Это цирк!
В первый по-настоящему жаркий день лета – 16 июня – участники дела собрались в первом мировом участке Фрунзенского районного суда. В тесную комнатушку – метра три на четыре – народу набилось, как килек в банку. От духоты спасало только открытое окно.
Уголовное дело по статье «Клевета» было заведено в апреле 2015 года по заявлению депутата областной думы Сергея Курихина. Сергей Вилков какое-то время проходил в нем как свидетель, потом стал подозреваемым. В деле четыре эпизода: статья на сайте «Общественного мнения» про предполагаемые связи депутата Курихина с националистами – «Артин помешал Курихину создать подконтрольную «русскую диаспору»?», в которой Вилков размышляет о том, кто именно «слил» компромат на редактора областной Книги Памяти Георгия Фролова, и приходит к выводу, что это был, скорее всего, депутат областной думы Сергей Курихин; пост в социальной сети Facebook от января 2015 года, в котором журналист предполагает, что за его избиением 13 января 2015 года стоит все тот же облдеп – «Думаю, что меня поздравил с Днем печати депутат Курихин»; интервью порталу «ПроСаратов» (сейчас не существует), где в интервью Вилков опять же делится своими соображениями о том, почему и по чьему заказу он был избит, с главным редактором портала Дмитрием Тимчевым; и публикация на личной странице в Facebook сканов документов, которые, как предположил Вилков, похожи на материалы оперативной разработки каких-то правоохранительных органов. В этих распечатках говорится о некоем Курихине Сергее Георгиевиче, его криминальном прошлом в составе ОПГ «Парковские» и связях с офицерами УБОП. В последнем случае в документах фигурирует некий Михаил Завьялов, бывший сотрудник областной налоговой инспекции – второй потерпевший по делу о клевете (первым все-таки является Курихин, который традиционно на заседание не явился, а прислал своего представителя).
«Поза страуса» потерпевшего – это его частная жизнь
За десять минут до назначенного времени журналисты стали заходить в зал суда. Там уже сидел гособвинитель, помощник прокурора города Андрей Склемин, и второй потерпевший Завьялов. Вскоре стало понятно, что мест не хватает. И Игорь Бирюков, председатель саратовского профсоюза журналистов, притащил из коридора еще одну скамью. Собственно, из вольных слушателей были только он, редактор газеты «Богатей» Александр Свешников и правозащитник Григорий Ахтырко. Остальные журналисты – представители различных информагентств города – были тут на работе.
Наш корреспондент Роман Пятаков и корреспондент ИА «Взгляд-Инфо» Рамиль Бахтеев достали фотоаппараты и начали делать снимки.
– Прекратите съемку немедленно, – потребовала рыжеволосая девушка в ярком летнем платье. Она помещалась за столом судебного секретаря, что должно было навести нас на мысль, что она таки и есть секретарь. Однако бейджика с именем у нее не было, как не было и желания представиться на законный вопрос Пятакова: «А вы вообще кто?». Перепалка между представителями прессы и якобы секретарем продолжалась пару минут.
– Так, давайте начнем заново, – протянула рыжеволосая, усевшись за свой стол. – Кто у нас тут присутствует. Вы у нас кто?
Рыжеволосая смотрела на меня в упор.
– Корреспондент.
– Ваше удостоверение! Кто у нас еще СМИ? Давайте мне ваши документы, мне нужно сделать с них ксерокопию и приобщить к материалам дела.
– Зачем мне в моем деле ксерокопии их документов? – искренне удивился Вилков.
Собирая удостоверения со второй партии прибывших корреспондентов, рыжая устало вздохнула:
– Надеюсь, в вашей армии больше не будет пополнений?
В 14.30 в зал суда вошел судья Артем Григорашкин, объявил заседание открытым, на ярком летнем платье секретаря суда Фроловой внезапно появился бейджик.
– Подсудимый, встаньте, пожалуйста, – обратился суд к Вилкову.
На формальные процедуры – объявить, кто присутствует на заседании, зачитать подсудимому права – ушло минут десять. И тут же судья зачем-то удалился. Всего минут на десять. Но за это время представитель потерпевшего Курихина Валерий Холоденко (не законный, просто представитель – чуть позже поправит он судью, чем вызовет хихиканье среди публики) успел вступить в перепалку с видеооператорами. Те, воспользовавшись отсутствием судьи, стали подбирать ракурсы и вести подсъемки, что страшно возмутило Валерия Дмитриевича.
– Не направляйте на меня объектив! Мы сюда пришли работать, а не позировать.
– Тогда, коллега, смените профессию, – возразил правозащитник Григорий Ахтырко.
– Вступать в перепалки со зрителями я не намерен. И коллег здесь я особо не вижу, – вкрадчиво заметил представитель Курихина.
