8-800-2000-122. Это единый общероссийский номер. Правда, и к телефону доверия многие всё еще относятся с недоверием: «я позвоню, а вы потом мне на работу сообщите, и меня накажут».

– Но есть же этика профессии – всё, что говорится между клиентом и психологом, – это как тайна исповеди, не выходит за пределы комнаты.

– Случается, когда люди в это не верят. Считают, что все разговоры записываются, что у нас есть определители номера, что в большой комнате сидит восемь человек с наушниками и микрофоном, как в колл-центре. Хотя я, как человек, пять лет отработавший на телефоне доверия, могу сразу сказать, что эти представления далеки от реальности. Никаких определителей номера, прослушивания и записывающих устройств нет. А консультант знает только ту информацию, которую клиент сказал сам.

Еще раз повторю, что воспользоваться телефоном доверия могут все – дети, подростки, мамы, папы. Он работает в круглосуточном режиме, без выходных. С любого номера – даже с сотового, звонок на телефон доверия будет бесплатным.

– Чуть раньше вы говорили, что социально опасные семьи и семьи в кризисной ситуации находятся под вашим наблюдением. В чем заключается ваша помощь при патронаже? Я не просто так об этом спрашиваю: не так давно в Саратове писали о резонансном случае – органы опеки изъяли у многодетной матери трех младших детей, а двух старших оставили с мамой. А всё потому, что муж этой женщины, будучи в подпитии, сказал: забирайте, они мне не нужны, а жена его чем-то стукнула – прямо при сотрудниках органов опеки. Потом в суде опека заявила, что в доме плохие бытовые условия и мама якобы не работает. Мне кажется, что детям лучше быть с мамой, исключая какие-то вопиющие случаи. И что помощь должна выглядеть как-то по-другому.

– Мне сложно оценить ситуацию, не зная подробностей. Если поступает сигнал о жестоком обращении с детьми, то на место выезжают наши специалисты и специалисты других учреждений системы профилактики. Они изучают ситуацию в семье. Уже на основании проведенной проверки выносится решение. Но такого, чтобы ребенка сразу забрали, не бывает.

– Проверить – не значит помочь. Мне кажется, что проверка – это лишний стресс для, например, эмоционально выгоревшей мамы с кучей своих личных проблем, которая срывается на ребенка, потому что она на пороге получения серьезного психиатрического диагноза, например, депрессии. А добрый сосед при этом докладывает куда следует. А специалисты приходят и регулярно проверяют ее холодильник на наличие в нем еды и полки на предмет отсутствия на них пыли.

– Такого, чтобы специалист прошелся по квартире и у себя в бланке галочки расставил напротив полок и холодильника, не бывает. Любой специалист беседует с мамой, с папой, с ребенком, оценивает ситуацию в семье.

Если «глубоко копать», то дело далеко не всегда в эмоциональном выгорании. Родители, например, не знают возрастных особенностей детей, могут не владеть навыками воспитания. Были ситуации, когда приходила мама и говорила: «он меня не слушает, эти бесконечные игрушки, сколько можно, ему, как ни говоришь, а он себя ведет непонятно как, что мне с этим делать, я так устала». А потом выясняется, что ребенку всего два года.

– Или бывает, что кризис у самого родителя, проблемы на работе, что-то не ладится в семье.

– Да, второе – это проблемы самого родителя. Третье – это особенности развития ребенка. Я не говорю про серьезные диагнозы, но у нас с каждым годом увеличиваются обращения по проблемам гиперактивных детей. Как правило, гиперактивность наблюдается у деток, родившихся недоношенными, с недоразвитием функции торможения нервной системы. К такому ребенку нужен особый подход – но какой, об этом мамы и папы часто не знают.

– Мне кажется, что помощь как раз в этом и должна заключаться – помочь понять проблему, дать информацию и показать, как правильно ее применить. Ваши специалисты это объясняют?

– Конечно. Для чего и проводят диагностику – ребенка, семьи и семейных отношений. Выясняются и моменты воспитания – насколько развиты родительские воспитательные навыки: я, как родитель, могу знать про возрастные особенности ребенка, но не иметь представления, что с этим знанием делать. У нас в центре проводятся различные тренинги для родителей, о которых мы им рассказываем. Есть, например, тренинговые программы для детей с повышенной агрессивностью, для гиперактивных детей. Это не значит, что мы занимаемся только с детьми, в этом просто не будет смысла – потому что ребенок после занятия вернется в ту же самую обстановку, а обстановку нужно менять. Поэтому идет работа и с родителями. Также, например, есть тренинг «Контакт» – для родителей подростков. Тренинг «Дорога к сердцу» – это как раз по эмоциональному выгоранию, когда родитель просто устал быть родителем и не знает, что делать с собой – он понимает, что с ребенком всё в порядке, а «не в порядке что-то внутри него».

– Теперь я понимаю вашу мысль – почему нужно работать не только с пострадавшими от семейных побоев, но и с теми, кто их нанес.

– Может быть, человек и сам не рад, что в приступе гнева он может ударить жену или ребенка. Но без правильной помощи и поддержки сложно сменить привычную модель поведения, вырваться из нее.

Важный аспект работы с женщинами, перенесшими насилие, – разработка личного плана безопасности, обсуждение алгоритма действий в случае возникновения ситуации угрозы насилия. Самое страшное в ситуации насилия – это молчание. Важно не остаться один на один со своей бедой, а обратиться за помощью.

Статья опубликована в «Газете недели в Саратове» № 2 (416) от 24.01.2017.