Быть Антоном Долиным
Его знают все – от завзятых синефилов до зрителей Первого канала. С его подачи весь Фейсбук раскупает тиражи «Щегла» Донны Тарт или идет на премьеру «Багрового пика». Читают Алексиевич и слушают Вагнера. Дискутируют о системе школьного образования и изучают прерафаэлитов. И здесь нет никакого преувеличения. Благодаря разносторонним интересам, популярной манере подачи собственных мыслей, фантастической энергии, которой хватает на его многочисленные виды деятельности, Антон Долин как-то незаметно стал камертоном для очень многих людей. Его рекомендациям следуют, с его вкусами сверяются и, найдя подтверждение своему мнению, облегченно вздыхают. Добровольно ли или волею обстоятельств Антон сейчас – кинокритик №1 в России. Борец по жизни, либерал по убеждениям, атеист по религиозной принадлежности. Он приехал на кинофестиваль «Саратовские страдания», чтобы прочитать лекцию о современном российском кино и порассуждать о том, кому и зачем мы нужны.
– Антон, с легкой руки братьев Пресняковых бытует такая фраза: «Русское кино в жопе». Людям, причастным к кино, приходится как-то от нее отбиваться. Что вы говорите, когда к вам пристают с такой формулировкой? И в каком месте находится российское кино на самом деле?
– Мне очень многое как зрителю и как критику в российском кино не нравится. Но мне кажется, нужно отбросить ложные концепции и предпосылки, чтобы очистить свой мозг для более рационального восприятия этой проблемы. Первый фильтр, который нужно поставить, это перестать считать, что российское кино – это прямое продолжение советского кино. Советское кино было действительно великим, конечно, не все. Но это связано с тем, что это было другое время, другое государство, другая система финансирования, другие редакторы. И даже те же люди, которые сейчас здоровы физически и снимали тогда, если смотреть их старые и новые фильмы, – это небо и земля. Это разные страны. И это разный рынок, с этим тоже все связано. Был кинематограф, который выпускал фильм «Экипаж», и вся страна его смотрела. А сейчас, говорят, вся страна смотрит «Трансформеров». Позор, говорят. Но в реальности вся страна смотрела «Экипаж» не только потому, что он был хороший, но и потому, что не было никакой возможности вместо этого пойти на «Звездные войны», «Челюсти» или «Индиану Джонса».
Или говорят, на Тарковского ходили миллионы зрителей, а сейчас на Звягинцева не ходят. Разное количество кинотеатров, разная цена билетов. Звягинцев – один из огромного числа режиссеров авторского русского кино. А тогда был Тарковский и всё. Потом через два года можно было увидеть один фильм Феллини.
И был невероятный голод, и люди не могли ездить за границу. Не было других развлечений, особенно в маленьких городах. В общем, когда мы начинаем оперировать цифрами и говорить, что люди стали меньше ходить, это связано с совершенно другой системой зрительской селекции. Это первое. Второе: нужно снять фильтр ложных установок, что мы должны поддерживать российское кино только потому, что оно российское. Или любить его, или платить за него. Это полная ерунда, как и любой насаждаемый патриотизм.
Патриотизм – это любовь к родине. Любая любовь, которая учит, превращается в ужас. Либо она превращается в ненависть, либо становится тотальной фальшью. Не знаю даже, что хуже. Когда человек любит смотреть кино, он и будет сам проводить эту селекцию.
А то получается, что мы совершаем ментальное насилие, заставляем идти и смотреть русское. Но мы же не можем режиссеров и операторов убедить в том, чтобы они стали талантливыми. Невозможно впрыснуть человеку талант. А что можно сделать? То, чего наши руководители от культуры не хотят делать. А именно – дать нашему кино свободно плавать и выплывать. На рынке бороться. Только талантливые выплывут. Только у талантливых будет возможность победить. Сегодня есть огромное количество блокбастеров или фильмов, претендующих на звание блокбастеров, которые снимаются за государственный бюджет, а потом проваливаются. Почему они получают эти деньги? Талант тут ни при чем. Просто у кого-то в голове возникла связка: это патриотический фильм, поэтому его надо оплачивать, значит, даем много денег, люди будут это смотреть, потому что это полезно. Люди идут и смотрят на этот патриотизм за деньги. Люди не идиоты, они понимают, что если за деньги, то это не настоящее. В результате деньги выбросили на воздух – публика недовольна. И все больше кажется, что русское кино в жопе.
– Я думаю, такое убеждение связано еще с тем, что люди пытаются сравнивать с Голливудом? А конкурировать с Голливудом ведь бесполезно. Вот мы видим пример успеха «Левиафана». Мы видим, что европейского зрителя зацепила универсальная история, рассказанная Звягинцевым. Чем еще мы можем быть интересными, конкурентоспособными?
