Где не ступала нога губернатора
Эта волшебная местность, которая мало изменилась за последние сто лет, находится всего в каких-то 700 с небольшим метрах от правительства Саратовской области. Но уже на подступах к нему, то есть еще ближе к кабинету Валерия Радаева, начинаются обветшалые приметы позапрошлого века на улицах Кутякова, Мясницкой, Гоголя и Зарубина: прогнувшиеся под тяжестью времени дома, покосившиеся подворотни и скрипящие дверьми удобства во дворах...
Ароматы неуходящих эпох
Судя по специфическим запахам даже в морозы, «птичьи домики» функционируют не все. Поэтому местные выплескивают продукты жизнедеятельности прямо на свежезаасфальтированные под выборы (или не под выборы?) мостовые.
Но здесь, на улице, носящей гордое имя Мясницкий овраг, про асфальт не слышали с момента заселения местности.
Какой, к черту, асфальт! Улица-овраг начинается от сквера на Большой Горной между Мясницкой и Радищева узким малоприметным проходом. Найти его можно, если приглядеться к покореженному деревянному «стенду» с соответствующим аншлагом и почтовыми ящиками, а ориентиром будет служить единственное в округе многоэтажное здание гостиницы «Нью-Йорк». Улица-овраг не приспособлена для проезда даже скорых и пожарных машин. Хотя все строения здесь – прилепленные друг к другу саманные полуземлянки-полукаморки высотой чуть выше (а некоторые и ниже) среднего человеческого роста. У тех, кто побогаче, хижины облицованы чем-то вроде гипсокартона, кто-то даже камнем обкладывает, но таких единицы. Случись что, весь трущобный квартал в самом центре города сгорит как спичка.
XXI век не шагнул сюда вовсе, вместе с всевозможными инспекциями членов Общественной палаты, походами губернатора и даже «самого главного урбаниста» из Госдумы. Но XX столетие все же коснулось – электрификацией. Местные жители под стать антуражам – два мужика «по-старорежимному» улыбчиво встречают нас с Голицыным. Другие бы, в более «продвинутых» трущобах, начали интересоваться визитом чужаков с «большой земли»: уж не переселяют ли? А тут – «здрасьте, смотрите, как живем».
Тот, что повыше и помоложе, в серой спецовке, только попросил не фотографировать, но тут же показал на один из покинутых домиков:
– Видите, уезжают отсюда, а мы живем и ничего!
Сизая избушка, заботливо обшитая ржавыми листами стали, оказалась незапертой. Скрипящая дверь под руками второго местного жителя – усатого мужика, чем-то похожего на похудевшего Валерия Сараева, – крякнула, и на нас пахнуло гнилью брошенного обиталища. В темном прямоугольнике открывшегося «интерьера» виднелись разбросанные остатки скарба, ящики, старые газеты, а над всем этим сиял красный глаз работающего электросчетчика.
– Как же так, – спрашиваем у местных, – дом брошен, а счетчик «крутит»?
– Да кто теперь знает, несколько лет уж никого тут нет.
Несмотря на отсутствие замка на двери заброшенной избушки, не скажешь, что она стала прибежищем асоциального элемента – ни тебе бутылок, ни присущего обиталищу бездомных запаха. «Законсервированное жилье» – кажется, так это называется на официальном языке урбанистов, адептов закона разбитых окон или как их там...
Подумалось, что в таких местах даже бомжи не селятся. И правда, зачем им «сквотировать» избушку в довольно плотной слободке, где все друг друга знают. Не поймут местные, берегущие свой уклад.
Дрова для «низов»
Пока я размышлял, наши случайные экскурсоводы продолжили рассказ о съехавших соседях:
– Бросили всё, а когда-то хотели газ подвести, но не дали. Вот и уехали, наверное.
– А чем же вы отапливаетесь? – обращаем внимание, что «национального достояния» здесь и правда отродясь не было, а серый дым из труб валит с отчетливым запахом горящей древесины.
– Как чем? Дровами!
– И как же заготавливаете топливо?
– Раньше, лет 40-50 назад, как и в других районах города, заготавливали дрова. Существовали еще специальные промыслы, а теперь вот сами крутимся. Домов старых под снос в городе полно, вот и разбираем их, запасаемся, – объясняет тот, что постарше, в то время как его приятель начинает торопить.
На прощание мужики советуют найти старушек, которые помнят больше. Но, увы, единственная встреченная нами бабушка занималась расчисткой минималистичного палисадника от снега и была немногословной.
– Вам чего, милки, ищете кого?
– Здравствуйте, мы журналисты, изучаем историю вашей улицы.
– Ой, да чего изучать-то! Улица как улица, только «верхние» беспокоят все время, мусор кидают.
Проблема «верхних» и «нижних» тут действительно существует. Дело в том, что улица Мясницкий овраг идет по дну одноименного геологического образования, берущего начало в окрестностях мусульманского кладбища и впадающего в более крупный и известный Глебучев овраг на задворках экономического института. Местность тут пересеченная, и жители «дна» (применительно к Мясницкому оврагу можно воспринимать это слово во всех смыслах) терпят неудобства обитающих на более высоких участках соседей. Не всех, конечно, а лишь тех, кто не беспокоится по поводу благоустройства. Вот и повисают колбасные шкурки, картофельные очистки и прочие шедевры трэш-арта на заборах и крышах, а также ветках тальника и редких плодовых деревьев, растущих у «нижних».