Естественно, когда журналисты выступили с ходатайством о ведении видео– и фотосъемки, Валерий Холоденко был категорически против – это же мешает ведению процесса и отвлекает свидетелей. Причем против был только он один. Ни Михаил Завьялов, ни Андрей Склемин, ни тем более Сергей Вилков и его защитник адвокат Еремин не выступали за запрет видео и фото. Защита Вилкова, напротив, ходатайствовала о ведении собственной видеосъемки судебных заседаний по делу – во избежание двойственных толкований и искажения фактов («с целью полного, всестороннего и беспристрастного рассмотрения уголовного дела, а также реализации уголовно-процессуальных принципов и общих условий судебного разбирательства, таких как непосредственность, устность, гласность, равенство прав и состязательность сторон, недопущение в последующем искажения смыслового содержания показаний потерпевших, свидетелей и других исследованных в судебном заседании доказательств» – из речи адвоката Андрея Еремина). Диск с видеозаписью планировалось позже приобщить к делу.
Что тут началось!
Холоденко, во время речи Еремина быстро-быстро что-то писавший на листочке, встал и патетически произнес:
– Я полагаю, что своим заявлением защитник Еремин высказал недоверие секретарю судебного заседания и судье в части ведения протокола. Мы понимаем, кем изготавливается и кем подписывается протокол. И эти намеки я считаю недопустимыми. По сути же мы имеем дело со скрытым отводом, ни больше ни меньше, – продолжал фантазировать Валерий Дмитриевич. – Я думаю также, что ссылка на этот весь набор принципов и общих условий является неосновательной.
Ближе к финалу своей речи Холоденко пришел к выводу, что применение видеозаписи будет отвлекать участников процесса, потому что как минимум она отвлекает его. А также будет отвлекать потерпевших, в частности Сергея Курихина.
– И это помимо того, что здесь достаточное количество людей... э-э-э... присутствующих, чему мы не можем никак воспрепятствовать.
Это было несколько похоже на панику со стороны представителя Курихина. Но вскоре паника эта разъяснилась. Чего же так боялся Валерий Дмитриевич (причем боялся не за себя)? Всего-навсего вмешательства в частную жизнь областного депутата.
– Видите ли, – пояснил Холоденко, – я замечаю, что те видеозаписи, которые производятся, нередко выставляются на сайтах информагентств и других сайтах в сети Интернет. Нередко журналисты злоупотребляют и выставляют участников в неприглядном виде. Любой человек может на секунду задуматься и, потянувшись за ручкой, за диктофоном, за материалами дела, стать в позу... ну, понятно какую... – для наглядности Валерий Дмитриевич сделал вид, что тянется под стол за чем-то, встав – опять же для наглядности – в позу «ну, понятно, какую». – Некоторые журналисты имеют склонность запечатлевать такого рода кадры и выставлять их в сети. Я считаю, что это вторжение в частную жизнь.
Язык зачесался спросить Валерия Дмитриевича – при чем тут видеосъемка, если подобным обычно грешат фотокоры и бильдредакторы? Видео как раз не делает акцентов на случайных невыгодных позициях, просто честно фиксирует, что происходит в зале суда. И с какого времени выступления на публичных, открытых площадках считаются частной жизнью?
Не знаю, появились ли подобные вопросы у судьи Григорашкина. Но ходатайство Холоденко о запрете именно видеофиксации процесса он поддержал. А вот у фотокорреспондентов оказались развязаны руки (ну, почти – несколько раз в процессе суд делал замечания представителям СМИ за работу вспышки и за щелчки фотоаппарата). Правда, фотокоры этим не особенно пользовались. Где-то через полчаса после этой проникновенной речи про защиту частной жизни и «понятно какую позу», вентилятор снес со стола представителя потерпевшего какие-то документы: Холоденко поймал на лету что успел, а за остальными бумагами ему пришлось нырять под стол. В той самой позе. Ну, вы сами понимаете, в какой.
«Считаю эту информацию истинной и постараюсь это доказать»
Дальше потянулась рутина процесса: гособвинитель минут двадцать зачитывал обвинение – практически речитативом, без выражения и без пауз. Там звучало все то, за что мы так любим открытые судебные заседания: «Мелкий», ОПГ «Парковские» и прочее, прочее, прочее. И все применительно к депутату областной думы Сергею Курихину. Конечно, именно эти сочетания, по кругу повторяемые Андреем Склеминым, и трактовались как клевета, но звучало все равно забавно.
Адвокат Еремин справедливо заметил, что подобной информации о потерпевшем, выложенной в сеть, довольно много. И Вилков далеко не первый, кто ее публикует. Так почему же уголовное дело заведено именно на Вилкова? Понятно почему – это способ воздействия на СМИ и попытка задушить свободу слова.