– Вопрос: где нам нужно конкурировать, пусть не с Голливудом, а с фильмами других стран? Есть области, в которых невозможно превзойти определенные страны. Смешно было бы пытаться в вестерне переплюнуть американцев. Или сделать такой же крутой фильм ужасов. Или триллер лучше Хичкока. Никто на самом деле и не пытается. Если делается что-то такое, делается подражание. Никто, кроме американцев, не делает блокбастеры. Кассовые хиты, французские во Франции, датские в Дании, никогда не являются блокбастерами. Например, во Франции намного больше выделяется денег на кино, чем в России, но все равно потратить 100-200 миллионов на фильм, чтобы потом не прогореть, они не в состоянии. Голливуд это делает, потому что они прокатывают фильмы по всему миру. Одна Америка, хотя там кинотеатров гигантское количество, никогда бы не могла это окупить. Голливудские фильмы окупаются, потому что они не американские, они всемирные. В других странах это не делают, потому что у них нет денег, нет такой индустрии мощной. Поэтому нужно найти формулу того, что публика готова была бы смотреть, зная, что это снято не за гигантские деньги.
Здесь есть одна проблема системная, которая еще не решена. То, что у нас в кино ходят в основном тинейджеры. А тинейджеры хотят смотреть именно блокбастеры и не хотят смотреть российское кино. Потому что «Сталинграду» не сравниться с фильмом «Ярость». Они не понимают, что «Сталинград» – это одна десятая стоимости «Ярости». Везде в мире голливудские фильмы может побить хорошая комедия. Юмор – очень специфическая вещь. Она как раз не интернациональна, она национальна. Поэтому сделать хорошую комедию и с ней победить по кассовым сборам – это абсолютно реально. Только надо понять одну вещь: нужно навсегда запретить (хотя я против любых запретов), донести до людей, убрать идею «доброго» кино. Потому что у нас все комедии находятся в зоне доброго кино. А это фантом, не бывает доброго кино вообще. И если фильм благостный и говорит, что все хорошо, обычно это значит, что фильм врет.
Любой человек ходит в кино, чтобы идентифицироваться с экраном. Если с экрана ему врут, идентифицироваться невозможно. Невозможно соучаствовать и сочувствовать. Все очень просто.
Поэтому «Горько» так сенсационно прошел. Потому что это комедия, которая смешна отчасти оттого, что в ней нет этой навязчивой доброты, этого сиропа, этой сахарной ваты. Фильм стоил ерунду, звезд там вообще не было, кроме Светлакова в маленькой роли, и то можно было без него обойтись. И пожалуйста, у нас получилось. А ведь это то же самое, что делает Голливуд. Там тоже снимаются комедии в стиле «found footage», на непрофессиональную камеру, тоже за три копейки снимаются. И тоже собирают много денег.
Безусловно, русское кино для многих – это драма. Ну, так вышло, что самый известный русский режиссер в мире – это Тарковский. Естественно, от нас ждут драму, ждут метафизику, ждут тяжеловесность. Поэтому так востребован Андрей Звягинцев. Он это делает лучше, чем многие режиссеры в мире. И эта невыносимая тяжесть бытия – то, что привлекает в русских фильмах. Но в России мы такое смотреть не любим. Это опять же результат пропаганды.
Второе искусственное понятие – «чернуха». Нигде в мире никому это не объяснить. Что такое чернуха? Это фильмы, где все мрачно. Драма, трагедия. Что значит мрачно? Это либо вранье. Или это мрак, который мы переживаем повседневно в жизни. В такой ситуации это просто реалистическая драма. Это обычный уважаемый жанр, в котором прекрасные русские драматурги, Островский или Толстой в своих пьесах, творили. Почитайте «Власть тьмы», например, или «Живой труп». Мрачнейшие истории, куда там Звягинцеву. Лев Николаевич писал. И ничего, шли на сцене и были хитами.
– В своих рецензиях вы обычно доброжелательны. Но не так давно разнесли в пух и прах фильм «Родина». Почему? И какой, на ваш взгляд, должен быть фильм, рассказывающий о России?
– Во-первых, любой хороший фильм, сделанный о России, рассказывает о загадочной русской душе. По определению. Поэтому как только начинаешь специально искать этот код русской души, тут и попадаешь в западню. Это слишком нарочитая задача. Это все равно как если ты снимаешь фильм, пытаясь рассказать о человеке. На самом деле что бы ты ни снимал, ты рассказываешь о человеке. Фильм «Горько», «Левиафан» или «Сталинград» рассказывают, что такое Россия и наш национальный код. Что касается фильма «Родина«, я как раз его не разнес, а написал одну саркастическую реплику в Фейсбуке, не стал писать рецензию и не хочу. Я с годами не то чтобы подобрел, но стал понимать, что очень мало есть фильмов, которые заслуживают негативных рецензий. И дело не в том, что все фильмы хорошие, и не в том, что все субъективно и всегда найдется кинокритик, который в чем-то увидел ад и кошмар, а другой увидит в этом какую-то прелесть. Для каждого человека, оценивающего искусство, его вкус является критерием. Но я глубоко верю в зрителя. Я не верю, что зритель – идиот. Это значит, что когда выходит плохой фильм, то как бы его ни разрекламировали, зрители или не пойдут его смотреть, или посмотрят и забудут, или посмотрят и разругают. Этот фильм ничего не получит. Может быть, заработает денег. Но деньги – это все тлен. В вечности это не останется.