Но это не самый диковинный для среднестатистического саратовца атрибут Мясницкого оврага, как даже не дровяное отопление. Удивительнее всего в этих заповедных местах – это использование природных условий для, так сказать, природных нужд. Дело в том, что посреди узенькой улицы Мясницкий овраг, а кое-где по ее краям, течет ручей, над которым высятся не только многочисленные деревянные мостки, но и «скворечники» уличных туалетов.
Как нетрудно догадаться, роль выгребных ям, очищать которые сюда не может пробраться ни одна цистерна «золотарей», тут выполняют потоки воды, уносящиеся в коллектор Глебоврага и далее в Волгу.
На двух тупиковых отрезках Мясницкого оврага, разрываемого «дамбой» улицы Соколовой, мы насчитали с десяток таких сооружений.
«Неизвестно, кому и когда пришла мысль ставить туалеты над быстро текущей речкой. Мне – так вспомнились общественные уборные древнего Рима. И вот осколок вечного города почти в центре Саратова, под боком у социально-экономического университета», – поэтически описывал эту систему музейщик Игорь Сорокин, когда мы работали над проектом «Атлас рима», посвященном водным маркерам Саратова.
Дела давно не минувших дней
Судя по всему, заселение Мясницкого оврага началось еще в позапрошлом столетии, о чем свидетельствуют старинные фотографии и публикации. Свое название овраг, очевидно, получил от проходящей выше него улицы Мясницкой. А она появилась на картах города аж почти два столетия назад, начинаясь от Верхнего базара. Среди прочих представителей разных промыслов здесь, очевидно, стали селиться мясники, с которыми местность и стала ассоциироваться. Изначально это была глухая окраина Саратова, но с ростом города слободка «на горах» оказалась в центре.
Готовясь к походу, удалось отыскать любопытную заметку 105-летней давности о жителях «берегов» Мясницкого оврага, опубликованную 12 января 1912 года в газете «Саратовский вестник». Ее автор, городской регистратор, который занимался переписью населения в конце 1911 года, делился впечатлениями:
«Мясницкая улица, выше Б. Горной, со своими маленькими деревянными подслеповатыми домиками напоминала... захолустный уездный городишко – бедный, грязный и мертвый. Когда же я перешел на Александровскую и Дубовскую улицы (ныне – ул. Кооперативная и верх ул. Максима Горького. – Авт.), моим глазам представилась такая мрачная и печальная картина, что я не мог подыскать для нее никакого сравнения ни из городских, ни из деревенских впечатлений, хотя мне в жизни пришлось очень много скитаться по всевозможным городам и весям. Улицы эти крайне узкие и грязные с глубокими промоинами посередине, тесно облеплены двумя рядами кривых, серых домишек; к этим домишкам по склонам оврагов лепятся жалкие лачужки, как бы втиснутые в землю, – которые только одним углом, другие целой половиной, некоторые же всем основанием.
Прилегающие овраги для всех обитателей этих домишек и лачуг служат общей помойной ямой и отхожим местом. Какой здесь должен быть воздух весной и осенью, нетрудно себе представить! Лачуги, прилепившиеся по склонам оврагов, не говоря уже об отравленном воздухе, должны непосредственно своими окнами, стенами принимать всю жидкую гадость, стекающую сверху?»
105 лет назад в бывшей слободке мясников жили уже совсем другие люди, о положении которых автор заметки подробно рассказывает:
«Мясницкая улица населена по преимуществу выселившимися издавна в город крестьянами, занимающимися по большей части ломовым извозом; несколько реже встречаются чернорабочие, по большей части также крестьяне, но безлошадные; еще реже – ремесленники и изредка попадаются чиновники, купившие себе здесь домики-дачи.
Все извозчики страшно пострадали от неурожая истекшего года, как вследствие усилившейся конкуренции и безработицы, так и вследствие сильно повысившихся цен на корма и вообще жизненные продукты.
[...]
Еще хуже положение ремесленников, в особенности сезонных – плотников, столяров, кровельщиков и т.п. С самой осени они почти все без работы, проели имевшийся запас, кредит, имущество; как они протянут до начала новых работ – трудно сказать...
Но... извозчики, ремесленники большею частью имеют все-таки свои домишки, имеют некоторый кредит, какой-никакой запас имущества, который можно заложить или продать.
Совсем в другом положении чернорабочие. Им приходится платить за квартиру, в имущественном отношении они совершенно босяки, в отрепьях и полураздетые, и продавать или закладывать у них совершенно нечего, а потому при безработице им приходится или собирать милостыню, или идти на путь преступлений, или же медленно умирать с голода. Все эти три выхода из настоящего отчаянного положения чернорабочих в действительности и наблюдаются. Чернорабочие моего района сосредоточиваются по преимуществу по мрачным Александровской и Дубовской улицам – по отрогам Глебучева оврага. Какой-то безнадежностью и вымиранием веет от всех этих мрачных, сырых, холодных и вонючих конур, по которым ютятся эти безработные, голодные и раздетые».
Судя по современным бытовым условиям Мясницкого оврага, здешний народ продолжает жить не сильно лучше – пенсионеры, торговцы и прочий люд, обитающие на дне оврага, не жалуются на жизнь и бездействие чиновников.
– Зачем? – ухмыляется тот веселый мужик в спецовке. – У самих руки есть, жили раньше – и теперь проживем.