– Я настаиваю на своей невиновности, – заявил Вилков в своем ответном слове. И пояснил, почему: – Во-первых, потому что от моего лица нигде не исходило утвердительных обвинений в адрес Курихина. Во-вторых, во всех случаях, которые стали эпизодами этого уголовного дела, я был уверен в правдивости той информации, которая публиковалась мной в предположительной форме. Например, если говорить о выложенных мной в соцсетях документах, указывающих на криминальное прошлое Сергея Курихина. Да, я считал и считаю, что депутат Курихин и бандит «Мелкий» – это одно и то же лицо. Об этом еще в 2011 году в СМИ заявлял генерал-майор МВД Владимир Овчинский, действующий советник министра внутренних дел России. Он же заявлял о том, что за Курихиным целая серия бандитских преступлений. О членстве Курихина в ОПГ заявляли свидетели по делу об убийстве областного прокурора Григорьева – эти показания публиковались в интернете, но если суду этого недостаточно, у меня есть их фотокопии. Кроме того, эту информацию 
нисколько, на мой взгляд, не опровергает то, что Курихин не судим. Как известно, лидер крупнейшей саратовской ОПГ Игорь Чикунов тоже не имел судимостей. Возможно, если бы он дожил до наших дней, мы бы увидели его в парламенте. Что касается обвинения меня в том, что я высказывал лично подозрения в том, что Курихин мог быть причастен к нападению на меня 13 января 2015 года, то я до сих пор считаю, что именно он стоит за этим преступлением. На мой взгляд, зная фабулу, трудно предполагать что-то иное. Но в то же время во всех своих публичных выступлениях, я замечу, я всегда говорю, что это лишь мое мнение и не более. Что касается статьи 2014 года на сайте «Общественного мнения». Во-первых, она никоим образом не ущемляет интересы Курихина, не задевает его честь и достоинство. Скорее наоборот, она свидетельствует о его больших лоббистских возможностях. Тем не менее, в тексте статьи совершенно четко указано, что это только моя версия событий, но, разумеется, взятая не с потолка, а выведенная на основе сопоставления фактов и показаний множества независимых друг от друга источников, то есть я тоже был уверен в этой версии. Никакого состава преступления в моих действиях нет. Как известно, статья «Клевета» в нынешней редакции предполагает заведомо ложные сведения – то есть распространитель должен заранее знать, что он распространяет ложь. В то же время всем очевидно, что у меня есть и были основания считать эту информацию, распространенную мной, истинной. Более того, я надеюсь в данном судебном заседании это доказать. Я считаю данное уголовное дело заказанным Сергеем Георгиевичем Курихиным. Я думаю, что его цель – запугать саратовскую прессу за допущение любой критики в его адрес. И думаю также, что ту же цель преследовало нападение на меня в 2015 году.
«К предыдущей публикации у меня претензий нет»
Первым допрашивали потерпевшего Михаила Завьялова, бывшего замглавы УФСКН по Саратовской области. С 2001 по 2003 год Михаил Геннадьевич трудился в областной налоговой полиции, какое-то время руководил оперативной службой.
Во время допроса Завьялов заметно нервничал, перепутал потерпевшего с подсудимым. Когда судья стал спрашивать, знает ли Завьялов подсудимого, тот заявил, что с Курихиным он знаком не был, а встречался только на заседаниях областной думы, куда направляли силовой блок.
– Я вас про подсудимого спрашиваю! – Артем Григорашкин выразительно посмотрел сначала на Завьялова, потом на Вилкова.
– А-а-а. Нет, Вилкова я не знаю, – спохватился потерпевший №2.
Потерпел он потому, что в опубликованных Вилковым документах упоминается о том, что якобы «полковник госнаркоконтроля Завьялов Михаил, когда работал в налоговой полиции, помог Курихину Сергею Георгиевичу закрыть уголовное дело по факту неуплаты налогов за 100000 рублей».
По ходу допроса выяснилось, что в первый раз потерпевший претерпел страдания из-за этой информации лет пять-шесть назад. Когда в какой-то газете вышла статья про какие-то скелеты в шкафу Курихина (потом обвинение уточнило показания, зачитав выдержки из дела – это был фейковый «Саратовский репортер», статья «Скелеты в шкафу депутата Курихина», автора которой так и не нашли, хотя те самые пять-шесть лет назад перетряхнули по этому поводу половину саратовской прессы). Тогда же московское начальство Завьялова, которое мониторит все публикации в СМИ, поручило провести служебную проверку в отношении опубликованного факта. По словам Завьялова, служебная проверка нарушений не выявила.
– Как вам повредила эта информация? Может быть, она доставила вам моральные страдания? – задал вопрос представитель гособвинения.
– Протестую, – заявил Еремин. – Вопрос наводящий.
– Представитель защиты, я делаю вам замечание за выкрики с места, – отрезал судья.