То есть плохие фильмы безвредны по большому счету, какими бы они не были бездарными. А хорошие фильмы, как бы кто их ни ругал, останутся. И что же получается? Посмотрел я фильм и решил, что он плох. Зачем о нем писать? Зачем расстраивать людей, которые его делали и были уверены в том, что они талантливы, а фильм замечателен? Писать: не ходите? Так все равно пойдут, чтобы помучиться и написать потом: как же ты был прав, действительно дрянь! Но зачем я всем испортил настроение, в том числе и свою карму? Если же я ошибаюсь, а фильм замечательный, зачем мне эту свою ошибку всем представлять и горделиво доказывать, что это полная дрянь.
Работа критика заключается не в том, чтобы рассказать, хороший это фильм или плохой, она в том, чтобы показать, что в этом фильме есть, почему он вызывает такие чувства, проанализировать как-то. И я лучше буду анализировать то, что мне нравится, чем выполнять функцию санитара леса, тем более таких направо и налево – как грязи. Моих коллег, которым нравится ругать, много. Считается, раз критик – так критикуй. И чем больше ты ругаешь, тем более у тебя крутая репутация. Мне кажется, что это не так, и моему психотипу этот подход не близок.
– Если говорить о фильмах этого года, то можно ли констатировать тот факт, что в российском кино наступила определенная засуха? Кого мы будем номинировать на «Орлов», «Ник» и прочие премии?
– Ну, во-первых, номинантов у нас всегда предостаточно. Был год, когда я вообще не понимал, кто получит лучший фильм, а получили «Стиляги». На мой взгляд, совершенно никчемный, провальный фильм, по-моему, никто его и не вспоминает. Поначалу я был совершенно недоволен, что он победил, а сейчас я с ним примирился. Мне кажется, что режиссер Валерий Тодоровский, пройдя через этот фильм, понял что-то такое про себя важное, что привело его к сериалу «Оттепель». А он совершенно замечательный, лучший. Но поскольку в предыдущем фильме есть эти сцены, элементы мюзикла, получается, что во внутренней логике этого режиссера «Стиляги» сыграли позитивную роль. Вот и в этом году кого-нибудь наградят, кто-то увезет домой эти приятные и бессмысленные статуэтки, которые в общем-то ни на что не влияют – ни на зрительский интерес, ни на гонорары, только на самоуважение. Пусть дадут кому-то условные медали и ордена, пусть им будет хорошо.
– Вопрос немного не про кино, хотя про него тоже. Вы выступали на суде Олега Сенцова. Какое впечатление на вас это произвело?
– Это было похоже на спектакль или фильм, неслучайно жанр судебной драмы так востребован по всему миру. Хотя учитывая то, что там не всех пускали в зал, особенно представителей прессы, и за процессом можно было наблюдать по мониторам, это было такое кино, сериал. Кто для этого писал сценарий, я затруднюсь ответить. Но это был спектакль с предсказуемой развязкой. По крайней мере, я без труда смог ее предсказать.
– Как вы думаете, к чему приведут своеобразные отношения государства и кинематографа?
– Следующий год – год кино. Будет очень много денег потрачено на развитие российского кино. Но я как человек, не работающий ни в каких властных структурах или в кинопроизводстве, смотрю со стороны и понимаю, что сейчас лучшее, что государство может сделать для российского кино, это перестать финансировать его вообще. Это, конечно, было бы для многих людей очень тяжело, они бы потеряли работу, но буквально через год в индустрии остались бы только люди, которые не могут не снимать кино, для которых это вопрос жизни и смерти. Фильмов-то так много и не нужно. В этом году прошли премьеры 118 новых российских фильмов, это Мединский озвучивал. Я могу спросить какого-нибудь суперобожателя российского кино, сколько он видел хороших русских фильмов за год. Думаю, что если у кого-то наберется три, это будет очень счастливый человек. Зачем тогда остальные 115 фильмов?
Везде, где государство пытается воздействовать на содержание фильма, это пагубно. Всегда. Объявление приоритетных тем, материалов, юбилеев победы – это плохо. Всегда. Не потому, что делать фильмы к юбилею Победы, – это плохо. Искусство должно идти изнутри, из внутреннего импульса автора.
Обратная сторона насмотренности и желания охватить все на свете - это, к сожалению, невозможность эмоционально реагировать на окружающую действительность. С психологической точки зрения, только предельная собранность, крайняя степень рациональности и возможна для такого экстенсивного типа существования. Взяв на себя ответственность за право владеть умами читателей и слушателей, нужно быть готовым к тому, что времени и жизненной энергии на эмоции у тебя не останется. Быть Антоном Долиным местами совсем не просто.