– Но он же подсказывает потерпевшему ответ!
Начался гвалт. Судья сделал замечание всем и потребовал от потерпевшего ответа на поставленный представителем прокуратуры вопрос.
– Да, конечно, материального ущерба не было, – начал Завьялов. – Но я офицер, прослужил 34 года, у меня только награды и поощрения, ни одного взыскания. И тут проверка. Это моральные страдания, да.
Правда, на просьбу стороны защиты предоставить результат той самой служебной проверки Завьялов «пошел в отказ»: по его словам выходило, что это была не служебная проверка, а просто внутренняя, и результатов в архивах нет.
Когда дали слово адвокату Еремину, он, конечно же, задал вопрос, который волновал присутствующих: от какой конкретно публикации потерпевший получил моральные страдания?
– От Вилкова. К той статье у меня претензий нет.
Документы, опубликованные Вилковым, Завьялов увидел через Facebook в апреле этого года.
Теперь защита потребовала от потерпевшего рассказать, под каким именем тот зарегистрирован в социальной сети – ведь если аккаунта нет, то подлинность его слов можно подвергнуть сомнению. Значит, кто-то нарочно прислал ему эту публикацию. Но тогда кто это был?
– Вы мне не верите, что я зарегистрирован на Facebook? – засмеялся Завьялов. – Да заходите, я вас всех в друзья добавлю!
Надо сказать, что аккаунт у бывшего сотрудника УФСКН в этой социальной сети имеется. Но заведен он в январе 2016 года (а публикация была сделана в феврале 2015-го, как мы помним) и до сих пор совершенно чист.
Во время допроса Завьялов нервничал, у него дрожали губы, он обильно потел, несмотря на то, что вентилятор регулярно поворачивался в его сторону, а в зале заседаний было настежь открыто окно и гулял легкий сквознячок. Все время допроса он тяжело опирался на впереди стоящую скамью (трибуну для допросов убрали, чтобы освободить место для слушателей, и допрашивать участников процесса приходилось с места). Было заметно, что ему очень неуютно здесь. Он, как мантру, повторял, что Курихина не знает, уголовных дел по нему в налоговой не видел, в отделе оперативной работы, который он возглавлял, работало 120 человек, и до него никакие слухи про Курихина не доходили.
Принудительный привод
Под конец судебного заседания Михаил Геннадьевич попросил судью Григорашкина не вызывать его больше в суд:
– Вы же понимаете, лето, я могу уехать.
Против чего, естественно, выступила сторона защиты – а вдруг в процессе будут нарушены права потерпевшего? Вообще говоря, в суде по уголовным делам присутствие потерпевших обязательно, если на то нет уважительных причин. Они же заварили всю эту кашу.
Но вот Сергей Георгиевич, как обычно, суд проигнорировал, несмотря на то, что был о заседании извещен (об этом сказала секретарь суда Фролова еще в самом начале заседания). Бумагу о неучастии по уважительным причинам он суду предоставил через своего представителя Холоденко. Но защиту все равно интересовало – что это за уважительные причины такие? Может, это просто слова представителя.
– Я считаю, что он [Курихин] не желает участвовать в судебном заседании, и считаю, что есть все основания для принудительного привода Сергея Курихина в суд, – заявил Еремин и даже попросил судью обратить внимание на хитрую ухмылку гособвинителя.
Андрей Склемин в это время, действительно, широко улыбался. А Холоденко развел руками и выдохнул вполголоса:
– Цирк!
Затем ему дали слово. И Холоденко встал и начал свою очередную речь. В Валерии Дмитриевиче, однозначно, погиб актер. Как он играет голосом!
– Я прошу вас обратить внимание на ложь, прозвучавшую из уст защитника, – слова Холоденко звучали резко. – Здесь присутствуют уважаемые люди, можно сказать, цвет журналистики саратовской, – он обвел взглядом публику, тон его смягчился. – Якобы Курихин не желает участвовать – нет такого заявления! – слова оратора вылетали как пули. – Он просит суд, уважительно обращается к суду, – тон представителя стал заискивающим. – И если кто-то позволяет себе искажать содержание заявлений, я считаю это недопустимым!
Заключительная фраза прозвучала громко и убедительно. Затем Холоденко сел и подмигнул журналистам.
Впрочем, при изучении доказательств допрос потерпевшего Курихина должен быть обязательно и должен быть следующим, – это признает и прокуратура, которая, собственно, и выстроила порядок исследования доказательств в суде. И, скорее всего, Сергей Георгиевич пожалует лично на следующее судебное заседание, которое состоится 23 июня. Без этого продолжить суд будет проблематично. Ну что ж, нет сомнений, что цвет саратовской журналистики ждет этого события с нетерпением. Иначе и правда потребуется принудительный привод. И вот это уже будет интересно.